На узкой тропе
(Повесть) - Кислов Константин Андреевич - Страница 27

— Ага, понятно, — прохрипел Хаджиусман. — Идите сюда, Тимур-ака. Вы, Мадумар-ака, тоже немножко можете помочь нам…

Страшно брать в руки колючую волосяную веревку. Страшно оттого, что ни Тимур, ни Мадумар не знали, что там, на ее конце. Зато Хаджиусман не выказывал больше ни волнения, ни страха и изо всех сил тянул веревку. Блоки натружено и зловеще скрипели. Наконец, царапая стенки ямы, на поверхности показался довольно большой, обитый медью, сундук.

Тимур и Мадумар боязливо отступили. Хаджиусман смело поднял крышку и принялся деловито разбирать содержимое сундука. Первое, что он извлек из него, был халат. Хаджиусман повертел его в руках, с видом знатока ощупал богатую парчовую ткань и отбросил.

— Мадумар-ака, возьмите! Вам подойдет.

Потом он вытащил и развернул темное полотнище. Это было зеленое басмаческое знамя с истрепанными краями, местами порванное, в пятнах крови. В молитвенном молчании Хаджиусман прижал его к груди.

— Что такое?

— Разве не видите, Мадумар-ака?..

Он еще раз тряхнул знаменем и сунул его за пазуху. Снова полез в сундук и стал выкидывать из него какие-то тряпки. Появилось оружие: новый, густо смазанный английский карабин. Один, другой, третий. По лицу Хаджиусмана струился пот. Вытащив саблю, Хаджиусман выпрямился во весь рост. Ножны ее и эфес в виде изогнувшейся змеи усыпаны драгоценными камнями, тонкий ремешок портупеи и темляк расшиты жемчугом.

— Вот оно — завещание пророка, с которым ходил в бой Курасадхан! — воскликнул Хаджиусман, разглядывая на клинке арабскую вязь. — «Хвала аллаху, вездесущему, всевидящему, — шептал он. — Меч — это ключ к небу и аду!»

Хаджиусман перевернул клинок.

— Слушайте: «Сражайтесь, не робейте: врата рая — под сенью мечей. Тот получит доступ в него, кто пал, сражаясь за веру!»

— Понятно, — так же тихо сказал Мадумар.

Хаджиусман опять уткнулся головой в сундук: теперь он вынимал пулеметные ленты, в руках очутилась двухвостка-камча с инкрустированной рукояткой.

— И это все?! А где остально-о-е? — хрипло протянул Хаджиусман, подняв глаза на Тимура. — Где-е?!

— Не знаю, уважаемый, что вы ищите? — растерянно пробормотал Тимур.

— Как не знаете?! Где золото Курасадхана?! — с угрозой вырвалось из пересохшей глотки Хаджиусмана.

— Где з-з-золото?!

Тимур, упав на колени, взмолился:

— Видит аллах, я ничего не знаю. Спрашивайте у Мадарип-ишана. Он хозяин всему, что есть на мазаре.

— У Мадарип-ишана?! — Хаджиусман размахнулся и ударил старика в лицо. Мадумар схватил Тимура за шиворот, хромец кричал во весь голос, увертываясь от яростных ударов.

В разгар драки упала лампа. Мгла поглотила мазар. И вдруг в этой тяжелой тьме, наполненной шумом возни и керосиновым чадом, раздался сильный, привыкший командовать, голос:

— Оста-но-ви-тесь!..

Хаджиусман бросил старика и упал на колени. Растрепанный и избитый лежал на полу Тимур.

Мадумар ничего не видел, он лежал ничком, как мертвый. Когда в мазар зашли какие-то люди, а среди них светловолосый подросток, Тимур поднял голову. Ему показалось, что он уже видел где-то этого мальчишку и стоящего рядом с ним молодого мужчину. Но где? Он очень похож на того доброго ашлакского учителя, которого он недавно угощал чаем…

НОЧЬ ОЖИДАНИЙ

Под вечер на бахчу прикатил Алимджан Саитбаев. Приткнув насквозь пропыленный мотоцикл к копне клевера, он направился к дедушке Тургунбаю, который копошился возле перепелиных ловушек.

— A-а, салам алейкум! — радостно заговорил старик, подняв на Алимджана смеющиеся глаза. — Гостям здесь всегда рады, сынок.

— Спасибо, отец. Очень рад видеть вас в добром здоровье и радости. — Саитбаев ловко выдернул зубами сигаретку из пачки и закурил. — Что новенького?

— Э, какие могут быть новости у нас, — махнул рукой Тургунбай-ата. — Ловлю перепелок, караулю арбузы и дыни… Вот и все новости.

