Лезвие сна - де Линт Чарльз - Страница 10

– Должен же кто-то издавать ваши книги, – сказал однажды Алан, чем сильно огорчил Кэти, считавшую его одним из самых способных к литературе студентов.

В доказательство своей правоты Алан привел в пример «Кроуси ревю», небольшой иллюстрированный журнал, который он издавал прошлым летом и даже сумел пристроить для продажи в университетский книжный магазин.

– Лучшее, что есть в этом журнале, – это его редакторская статья, – говорила Кэти каждому, кто соглашался выслушать ее мнение, из скромности умалчивая о своей сказке, помещенной в том же номере.

В ответ на дружеские возгласы Иззи приветственно помахала рукой, потом прошла к стойке заказать чашку чая с булочкой и присоединилась к приятелям за столиком у окна.

– Итак? – спросила Кэти, как только Иззи подошла к столику. – Это был он?

Иззи кивнула. Она поставила чашку с чаем на стол и заняла свободное место между Джилли и Аланом.

– Это был кто – «он»? – спросила Джилли и сама рассмеялась своему неуклюжему вопросу.

– Вчера у лестницы собора Святого Павла Иззи повстречалась с Винсентом Рашкиным, – ответила Кэти с гордостью, которую Иззи очень хотелось бы услышать в словах своих родителей. – И он пригласил ее посетить свою студию сегодня утром. – Джилли удивленно взмахнула ресницами:

– Ты меня дурачишь?

– Даже и не думала, – продолжала Кэти. – Рашкин предложил Иззи занятия под его руководством.

– Ты должна была рассказать об этом в университете.

– Ничуть, – сказала Кэти. – Койра, может, и старается изо всех сил, но он недооценивает ее талант.

Иззи чувствовала себя неловко в центре всеобщего внимания. Кроме того, она считала себя обязанной сказать что-то в защиту преподавателя, учившего рисованию ее и Джилли.

– Профессор Койра считает, что я уделяю слишком много внимания деталям, – сказала Иззи. – И он прав. И еще я никак не могу правильно поставить руку, пока не сосредоточусь как следует.

– Конечно, профессор не так уж и плох, – кивнула Джилли. – По крайней мере, он знает, что говорит.

Кэти пренебрежительно фыркнула.

– Достаточно обсуждать Койру, – подал голос Алан. – Расскажи нам лучше о Рашкине. Я не знаю о нем ничего, кроме того, что его работы превосходны.

– "Вечер на Пальм-стрит", – с оттенком зависти в голосе воскликнула Джилли, назвав одно из самых известных полотен Рашкина. – Боже, если бы я хоть раз смогла написать что-то подобное, я бы, наверно, тут же вознеслась на небеса от радости. – Она повернулась к Иззи. – Хочу знать всё до мельчайших подробностей. Как выглядит его студия? Правда, что он сам растирает краски? А ты видела его эскизы?

Пытаясь вставить хоть слово, Иззи только открывала и закрывала рот, словно выброшенная на берег рыба, но шквал вопросов не утихал. Она вполне понимала нетерпение Джилли. Доведись им поменяться местами, Иззи и сама ничуть не меньше интересовалась бы любыми подробностями.

– Он очень властный человек, – наконец произнесла Иззи. – Даже немного пугает, но он...

Она внезапно умолкла, вспомнив слова Рашкина о стремлении сохранить в тайне свою личную жизнь: Работы должны говорить сами за себя... Как только я позволю кому-либо увидеть меня с другой стороны, искусство тут же отойдет на второй план. Иззи подняла глаза и встретила нетерпеливые взгляды трех пар глаз; все ждали продолжения рассказа.

– На самом деле, он весьма скрытная личность, – вымолвила Иззи, сознавая всю неубедительность своих слов. – Я даже не решаюсь обсуждать его с кем бы то ни было.

Глаза Джилли округлились от любопытства.

– О, пожалуйста!..

– Мне кажется, он бы этого не хотел, – добавила Иззи. – Боюсь, если я буду рассказывать о нем и его студии, Рашкин больше никогда не пустит меня на порог.

– Ты говоришь, словно дала обет хранить тайну, – заметила Кэти.

– Ну, не совсем так. Но это предполагалось.

