Сороковник. Книга 3 (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна - Страница 47

— А ты знаешь, — продолжает тем временем Николас, — что с памяти можно считать гораздо больше, чем ты увидела и запомнила? Посмотри на эту стену. — Он кивает на то самое строение, о котором я только что подумала. Две узкие бойницы проклёвываются на высоте третьего этажа да ещё у самого основания — знакомое окно-прорезь, никаких щелей, с этой стороны даже входа не видно. — Когда тебя вели мимо, ты лишь мельком взглянула на стены и под ноги, свет слепил глаза, а те, кто после тебя смотрели, нашли на кладке остаточные следы аур. Приглядись, видишь углубления? Это от корабельных гвоздей. Прямо здесь распинали людей, Ива, и неважно, за какие прегрешения — никто не должен умирать такой страшной смертью. А вот этот желоб, что вдоль стены — это не водосток, это для слива крови.

Должно быть, я бледнею.

— Всё-всё, — торопливо завершает Николас. — В общем, ты поняла. Подобных зацепок здесь много, часть от тебя узнали, что-то и сами обнаружили, по ходу… Не у тебя одной претензии к клану, многие тут найдут весточку о сгинувших родственниках. Да и безымянных полно, подозреваю.

— Лучше пойдём. — Я тяну его за рукав. Николас и сам не рад, что разговорился, поэтому даёт себя увести от страшного места, с которым у меня и без того немало собственных воспоминаний. — Откуда ты всё знаешь? Ты же со мной безвылазно сидел! Связывался с Магой?

— И с ним общался, и с тем, кто приходил, пока ты отдыхала. Паладины не дремлют… в отличие от некоторых Обережниц. Акара разыскала и направила к нам одного из мэтров, как и обещала, так я тебе скажу, что наш Майкл перед ним — зелень. Не переживай, ничего интересного ты не пропустила: он только немного тебя просканировал и убедился, что всё уже в порядке. Даже хорошо, что ты спала, а то стала бы по своему обыкновению смущаться.

— Точно в порядке? — спрашиваю подозрительно. — Ему-то откуда знать, он же не… — гинеколог, хочу сказать, но спохватываюсь и меняю на более мягкое определение: — … женский врач! Да и откуда ему взяться-то, в походе?

— Ну. Ива, не капризничай. — Мы уже у фонтана; Николас, повертев в руках лютню, опускает её на ковёр и для чего-то цепляет с него подушечку. Пристраивает на бордюр, низкий и широкий, как скамья. — У этого мэтра мало того, что богатейший опыт, у него ещё и шестеро детей, и свою супругу во время беременности он всегда курировал сам, так что была возможность попрактиковаться.

— …Эй, — только и могу сказать, когда возвращается дар речи. — Ник! Ты что несёшь, родственник? Какая практика, я-то при чём? Такие неприятности, как у меня, у большинства женщин случаются каждый месяц, всего и делов-то, зачем мне мэтр?

— Да это как сказать. — Ник задумчиво смотрит в небо и словно на что-то решается. — С одной стороны, вроде и ни к чему, Акара и сама справилась, честь ей и хвала; с другой стороны, ребёнка-то ты чуть не потеряла. Ива, пока за нами не пришли — давай-ка я тебя усажу. Нет, вот сюда, чтобы не застудиться, камень всё-таки…

Что-то я никак не могу уловить смысл сказанного, поэтому безропотно позволяю собой распорядиться. Широкая каменная поверхность бордюра вокруг фонтана не холодит ожидаемо, а приятно греет под коленками, напитавшись за день теплом. Как-то надо ответить на его странные слова, но я торможу. Наконец включаюсь.

— Ник, такими вещами не шутят!

— Да кто ж шутит, родственница! — отзывается он расстроено. Оглядывается, будто в поисках поддержки, на Тёмных рыцарей, которые уже привычно занимают посты справа и слева от нас. — Я просто не знаю, как тебе об этом сказать. Ладно, все мы тут уже большие мальчики и девочки, а потому говорю открытым текстом: тогда, при Акаре, ты решила, что у тебя месячные? Ошиблась. Просто ты беременна. Приступы были предвестниками самого настоящего выкидыша. Ты чуть не потеряла ребёнка, Ива.

Он действительно очень серьёзен. А на меня накатывается ощущение чего-то неотвратимого, как будто вот-вот рухнет над головой купол только-только воздвигнутой стабильности — и снова меня придавит обломками скалы, как в ночном кошмаре.

