Городские легенды - де Линт Чарльз - Страница 15

В дальнем конце парка раздался шорох, мелькнул чей-то силуэт. Позднее Гун объяснил Джилли и Мэран, что это был королевский вице-канцлер. Часть скокинов кинулись за ним, но Гун окликнул их.

– Пусть бежит, – сказал он. – Назад он не вернется. А нам пора заняться другими делами.

Мэран подтащила Джилли к возвышению и теперь подталкивала ее вперед.

– Ну давай, – повторяла она.

– Он что теперь, король? – спросила Джилли.

Мэран только улыбнулась и еще раз легонько толкнула Джилли в спину.

Джилли подняла голову. Гун пребывал в том самом состоянии, в каком она привыкла видеть его в доме у Брэмли, то есть не в духе. Может, это просто лицо у него такое, подумала Джилли, пытаясь придать себе смелости. Есть ведь люди, которые кажутся недовольными, даже когда они очень счастливы. Но и эта мысль не помогла ей справиться с дрожью, которая сотрясала все ее тело, пока она карабкалась по груде щебня наверх, к Гуну.

– У тебя есть то, что принадлежит нам, – сказал он.

Голос его был мрачен. Рассказ Кристи во всех подробностях всплыл в памяти Джилли. В горле у нее пересохло.

– Э, я не хотела... – начала она, но потом просто отдала ему барабан.

Гун принял его с видимым трепетом, но не успела Джилли отойти, схватил ее другую руку. Острая боль пронзила ее – вся кожа на ладони, от запястья до кончиков пальцев, почернела.

«Вот оно, проклятие, – подумала она. – Сейчас у меня отвалится рука, прямо здесь, не сходя с места. И я никогда уже не буду рисовать...»

Гун плюнул ей на ладонь, и боль умерла, словно не бывало. Джилли изумленно наблюдала, как пятно превращается в шелушащуюся сухую корочку. Гун встряхнул ее руку, и черный налет осыпался наземь. Кожа на ладони снова стала нежная и розовая.

– А как же... проклятие? – выдавила она. – Разве меня не пометили? У Кристи сказано...

– Знание – вот твое проклятие, – ответил Гун.

– А?..

Но он уже повернулся к толпе. Пока Джилли осторожно спускалась по куче щебня на землю, где ее ждала Мэран, Гун кончиками пальцев выбил на барабане затейливую дробь. Это был ритм – причудливый, но настоящий. Музыканты подхватили свои инструменты – на этот раз они держали их как надо, – и величавые ноты плавным маршем тронулись по его торной дороге. Это пиршество звука так же отличалось от одинокой песни флейты Мэран, как солнечный свет отличается от лунного, но в нем была своя сила. Своя магия.

И вся она подчинялась ритму, который Гун выбивал на каменном барабане так уверенно, словно никогда в жизни ничего другого не делал.

– Так он и есть настоящий король? – шепотом спросила Джилли у подруги.

Мэран кивнула.

– А что же он тогда делает у Брэмли?

– Не знаю, – ответила Мэран. – Но думаю, что король – или королевский сын – волен жить, где захочет, покуда он не забывает о своих обязанностях перед подданными и не реже раза в месяц спускается сюда.

– А как ты думаешь, он еще вернется к Брэмли?

– Я не думаю, я знаю, что вернется, – был ответ Мэран.

Джилли окинула взглядом толпу скокинов. Они больше не казались ей устрашающими. Скорее забавными: нескладные человечки с толстыми животами, круглыми головами, тонкими, как палочки, ручками и ножками, но все же именно человечки. Прислушавшись к их музыке, она уловила ее правдивую суть и спросила у Мэран, почему они не боятся ее, ведь в ней истина.

– Потому, что это их собственная истина, – ответила она.

– Но не бывает истины отдельно для каждого, – запротестовала Джилли. – Правда – одна, она либо есть, либо ее нет.

Но Мэран лишь молча обняла девушку за плечи. Еле заметная улыбка играла в уголках ее губ.

– Нам пора домой, – сказала она.

– Похоже, я легко отделалась, – заявила Джилли на обратном пути. – Ну, я имею в виду проклятие и все такое.

– Иногда знание бывает ужасной обузой, – отозвалась Мэран. – Многие верят, что именно оно послужило причиной изгнания Адама и Евы из рая.

– И все-таки хорошо, что они обрели его, правда?

Мэран кивнула:

– Думаю, да. Хотя с ним пришло и страдание, с которым мы неразлучны и по сей день.

