Солдат : Солдат. Превратности судьбы. Возвращение - Мишин Виктор Сергеевич - Страница 22

– Отдохнуть дадут? Как думаешь? – устало проведя рукой по лбу, я сел рядом прямо на землю.

– Да хрен его знает. Если бы народу дали больше, то приказали бы занять оборону, а так… Мне всего десять человек прислали, обещали позже еще добавить.

– Ну, так может, пригонят сменщиков сюда, а нас опять на пару домов в тыл? – Очень хотелось спать. Раньше еще отлить прижимало, но это я уже сделал, как только успокоилось тут все.

– Хорошо бы, устал я что-то. Да, Петр твой ведь из санбата сбежал, но я его все равно в бой не взял, упрямится, говорит, как же там мой брат без меня?

– Ну братишка, ну ухарь! – смеюсь я, закуривая.

– Так и рвался вперед, пока не пригрозил арестовать его.

– Надо найти его, как хоть он?

– Слышит все еще не очень, а так вроде ничего. В глазах не двоится, говорит, башка целая и не болит, кровь тоже перестала течь.

– Ну и ладушки. О, командир, а ведь это кто-то из высокого начальства, – проговорил я, уже вставая и отряхиваясь. Застегнув ворот у гимнастерок, вытянулись с Нечаевым в струну.

Подошедший невысокий, с приятными чертами лица командир оказался нашим комдивом Родимцевым.

– Здравствуйте, бойцы, – спокойно поздоровался комдив и, протянув руку, застыл.

Мы с Лехой даже растерялись. То ли руку жать, то ли честь отдать. Леха очнулся первым:

– Здравия желаем, товарищ комдив, гвардии лейтенант Нечаев, – отчеканил он, вскинув руку к каске, а затем ухватился за кисть Родимцева и пожал ее. Я решил, что раз комдив сам первый обозначил действие, то надо поступить так же. Выкрикнув в свою очередь свое имя и звание, так же пожал руку высокого начальства.

– Ну, вы, хлопцы, и наделали дел! – как-то даже восхищенно заявил Родимцев. – На всю дивизию шум, кто придумал?

– Гвардии красноармеец Иванов, товарищ комдив, его идея, он и осуществил, – выкрикнул Нечаев. Вот ведь просил же, все инициативы твои, нафиг мне выделяться.

– Я уже слышал о тебе, – повернул голову в мою сторону Родимцев, – это ты ночью немцев вырезал в доме, что недалеко от Госбанка?

– В составе группы бойцов, товарищ командир! – вновь чеканю каждое слово.

– Да ладно, в донесении прямо указано было, штыком уничтожил кучу фрицев, что, твой командир врет, что ли? – нашел, как меня раскрутить комдив.

– За лейтенантом Нечаевым такого не замечал! – ответил я.

– Ну, а чего тогда ваньку валяешь? – усмехнулся комдив.

– Виноват! – вытягиваюсь и закрываю рот.

– Нечаев, как думаешь, потянет твой богатырь взвод? – просто и в лоб спросил Родимцев.

– И с ротой справится! – Вот ты черт малолетний, ну я тебе покажу. Дай только начальство свалит, устрою тебе Вальпургиеву ночь.

– Ну, так дальше будет воевать, может, и до дивизии дойдет, а пока… – на минуту задумался комдив и подозвал кого-то из свиты. – Сержантское звание и должность командира взвода, записали? – Тот, кто писал приказ командира дивизии, кивнул.

– Ну, ребятки, продолжайте бить этих гадов и дальше, вас скоро сменят, дом займет батальон тридцать четвертого полка, отдохнете, но немного, конечно, – комдив протянул руку и, по очереди пожав наши, ушел.

– Твою мать, Нечаев, что это было? – взревел я, как только командование убыло.

– Чего орешь? – в свою очередь огрызнулся командир. – Тебе сержанта дали, а не капитана. Пока только я могу на тебя орать, ну-ка, сми-и-рна! – И чего-то сразу захотелось выполнить.

– Я от вас, товарищ лейтенант, такой подлянки не ожидал! – фыркнул я и пошел прочь.

– Эй, ты чего, обиделся, что ли? Иди сюда, – смягчился командир. Я вернулся, а командир, ухватив меня за руку, дернул так, что я влетел к нему в крепкие мужские объятия.

– Э-э-э! Только целоваться не надо, я этого не люблю. – Нечаев не стал целоваться, а просто по-мужски похлопал по спине.