— Да… да что вы выдумываете с вашим мэтром и с Акарой тоже! — пытаюсь я отбиться. И вдруг у меня мелькает догадка, как мне кажется, правильная. — Если вы нашли у меня что-то опасное, так и скажите и нечего устраивать мелодраму! Я не могу забеременеть, просто не могу! Это невозможно!

— Да почему? — Ник широко открывает глаза. — Позволь напомнить: у тебя с неким Васютой что-то всё-таки было, не так ли? Ты ж не маленькая, сама знаешь, чем такие дела могут заканчиваться. Достаточно и одного раза, а… я, конечно, не считал, просто видел в твоей памяти сам факт, но ведь было, было! Чему ты удивляешься?

— Да не этому, Ник! — Я даже смущаться забываю, как и то, что рядом с нами ещё два посторонних слушателя. — У меня больше не может быть детей, понимаешь? Когда меня с того света после родов еле вытащили, врач просто… в общем, трубы перевязал, пока я ещё под наркозом была. Не может у меня быть ничего!

Он снисходительно похлопывает меня по плечу.

— Как говаривал частенько наш почтенный родитель, подозревая нас c братом в первых любовных шалостях, ни один метод контрацепции не даёт полной гарантии. Кроме воздержания. Всегда остаётся какой-то процент вероятности, вот ты, дорогуша, в этот процент и попала.

— Ник!

— Родственница! А у тебя раньше… Так, ребята, — это он обращается к рыцарям. — Отвернуться, не скалиться и не смущать даму! Хочешь сказать, такие задержки для тебя — дело привычное? И всегда при месячных тошнит от запахов? И полуобморочные состояния случаются? Вроде не должно быть, ты ж по виду женщина здоровая.

— Ник! — повторяю беспомощно.

— Что — Ник? — Он сердито стягивает на мне борта куртки, как будто хочет спеленать. — Ты повторяешься, Ива! Две недели срок, я тебе об этом полчаса твержу. И эта сволочь Омар довёл тебя до того, что ты чуть не потеряла малыша! Счастье, что Акара оказалась рядом, схватки остановила, если бы это случилось, я бы из трёх шкур вылез, чтобы этого истукана реанимировать и самолично придушить!

— Ни-ик, — я всё ещё сопротивляюсь. — Какие проценты? Это ж операция, хирургическая, у меня и шрам остался, могу показать. Мне же сказали, что это навсегда…

— У-у… — он прижимается лбом к моему лбу и смотрит в глаза лукаво и нежно. — Ну что ты такая дурочка? Забыла, в каком ты мире и кто у тебя в Наставниках? Да ты чуть ли ни с первого дня с Майклом общалась, а у него регенерирующая аура работает на автомате, даже без его участия! Ты не заметила, у тебя ничего в здоровье не выправилось за то время, что вы встречались?

Зрение, точно. И спина перестала болеть. И… кажется, пломбы в зубах пропали. А если затронуто одно, то не исключено, что и внутри что-то и впрямь. Мама дорогая, да ведь мне и пальцы собирались нарастить и говорили об этом как о чём-то обыденном…

Две недели? Две, он сказал?

Ой, Божечка…

— А самый главный признак, — добивает родственник, — и его могут увидеть только продвинутые целители — это уже сформированная матрица. Она, собственно, образуется с момента зачатия, но увидеть её можно только с такого срока, как у тебя. Правда, за Зеркалом её сразу не разглядишь, это особое зрение надо подключать, да и то, если подозреваешь сам факт. Ива, ты ещё сомневаешься? Ты же умеешь заглядывать в себя, попробуй!

И почему-то именно этот довод убеждает меня окончательно.

Я не хочу!

Снова это отвратительное дежурство по утрам в туалете, жуткий ежечасный голод при невозможности съесть что-либо объёмом больше столовой ложки… Отёкшие ноги, одутловатое лицо, бессонница. Обмороки в самый неподходящий момент. Бесформенные тряпки вместо нормальной одежды. Живот, в последние два месяца мешающий ходить, сидеть, лежать, спать… жить, наконец. Боже ж мой, как я завидовала, безумно завидовала цветущим женщинам, несущим свои животы, как бутоны! Да я полжизни готова была отдать, чтобы хоть на день оказаться на их месте, особенно, если видела рядом с беременной Венерой обожателя, бережно застёгивающего ей сапоги или сводящего по ступенькам, будущего отца семейства… Счастливого отца.