– Тоже верно, – согласилась Джилли.

– Нам надо идти, – окликнула девушку Мэран, когда та замедлила шаг и оглянулась на прощание.

Джилли поспешила за ней, но картина, которую она увидела в тот миг, навсегда врезалась в ее память. Гун с каменным барабаном в руках. Толпа скокинов. И громадные тени, пляшущие на стенах зданий Старого города в отблесках костров.

А музыка не умолкала.

Профессор Дейпл слушал не перебивая, хотя сотни вопросов так и вертелись у него на языке, по крайней мере с середины рассказа. Когда история подошла к концу, он откинулся на спинку кресла, снял очки и начал полировать их привычным движением.

– Думаю, из этого выйдет отличный рассказ для твоей новой книги, – заметил он наконец.

Кристи Риделл, который сидел по другую сторону стола, только ухмыльнулся в ответ.

– Но Джилли он не понравится, – продолжал Брэмли. – Ты же знаешь, как она относится к твоей писанине.

– Так это же она сама мне и рассказала, – ответил Кристи.

Брэмли немедленно скорчил такую мину, словно хотел сказать: «А я тебе что говорил с самого начала?»

– Она и впрямь легко отделалась, – заявил он, меняя тактику.

Брови Кристи удивленно поползли вверх:

– Ничего себе легко! Знать, что другой мир существует на самом деле, это, по-твоему, легко? Каждый раз, услышав очередную бредовую историю, спрашивать себя, а вдруг это правда, по-твоему, легко? А вечно молчать о своем знании, чтобы другие не подумали, что у тебя совсем крыша поехала, это, по-твоему, легко?

– Так вот, значит, как относятся к нам люди? – спросил Брэмли.

– А ты думал? – ответил Кристи и засмеялся.

Брэмли хмыкнул. Переложил несколько листков с места на место, отчего беспорядка на столе стало еще больше, чем раньше.

– Но Гун-то каков, а? – решился он наконец заговорить о том, что больше всего волновало его в этой истории. – Прямо как в сказке «Кошачий король», правда? И ты действительно собираешься об этом написать?

Кристи кивнул:

– А как же, это ведь часть истории.

– Не представляю себе Гуна в роли повелителя кого бы то ни было, – продолжал Брэмли. – Но если он и в самом деле король, так зачем ему работать у меня?

– А как ты думаешь, – вопросом на вопрос ответил Кристи, – что лучше: быть королем под землей или человеком на земле?

На это у Брэмли не нашлось ответа.

Прыжок во времени

Каждый раз во время дождя призрак выходит на прогулку.

Он шагает мимо величавых старинных домов на Стэнтон-стрит, сворачивает в Генратти-лейн недалеко от того места, где начинаются узенькие улочки и переулки Кроуси, и снова возвращается на Стэнтон, всегда одним и тем же путем.

На нем поношенный твидовый костюм – зеленовато-коричневый с едва заметным оттенком розового вереска. Бесформенная кепка на русых кудрях. Сколько ему лет, по лицу не угадать, но глаза одновременно невинные и мудрые. Капли дождя стекают по лицу, мокрому и гладкому, как у живого человека. Возле уличного фонаря напротив особняка Хэмилов он поднимает загорелую руку и вытирает глаза. Потом медленно тает.

Саманта Рей знала, что это правда, потому что видела его своими глазами.

И не однажды.

Она видела его каждый раз, когда шел дождь.

– Значит, ты так и не пригласил ее на свидание? – спросила Джилли.

Мы сидели в парке на скамейке и скармливали голубям остатки завтрака. Джилли и я познакомились на почте в то Рождество, когда они решили нанять помощь со стороны, чтобы разгрузить своих служащих, и подружились. Теперь она три вечера в неделю подрабатывала официанткой в кафе, а я слонялся по рынку, пиликая на старой чешской скрипке, еще отцовской.

Джилли была худенькая, с густой копной вечно спутанных темно-русых волос и светло-голубыми глазами, которые сверкали электрическим блеском, словно сапфиры. За пределами кафе она неизменно носила какие-то мешковатые тряпки и перчатки без пальцев, к которым испытывала особое пристрастие. Я и сам, встречая девушку вечерами на улицах, не раз принимал ее за мешочницу: притаившись в какой-нибудь темной подворотне с блокнотом в одной руке и карандашом в другой, она надолго замирала в неподвижности, и только взгляд перебегал с блокнотного листа на лица прохожих и обратно. С меня одного она сделала столько карандашных набросков, пока я играл на скрипке, что впору загордиться.