Через два часа нас сменили и наконец-то дали отдохнуть. Отвели на этот раз почти на берег, тут уже землянки были готовы, те, кто был здесь до нас, серьезно потрудились. Нечаеву даже блиндаж достался с печкой, тот и меня к себе затащил, и мамлея, который, кстати, уцелел в недавнем бою. Нормальный парнишка оказался, девятнадцать лет, шустрый, смышленый. Притащили с Волги пару котелков с водой и поставили на печь, предварительно ее раскочегарив. В блиндаже стало жарко, и все поскидывали с себя грязнущие лохмотья, по недоразумению называемые формой.

– Постираться бы, – пробубнил я.

– И побриться! – добавил Нечаев, и, переглянувшись, мы разом устремились к реке. На дворе раннее утро, еще темновато даже, но мы, найдя у бойцов полкуска мыла, устремились мыться. Вода уже всерьез остыла, все-таки сентябрю скоро конец, но чертыхаясь и фыркая, мы все-таки немного помылись. Когда растирались на берегу одним на троих полотенцем, прибыл посыльный из штаба дивизии и приволок приказы и три комплекта новой фурнитуры для формы. На вопрос командира о замене удостоверений и красноармейской книжки ответили, что пока не до этого, дескать, каждому вручают приказ о присвоении звания. Мне сержантские треугольники, мамлею и Нечаеву по два кубаря. Меня это очень удивило, так как думал, что обо всем этом уже забыли. Первый стал лейтехой, а второй старшим. Нечаев достал фляжку:

– Во, не зря берег, значит! – наливая в пробку и подавая друг другу, обмыли по глотку полученные звания.

Чай заварили, разогрели тушняк и немецкие сосиски.

С тем же посыльным к нам забрел боец с полковой кухни и позвал с собой пару человек, еду принести на всех. Мы-то пожрали по-быстрому тушняка с чаем, и когда принесли кашу, есть уже не хотелось.

– Командир, а сколько нам отдохнуть дадут? – спросил я, укладываясь вздремнуть.

– Сколько дадут, все наше, а чего?

– Да на тот берег бы сгонять, в реммастерские, или тут до завода добраться, хотя тут фрицы кругом, хрен пролезешь, – задумчиво проговорил я.

– На кой черт тебе мастерская? – удивился Нечаев.

– Да вот все думал, когда к фрицам полз, почему у нас нет такой штуки, что на наган навинчивается, чтобы звук выстрела приглушить, вот бы здорово было! – я все думал, как бы «глушак» пропихнуть.

– Вон ты чего удумал! Раз для дела, я могу тебе бумагу написать, чтобы ты с ней мог переправиться, надолго?

– Да если рембат найду, часа два работы, я думаю. – Блин, опять проговорился, откуда я нафиг знаю, как глушитель сделать, если не помню даже, где родился.

– Хорошо, но одного не пущу, мало ли кто прицепится.

– Так давай вместе и сгоняем? – предложил я.

– Ха, мне ведь тогда в батальоне надо разрешение выбивать, а кто мне его даст? Тебя-то я с трофеями отправлю, глядишь, и не станут придираться.

Короче, вместо законного отдыха я направился к переправе, но мне и правда очень хотелось заиметь глушитель. Завернули меня, несмотря на все трофеи и бумаги. Забрали все стволы и послали подальше. Да и хрен с вами, не больно и хотелось. Вернулся в блиндаж, а Нечаев все переживал, не достанется ли ему теперь.

Спал целых пять часов. После обеда началась бомбежка, немцы долбили переправу и артиллерией, и с воздуха. Утопили, суки, два катера, людей погибло… Часам к трем стало как-то тихо, и я решил еще поспать, но тут прислали приказ готовиться к переброске на улицы города, а значит, опять воевать.

На позициях в районе площади Девятого января целых домов почти не было. Заняли какие-то развалины напротив практически одиноко стоявшего дома. Тут до меня и дошло, что это, вероятно, будущий Дом Павлова, и я заволновался. Впрочем, дом пока был занят вражескими войсками, а мы пока будем отсюда пресекать попытки фрицев выйти или получить подкрепление.

Немцы на дурака не лезли. По часу, а иногда и дольше, наши позиции обрабатывали снарядами, пытаясь увеличить гарнизон занятых тут домов. Интересно, а «Молочный» уже пробовали отбить? Хотя его же после Дома Павлова будут отбивать. Вот уж куда не хотелось бы лезть ни за какие коврижки. Помню еще, как читал про оборону дома без подвала. Жопа там будет всем, причем напрасная. Если выпадет нам туда лезть, нужно будет еще взрывчатки раздобыть и рвануть его к «бениной» маме, чтобы не лечь там потом.