Дитя погоды - Синкай Макото - Страница 30

Я бежал что было сил. На небо и огромные кучевые облака, подпиравшие его, будто колонны, я смотрел как на фальшивку.

Хина. Хина, Хина, Хина.

Я с ненавистью глядел на ясную высь.

Хина, где ты сейчас?

«Смотри... — Тогда ты улыбнулась с торжествующим предвкушением. — Сейчас станет ясно».

Тогда под сверкающими на солнце каплями дождя ты что-то мне подарила.

«Бери, только никому ни слова».

Я помню невероятно вкусный гамбургер в ту ночь, помню кулинарный экспромт — чипхан.

«Так ты младше! Мне в следующем месяце будет уже восемнадцать».

Ты постоянно опекала меня, как старшая сестра, а я охотно на тебя полагался.

«Ну, как тебе в Токио?» — спросила ты, а я ответил: «Если подумать, то теперь лучше. Дышится легче».

Но всё это было благодаря встрече с тобой. Всё потому, что ты подарила мне нечто ценное.

«Люблю работать Солнечной девушкой...»

В тёмном небе раскрывались огненные цветы. В воздухе пахло ночью и порохом, я чувствовал запах Токио и аромат твоих волос.

В тот день ты посмотрела на меня и сказала с ласковой улыбкой: «Поэтому спасибо тебе, Ходака».

Пот заливал глаза. Голова раскалывалась от боли, будто её жгли.

Я вдруг заметил, что так и не снял мотоциклетный шлем. Я стянул его, будто сдирая кожу.

Ты подарила мне то, чего у меня не было: надежду, жажду жизни и привязанность. Возможно, любовь. Но главное — смелость. Эта самая смелость и подталкивала меня сейчас.

Наконец впереди показалась железнодорожная платформа станции, похожая на мост. На ней стояли работники, и они изумлённо окликнули меня:

— Эй!

— Нельзя бегать по путям! Стой!

Я молча пробежал станцию, а когда позади остались две другие — Такаданобаба и Синъоокубо, железная дорога вдруг стала гораздо шире. Повсюду были разбросаны обломки деревьев и строительных материалов, на глаза мне постоянно попадались люди, занимавшиеся восстановительными работами.

Они кричали на меня, свистели в свисток, но я не останавливался. Ноги просто несли меня вперёд, грудь вздымалась в такт дыханию, а я думал только о Хине.

Я и сам не заметил, как оказался среди знакомых зданий Синдзюку. Теперь я бежал по путям над большим туннелем, по которому не раз ходил раньше. Люди глазели на мальчика, мчавшегося по рельсам, направляли на меня смартфоны, смеялись и презрительно фыркали.

Я бежал и думал: «А ведь они всё понимают. У них у всех совесть нечиста. Они все живут благодаря чьей-то чужой жертве. Все они получили ясное небо в обмен на Хину».

Как и я.

Огромная, словно крепость, станция Синдзюку надвигалась на меня, оттуда слышался голос, усиленный внутренним динамиком: «Служебное сообщение! Внимание, служебное сообщение! Человек на рельсах!»

Многие люди в спецодежде бросили свою работу и смотрели на меня.

«Проникновение на пути без разрешения... Вероятно, это пассажир. Из соображений безопасности не рекомендуется останавливать самостоятельно... Будет заниматься железнодорожная полиция...»

«Прости, прости», — повторял я про себя и бежал вперёд, через здание станции. Множество железнодорожных платформ, колонн и проводов остались позади.

Прости, прости меня, Хина. Прости за то, что заставил тебя разгонять тучи. За то, что взвалил всё на тебя.

Сотрудники станции и рабочие провожали меня изумлёнными взглядами. Я слышал, как люди кричали: «Осторожно! Стой!» — но никто не пытался меня остановить. Наконец я прибежал к тёмному тоннелю с рядами колонн. Теперь мои шаги по затопленному бетонному полу звучали где-то за спиной, будто за мною гнались.

Я вышел из тоннеля и увидел за многоэтажными домами заброшенное здание в Ёёги.

«Слушай, Ходака...»

Теперь мне казалось, что с ночёвки на кровати отеля прошло очень много времени. В ту ночь Хина перевела взгляд с кольца на моё лицо и спросила: «Ты хочешь, чтобы дождь прекратился?»

А я...

