Кровный враг (ЛП) - Кокс Грег - Страница 30

«Я не могу потерять то, что никогда не был моим».

Колокола зазвонили высоко над головой, предупреждая, что солнце снова взошло. Луциан осмотрелся и обнаружил, что находится в одиночестве в пустом зале. Все следы банкета прошлой ночи были убраны. Догорающие факелы шипели в бра. Только слабый аромат жареного мяса и холодной крови остался в прохладном утреннем воздухе.

«Но нет», — понял Луциан. Он был не совсем один. Знакомый мускусный запах донёсся до него. Он услышал пару босых ног, идущих по полу за его спиной. Гибкие руки обхватили его талию, и подбородок нахально упёрся ему в плечо.

«Почему ты так мрачен, Луциан?» — шепнула ему на ухо Лейба. Ее горячее дыхание, пахнущие остатками вина и кровью, согрело его шею. Ее полная грудь прижалась к его спине. Дымный запах кухни пристал к её грубой шерстяной одежде. «Я,кажется, знаю средство, которое тебе нужно».

Видимо, недели, проведённые вдали от замка, не поубавили пыл горничной, или что более вероятно, ее желание расположить к себе высшего ликана в королевском дворе старейшины. Ее назойливые пальцы играли с оловянным значком на его тунике, прежде чем спустится ниже. Острые зубы покусывали его ухо.

«Нет», — подумал он, отстраняясь от нее. В отличие от прошлого времени, когда Лейба пыталась соблазнить его, Луциан даже не был искушен. Как он мог развлекаться с другой, в то время как осколки его разбитого сердца свободно кровоточат в груди? Все, о чём он сейчас мог думать, это об умоляющих глазах Сони, когда она смотрела на него за спиной своего отца. Она выглядела почти такой же несчастной, как он себя чувствовал.

По той же причине?

Не легко разубедить Лейбу в её упорной решительности. Ее губы и язык снова вернулись к нему, прижавшись к его обнажённому горлу, в то время как ее пальцы потянули пряжку его ремня. Она хрипло зарычала, как волчица в тепле.

«Хватит!» — он оттолкнул ее от себя с такой силой, что она споткнулась, едва не упав. Горечь в душе заставила его говорить более жестоко, чем он должен был. «Найди другую жаждущую шавку, которая поведётся на твои уловки. То, что было между нами, было молодой глупостью, ничего больше «.

Ярость вспыхнула в темных цыганских глазах Лейбы. Ее кулаки сжались по бокам. «Ты высокомерная задница! Ты думаешь, что моя любовь не достаточно хороша для тебя? «Ее насмешливый смех эхом разнёсся по всему залу. «Я видела, как ты смотрел на дочь старейшины, но она всегда будет для тебя так же недосягаема, как луна. Под твоим напускным высокомерием, ты просто ликан, как и все мы, и не забывай этого! Ты лишь дрессированная собака, выполняющая трюки для своих повелителей! «

Луциан не стал спорить с Лейбой. Она бросилась вон из зала, бросив на него взгляд через плечо. Ее темные кудри развивались вокруг неё, напоминая уходящую грозу.

Он знал, то что она говорила, было правдой.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ЗАМОК КОРВИНУСА

Луциан ворочался на своём убогом соломенном ложе, но сон не приходил. После праздника, который длился всю ночь, он должен был устать, но его мучила мысль о женитьбе Сони и Николая. Ревность и тоска в совокупности делали каждое мгновение тяжёлым испытанием, не дающим ему покоя.

«Луциан?»

Он открыл глаза и увидел темную фигуру, приближающуюся к нему. Гнев воспылал в его сердце, когда, на мгновение, он подумал, что Лейба собирается сделать ещё одну вопиющую попытку соблазнить его. «Неужели она никогда не оставит меня в покое?» — сердито подумал он, — «Что я должен сделать, чтобы она от меня отстала?»

Его незваный гость приблизился. Однако, Луциан увидел, что это, на самом деле, другой ликан, которую звали Грушенька. Она работала прачкой в замке. Она была худощавой и светловолосой девушкой крестьянского происхождения, в то время как Лейба было темной и пышной.

«Да», — осведомился он, садясь, — «Что стряслось?»

Грушенька беспокойно оглянулась, как бы убедившись, что никто не следит, затем достала из— под грязного фартука рулон жёлтого пергамента, связанный золотой шелковой лентой.