Старик догадывался: Алимджана занесло к нему не желание отдохнуть и насладиться охлажденной в арыке дыней. Поглядев с той же снисходительно доброй улыбкой на парня, он спросил:

— Чайку согреть, сынок, дыню принести или домой торопишься?

— Хочу задержаться, — ответил Алимджан. — Если вы, конечно, позволите.

— Как не позволить? Что ты говоришь? Если у человека есть важное дело, ему даже аллах мешать не имеет права. — И понизив голос, спросил: — А может, задерживаешься ты для того, чтобы охранять меня? Вроде слухи ходят, что кое-кто на старого Тургунбай, если не нож, то зубы точит…

— Разве могут найтись такие? Я думаю, у вас одни друзья на белом свете…

— Сегодня отправил одного телохранителя, — улыбаясь, продолжал дедушка Тургунбай. — Приковылял кое-как и заявил: не уйду от тебя, дедушка, пока всех злодеев не переловим. А чего меня охранять? Вон мой охранник, — показал он на дремавшего под навесом пса. — Всю жизнь только и смотрит, чтобы кто не обидел меня… А приходил-то ко мне вчера Романджан. Прыгает, как воробей: нога-то все еще болит у него. А дома усидеть не может. Отправился искать моего внучонка Иргаша. А тот, оказывается, на коне поскакал Саидку выручать. Да и сам чуть в беду не попал… Хорошо, что Алихан подоспел и выручил внучонка, а то еще неизвестно, чем бы дело кончилось…

— Алихан где? В кишлаке или в город уехал?

— Нет, — вздохнул старик, скрывая тревогу. — Не уехал. Сказал, что ему в кишлак какой-то надо сходить.

Дедушка Тургунбай неторопливо разливал чай.

— Давай лучше подкрепимся немного, сынок, а там и отдохнуть не грех…

Напившись чаю, Саитбаев ушел под навес и прилег. Но стоило ему закрыть глаза, как сейчас же вставал перед ним весь прожитый день. Откуда-то выплывал мазар святого Абубакира, на каменном полу его — испуганные посланцы Курасадхана. Наконец-то удалось одержать главную победу: разоблачить темную тайну мазара, которому поклонялись люди.

— Что там еще такое? — услышал Алимджан сонный голос старика. — Аллах, кажется, кого-то еще нам посылает. Слышишь, сынок?

Саитбаев не ответил: он знал, кто должен был прийти сюда.

И в это время к костру подошли люди. Их было трое: впереди шел грузный человек в распахнутом халате, руки его были закинуты за спину. За ним — косматый старик с кетменем на плече, замыкала шествие женщина. Остановились возле огня.

— Сынок, да ты погляди, кто пришел? — Недоуменно оглядывал непрошеных гостей дедушка Тургунбай. — Это же Мадарип-ишан.

Саитбаев внимательно глядел на пришельцев.

— Салам алейкум, добрые люди, — наконец сказал старик с кетменем и, положив руку на грудь, поклонился.

— Ваалейкум ассалам, — почтительно ответил Саитбаев. — Как ваше здоровье, Рауф-ата?

— Благодарение аллаху, все хорошо, таксыр. Спасибо. Грех гневаться. Хорошо, — повторял Рауф-хальфа, не переставая кланяться. — Благополучно… Ничего не случилось, — продолжал он, мотнув головой в сторону ишана. — Женщина — это его… последняя жена, Матлуба. У нее он гостил нынче. Хорошая женщина… Обижается сильно, надоело, говорит, быть женой нечестного человека. На людей совестно глядеть, а она ведь в колхозе… Вот и помогла…

Дедушка Тургунбай в растерянности переводил глаза с одного на другого.

— Эх-хе, — вздохнул он. — Ничего не видал. Ничего не слыхал. Ничего не знаю. Везде ничего. А катаешься ты, сынок, на своем железном ишаке, оказывается, не ради одного удовольствия. Теперь и я кое-что понимать начинаю. — Он взглянул еще раз на Рауфа-хальфу и, качая головой, промолвил: — Вот уж никогда бы не подумал…

ЗДРАВСТВУЙ, ЧЕЛОВЕК!

Опустела худжра в школьном саду, не курится возле нее дымок, не пахнет луком от холодного, закопченного казана — никто не живет здесь. Редко приходят и ребята, и то только на одну минуту, для того, чтобы найти нужный инструмент или взглянуть на топчан, где вечерами сиживал Душанба.

Саидка оправился от пережитого и теперь ни на день не разлучался с мальчишками. Ромка забросил палочку и с безудержным увлечением мечтает о новых подвигах. Федю по-прежнему чаще всего можно увидеть возле питомцев живого уголка, внимательно наблюдающим за их загадочной жизнью. Иргаш ходит в своей блестящей парадной фуражке и все так же охотно откликается на обращение к нему — «Капитан».