Я остановился, лишь когда добежал до заброшенного дома. Я задыхался, грудь тяжело вздымалась и опускалась — мне не хватало кислорода, пот крупными каплями падал с тела в лужу у моих ног, и по воде бежала рябь. Я поглядел наверх. Красные тории на крыше сверкали в лучах солнца.

Почему, почему я тогда не ответил по-другому?

Почему не сказал, что мне наплевать на погоду?

Почему не заверил Хину, что мне всё равно, светит ли солнце или идёт дождь, если она рядом?

Скажи мне, Хина, могу ли я хоть что-то для тебя сделать?

Оказалось, заброшенное здание сильно пострадало от вчерашнего дождя.

Оно и прежде было в плачевном состоянии, но теперь внешние стены почти обрушились, и их обломки попа́дали даже на пути. Я взобрался на ограду рядом с рельсами, спрыгнул на участок, примыкавший к зданию, и вошёл внутрь через разрушенную стену.

В здании было темно и пахло сыростью. Солнечные лучи проходили через дыры в бетоне и ложились на пол и стены сложным узором. Я побежал вверх по ступеням — на крышу, но оказалось, что на каком-то этаже потолок лестничной площадки обвалился, перегородив путь. Дальше подняться я не мог, поэтому спрыгнул на пол этажа, думая пройти к пожарной лестнице снаружи.

— Ходака!

Передо мной вдруг возник человеческий силуэт. Он приближался, и, когда лучи солнца вдруг осветили его лицо, я выдавил:

— Суга, это вы?

В самом деле, это был Суга. Он сердито уставился на меня.

— Ходака, я тебя обыскался.

— Что... Но почему?

— Ты хоть соображаешь, что творишь?

Я не понимал, отчего он злился, но не удержался и крикнул в ответ:

— Хина пропала!

Суга вытаращил глаза.

— Это всё из-за меня! Потому что я заставил её разгонять тучи!

— Ходака, ты...

— Теперь я должен её спасти!

Резкий вой сирен прервал наш разговор. Я прислушался. Патрульные машины ещё далеко, но мешкать нельзя.

— Мне надо идти! — Я рванул с места, но Суга схватил меня за руку:

— Да стой же ты! Куда идти?!

— Я отсюда смогу перебраться на тот свет! — Я показал пальцем на потолок.

Через его поверхность, усеянную отверстиями, проглядывали красные тории.

На небе тот свет, там я найду другой мир.

— Что ты такое гово...

— Я найду её там, на небе! Надо только по аварийной лестнице туда подняться!

Я попытался уйти, но Суга с силой потянул меня за руку.

— Ходака!

— Мне нужно спасти её!

— Да стой же ты! Нет её на небе! — Хватка Суги на моей руке окрепла.

— Отпустите!

— Опомнись!

Щёку обожгло пощёчиной, и от боли я вдруг осознал, что сирены воют совсем рядом. Суга наклонился и заглянул мне в глаза:

— Ходака, ты, главное, успокойся. Просто сейчас возвращайся в полицию. Расскажешь им всё, и они поймут, я уверен. Ты ведь ни в чём не виноват.

Я запаниковал. Почему Суга на стороне полиции? Сирены выли уже где-то внизу. Я услышал, как резко хлопнули дверцы машин, затем донёсся топот, а Суга схватил меня за руки и почти взмолился:

— Если сбежишь сейчас, то потом уже ничего не исправишь! Ты хоть осознаёшь это?

Что он такое говорит? Я совсем его не понимал. Сбежишь? Кто сбегает-то? Кто притворяется, что ничего не случилось?

— Не бойся, — вдруг мягко сказал Суга. — Мы с тобой вместе сходим. Просто пойдём и всё им объясним, ладно?

Он за руку потянул меня к выходу. Взрослый мужчина оказался очень сильным, он легко, как котёнка, увлекал меня за собой.

— Отпустите! Пожалуйста!

— Говорю же, успокойся!

— Отпусти! — Я укусил Сугу за руку.

— Ай! Ах ты!..

Он пнул меня в живот. Я ударился спиной о стену, плюхнулся на пол и не удержался от жалобного стона. А затем, открыв глаза, не поверил тому, что увидел: в сорной траве прямо передо мной лежал пистолет — тот самый, который я когда-то здесь выбросил. Я тут же схватил его и, сидя на полу, наставил на Сугу:

— Не мешайте мне!

Суга вытаращился на меня, выдавил смешок и озадаченно откликнулся: