Душа оборотня - Николаев Андрей - Страница 24

Все еще сомневаясь, Савва подал команду. Весла поднялись из воды, легли вдоль борта. Невзор натянул поглубже круглую шапку, сильно толкнулся ногами и без всплеска ушел в воду. Пузырьки воздуха указали направление — он двигался к правой лодке.

— Что он, сдурел, али как? — крикнул Копыто. — Может, сбежать решил? А ну, ребята, стрелу ему, как вынырнет.

— Стой, — оборвал его Савва, — поглядим, что дальше будет. Парус увяжи, только чтоб ладья руля слушалась.

Гребцы кинулись к мачте, парус чуть спустили, подвязали углы, ход ладьи сразу замедлился. Видно было, как на лодках выправили курс, заходя прямо на почти остановившееся судно. До них оставалось чуть больше полета стрелы. Копыто подозвал к себе щербатого дружинника.

— Ну-ка, Острожек, приглядись, кто на этой лодке верховодит.

Тот подался вперед, прищурился, долго молчал, наконец потянул из колчана стрелу:

— Вроде, вон тот, в шапке. Да только шапка-то мала — видишь, из-под нее шелом блестит. Сам не гребет, только удары считает.

— Мне б твои глаза, — восхищенно проворчал десятник.

— Снять, что ли? — Острожек наложил стрелу, взглянул на него, ожидая команды.

— Погодь, пущай подойдут. — Копыто перешел на другой борт. — Где там дружок твой? — спросил он Олега. — Не утонул?

Середин промолчал, напряженно вглядываясь в воду между ладьей и плывущей наперерез лодкой.

— Может, хочет ей днище рубить? — предположил Савва. — Так не выйдет. Лодки из дубов долблены, а дубы не меньше, чем в два обхвата были. Такую и греческий огонь не сразу съест. О-о, это что…

Возле лодки, к которой поплыл Невзор, внезапно взметнулся фонтан воды. Темное тело, все в брызгах и пене, взлетело в воздух и обрушилось на гребцов. На миг Середин различил фигуру волкодлака, в руке его блеснул нож, и все слилось в сплошной бьющийся ком человеческих тел. Словно тень металась по лодке, разя гребцов бросающим блики лезвием. Кувыркались в воздухе выбитые весла, кто-то пытался отбиться саблей, кто-то кидался за борт. Дружинники сбежались на нос ладьи и замерев глядели на дикую схватку в пляшущей на воде долбленке. Люди в лодке, спасаясь от неистового врага, бросились на один борт, суденышко черпнуло воды и перевернулось. Но и в воде Невзор продолжал настигать и топить недругов. Снова и снова вздымался среди брызг его клинок, и головы одна за другой навсегда скрывались под водой.

Вторая лодка повернула на помощь; весла замелькали, как ноги бешено скачущего коня. Копыто треснул по спине засмотревшегося Острожка:

— Ну, давай, брат, время!

Дружинник утвердился на палубе, медленно, держа тетиву возле уха, подал лук вперед, скользя ложем по длинной стреле. От усилия лицо его скривилось, открылся рот в злой щербатой улыбке.

— Что ж, попробовать можно.

— Давай, милый, — почти просил Копыто.

— Ветер не пойми какой…

— Полгривны серебра даю, — рявкнул от руля Савва.

— Далековато, — продолжал бубнить Острожек, — глаз не вижу.

— А в морду не хошь?! — заорал озверевший десятник.

— Так бы и сказал, а то — милый, полгривны…

Сухо щелкнула тетива по кожаной рукавице. На палубе все замерли, не отрывая глаз от оставшейся лодки и сидящего на носу высокого человека в островерхой печенежьей шапке. Острожек шагнул назад, поднял корчагу с медом:

— Что-то в горле пересохло.

Человек в шапке внезапно вскинул руки к лицу, поднялся во весь рост, зашатался. Будто белый цветок вдруг расцвел у него на лице — стрела Острожка с лебяжьим оперением ударила точно в глаз. Медленно, словно нехотя, он склонился вперед и выпал из лодки, будто куль с зерном. Гребцы побросали весла, пытаясь выловить из воды тело.

— Вдарь-ка, ребята, — скомандовал Копыто.

Защелкали тетивы на луках дружинников. Вокруг остановившейся лодки замелькали стрелы, еще один ворог вскрикнул: стрела пронзила ему шею насквозь. Остальные, похватав весла, стали суетливо разворачивать лодку к берегу.

— Пусть бегут, — проворчал Савва, — до берега не догнать, а там их, верно, лошади поджидают.