Сердце Луциана прыгнуло при виде ленты. Не одна женщина ликан не обладала ничем настолько прекрасным, но Соня и другие знатные дамы вампиров часто носили такие ленты в волосах.

«Может быть», — задался он вопросом, — «это послание от самой принцессы?»

«Леди Соня попросила меня передать тебе это», — прошептала Грушенька, подтверждая желанное предположение Луциана. Она украдкой оглянулась еще раз. «Но не тогда, когда Сорен или кто— либо другой будет смотреть».

Луциан кивнул, стараясь изо всех сил скрыть свое волнение. «Большое спасибо, Грушенька», — сказал он искренне, — «Я уверен, что принцесса оценит твою осторожность».

«Как и я», — подумал он.

Волнующаяся прачка, казалось, больше стремилась выполнить своё таинственное поручение, чем узнать содержание пергамента. Она прокралась назад в коридор за пределы темной ниши, в которой спал Луциан.

Он подождал, пока ее шаги стихнут, перед тем как осторожно развязать ленту, пытаясь не разорвать тонкий шелк. Он поднял ленту к носу и вдохнул незабываемый аромат волос Сони.

Сердце колотилось, он развернул пергамент. Внутри он нашел короткое сообщение, написанное элегантным почерком, который мог принадлежать только обученной принцессе. Луциан поблагодарил судьбу за то, что в отличие от многих своих собратьев ликанов, он сам научился читать:

Дорогой друг, Встретимся в часовне замка ровно в полдень. Прошу никому не рассказывай об этой записке. Твой товарищ по несчастью, С.

Луциан перечитывал короткое послание снова и снова. Волнение в его душе росло каждый раз, когда он просматривал изысканные строчки. Хотя он старался держать в узде своё лихорадочное воображение, дикие фантазии возникали в его мозгу, наполняя его надеждой и тревогой. «Что это значит?» — думал он пылко, все мысли о сне были забыты, — «Зачем эта тайная встреча?»

Поднявшись со своего ложа, он поспешно оделся и стал готовиться к встрече с Соней. Колокола только недавно отзвонили одиннадцать, но он спешил, как будто его бессмертие зависело от этого. Он расчесал чёрные волосы грубым костяным гребнем и поскрёб зубы сухой веткой, которую он хранил для таких целей. Он говорил себе, что он просто делает себя презентабельным для принцессы, но все же он чувствовал себя как деревенский парень, готовящийся к своему первому танцу летнего солнцестояния.

«Кто знает намерения леди?» — думал он, — «Она видела мои убийства в её имя. Возможно, она просто хочет, чтобы я устранил ее ненавистного жениха? Если так, то я с удовольствием сыграю убийцу для неё».

В залах замка было тихо, когда он направился через крепость. Большинство из домашних слуг, в том числе и ликанов, отдыхали после стараний ночи. Луциану встретилось несколько стражников и посудомоек. Ни один из них не усомнился в целях его прогулки по тихим коридорам.

Часовня располагалась на самом верхнем этаже замка Ковинуса. Немногие когда— либо посещали заброшенную комнату для вероисповедования, будучи уже бессмертными, жители замка были мало заинтересованы в обещаниях церкви о будущей жизни. Луциан сам не мог вспомнить, когда последний раз он поднимался по винтовой лестнице, ведущей к входу в часовню.

Скульптуры давно умерших святых окружали закрытые деревянные двери. Мифические звери прыгали по мраморной арке над прогнившими деревянными дверями, которые выглядели так, будто они не ремонтировались веками. Пустая ступа, в которой когда— то находилась святая вода, стояла у входа, её впалая чаша теперь высохла, как смерть.

Ржавые петли громко заскрипели, когда Луциан открыл дверь. Он вздрогнул, но это шумное эхо не привлекло ничьего внимания. Он напомнил себе, что Виктор, Сорен и другие вампиры днём спали.

Что сделало это время идеальным для их с Соней встречи.

В самой часовне тоже было достаточно доказательств ее заброшенности. Пыль покрывала все поверхности, в том числе и алтарь с резными деревянными иконами на нём. Выцветший гобелен, изображающий басню Волк и Ягненок, закрывал витражное окно за алтарем, благодаря чему комната была безопасной для Сони. Паутина, словно занавески, свисала с потолка, скрывая разрушающееся изображение Христа и его учеников, нарисованных на оштукатуренных стенах часовни. Запах древних благовоний висел в застоявшемся воздухе. Крысиный помет валялся на полу. В одинокой комнате не было священника; ковен не нуждался в них.