– Всё это похоже на волшебную сказку, – улыбнулся Алан. – Знаешь, вроде тех случаев, когда запрещено что-нибудь делать, например входить в одну из дверей.

Джилли кивнула, включаясь в игру:

– Вроде потайной комнаты Синей Бороды.

– О Господи, надеюсь, что всё не так страшно, – ответила Иззи.

Но замечание Джилли напомнило Иззи о едва сдерживаемом страхе, который преследовал ее всё утро. И вовсе не из-за того, как отнесется Рашкин к ее работам, а из-за его свирепого вида. Временами ей чудилось, что художник вот-вот выйдет из себя и ударит ее. Девушка немного нервно рассмеялась и постаралась перевести разговор на другую тему. Казалось, никто не обратил внимания. Однако позже ей пришлось вспомнить эту беседу.

– Так что же заставило тебя прикусить язык, когда речь зашла об утренней встрече с Рашкиным? – спросила Кэти по пути к их комнате. – Я-то думала, ты и слова никому не дашь сказать, раз уж незнакомец и на самом деле оказался великим художником.

– Я слишком смутилась.

– Из-за чего?

Иззи пожала плечами:

– По одной простой причине – я ничему не научилась. То есть не совсем так. Я смогла подсмотреть парочку приемов, пока он работал, но он и не пытался меня чему-то научить. Я всего лишь позировала для его картины. Вот и всё.

– Он собирается написать твой портрет? – Иззи кивнула.

– Ну что ж, это своего рода успех, не так ли? Быть увековеченной самим Рашкиным и всё такое.

– Думаю, да. Но он ни единым словом не выразил своего отношения к моим работам. – Иззи взглянула на подругу. – А я чувствовала себя крайне неловко. Знаешь, он открыл дверь на мой стук и даже не поздоровался. Он только приказал мне раздеться и начал писать.

У Кэти удивленно приподнялись брови.

– Даже и не думай! – предостерегла ее Иззи. – Отношения остались сугубо деловыми. – При одной мысли о возможных прикосновениях Рашкина у нее окаменело лицо. – Но я при этом очень странно себя чувствовала, даже не знаю, как сказать. Скорее всего униженной.

– Но почему? Не считаешь же ты унизительным труд ваших натурщиц в рисовальных классах?

– Нет, конечно нет.

– Тогда в чем проблема? – спросила Кэти.

– Даже не знаю, как тебе объяснить, – произнесла Иззи. – Мне показалось, он заставил меня снять одежду не только для того, чтобы получить обнаженную натурщицу, а еще и намеренно заставил сделать то, чего мне не хотелось. Он устанавливал свою власть.

– Хотел лишить тебя собственной воли? – Иззи снова кивнула:

– Но в этом не было ничего из области отношений между мужчиной и женщиной. Здесь нечто более глубокое. Рашкин немного поговорил о понятии избранности – в отношении художников, но я поняла, что его представления затрагивают все стороны жизни. Он ведь даже не спросил мое имя.

– Похоже на заранее подготовленную ловушку.

– Нет, – возразила Иззи и в течение нескольких секунд снова обдумывала ситуацию. – Больше похоже на то, что по его понятиям только персона Рашкина заслуживает внимания; всё остальное рассматривается исключительно через его собственное отношение.

– Прекрасно! Ты только что нарисовала классический портрет психопата.

– Или ребенка.

– Так ты считаешь, что он может быть опасен?

В памяти Иззи всплыло ощущение страха, сопровождавшее ее всё утро в мастерской художника. Сейчас, по прошествии некоторого времени, отношение к ней Рашкина казалось несколько оскорбительным и вызывающим, но не угрожающим.

– Нет, – ответила она. – Я просто разочарована.

Кэти сочувственно улыбнулась:

– Ну, мне кажется, я понимаю причину этого разочарования, особенно если учесть твое восхищение его работами. Иногда такое случается при встрече со знаменитыми мастерами – они оказываются не такими, как мы ожидали. Выясняется, что их работы дают нам неправильное представление.

– Но мы и сами можем ошибаться в своих ожиданиях.

Кэти согласно кивнула:

– Выходит, что тебя больше не привлекает перспектива брать уроки у Рашкина, я права?

– Ну, наверно, так было бы легче для меня.