Он переложил руль, направляя ладью к перевернутой лодке. На опустевшей воде ее позеленевшее днище казалось брюхом сдохшего от старости огромного осетра или сома. Невзора нигде не было.

— Жалко, коли утоп. — Копыто напряженно всматривался в воду. — Ох, лихой парень!

Внезапно над бортом ладьи возникли руки, уцепились за край, показалась голова бывшего дружинника все в той же круглой шапке. Он подтянулся, перевалился через борт и без сил приник к доскам. Середин бросился к нему:

— Живой?

Вода ручьями стекала с одежды Невзора, шапка облепила голову, мокрые усы повисли, как у сома. Его окружили дружинники, хлопали по плечам, качали головами, восхищаясь невиданной сноровкой. Вперед протолкался Копыто с чашей меда:

— Ну-ка, выпей для сугреву.

Невзор залпом опорожнил чашу и, отдуваясь, отдал ее обратно. Скупая улыбка тронула его губы.

— Так я не замерз, но все равно — спасибо.

— Олег, подмени, — попросил от руля кормщик.

Середин прошел на корму. Савва подскочил к Невзору, схватил за плечи.

— У-у, вражина! Как это ты исхитрился? Я думал: все, конец тебе, — а ты, ну, чисто чудо-юдо кит морской! Видали? — обернулся он к дружинникам. — Один всех злыдней вырезал!

— Одного и я достал, — ревниво буркнул Острожек.

— Молодец, — кивнул Савва, — полгривны обещал — будет.

— Вот и погуляем.

Невзор сунул руку за пазуху, вытащил что-то и протянул кормщику.

— Ты гадал, кто тебя подстерег. Вот, гляди, — на ладони лежали, спутавшись цепочками, золотые и серебряные нательные крестики. Невзор криво усмехнулся: — На печенега совсем не похоже, да? И орали они по-ромейски.

Савва поковырялся пальцем в кучке крестов, покачал головой.

— Дознались, все-таки, — почти прошептал он. — Ну, ничего. Теперь-то мы дома, считай. Ты бы одежу снял да обсушиться повесил. И шапку. Что она у тебя, гвоздем прибита? Продует на ветру.

Невзор помрачнел.

— Так высохнет.

Город открылся внезапно. Лесистые берега мешали разглядеть, что там, за поворотом реки, но когда ветер и течение вынесли ладью на стремнину, впереди открылась панорама Киева. На холмах, за насыпными валами, за мощными стенами из вековых дубов, толпились двух-, а то и трехэтажные дома, возвышались терема над воротами. Приземистые каменные башни охраняли распахнутые ворота, в которые вливались видимые даже отсюда телеги, повозки, конный и пеший люд: окрестные села везли на многочисленные рынки зерно, муку, кур, гусей, мясные туши. Гнали целые стада коров, телят, овец; везли корзинами, возами свежую рыбу, битую дичь, лесные ягоды, мед.

Днепр подходил к стенам почти вплотную, огибал город и уходил дальше, к верховьям, чтобы разделиться на несколько рек, разрезать дремучие леса и поля множеством речушек и ручьев, опутавших своими протоками бескрайние южнорусские земли. Пригородные селения тонули в садах; ветряки, подгоняемые свежим ветром, дробили, мололи рожь, гречку. По водной глади сновали ялики, долбленые лодки; белые паруса кочей, ушкуек и ладей казались севшими на воду чайками. Лето в верховьях Днепра выдалось дождливое, броды не пройти ни пешему, ни конному, и на переправе с левого берега толпились телеги, ожидая своей очереди доставить товары в стольный град.

Левыми бортами разминулись с встречной ладьей с головой русалки на носу. Судно шло на веслах, против ветра, умелый кормчий выбрал сильное течение под берегом и теперь огибал знакомые мели и торчащие из воды коряжины. Проходя мимо, поднял руку, приветствуя. Савва махнул в ответ.

— Дошли, слава тебе, господи, — перекрестился он.

Середин покосился на кормчего.

— Слышал я, здешний князь за веру Христову народец гоняет.

— Теперь полегче стало, — пожал плечами тот, — а раньше — да, было дело. Как на княжение сел, лютовал здорово. Попов, что греческих, что римских, разогнал. Капище новое построил, все боги там были. Почитай, со всех земель собрали, но во главе — Перун. Голова серебряная, усы вызолочены. Как поход — так жертвы приносили. После победы тоже, само собой, благодарили, значит. Сейчас, вроде, поуспокоился князь. Да и то сказать: купцы, ратники, что в Царьграде пожили, через одного Христа приняли. Всех гнать — с кем останешься?