На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия - Страница 55

— А мы и не серчаем, — отозвалась Пелагея, стараясь не уронить разносчика вышеупомянутых сплетен.

Сосны скрипуче жаловались небу на сырость. Вороны с криками носились в вышине, прогоняя пернатого обидчика. Капал мелкий, липкий дождик. Оскальзываясь, кое-как доволокли старика до первых деревьев и свалили под кустом.

— Как бы простуду не схватил, — заволновалась Пелагея.

— Вруны не болеют, — усмехнулся помощник. — Здесь он враз оклемается. А вам советую на рожон не лезть. Не связывайтесь с дедом, гоните в шею! Полгорода взбаламутил, поганец! Клейма ставить негде.

Пелагея прервала поток его негодования, растянувшись на траве посреди бурых кротовин.

— Ай, молодцы, кротики! За ночь нарыли! Поди, и в огороде нор не сосчитать! — заявила она и рассмеялась. — По всему видать, пора срезать тыкву с кабачками.

Она отряхнулась и направилась к калитке, где виновато топталось еще несколько горожан. Им сразу приглянулся ее деревенский костюм, но они мялись, как дети малые, не решаясь начать разговор. Словно Пелагея — строгая учительница, на урок к которой они явились неподготовленными и вот-вот схлопочут двойку. Странно было смотреть на недавних бунтарей, чья озлобленность развеялась, сменившись благоговейным трепетом.

— Вы это сами… шьете? — наконец заговорил один из группы, указывая на юбку Пелагеи.

— Так точно, сама, — с улыбкой кивнула та.

— А если заплатим, сошьете такие же для наших жен?

Пелагея просияла, как медный пятак. Только что ее талант признали. И не просто признали, а вдобавок записались в заказчики.

— Приходите на праздник Листопада. И жен своих приводите — мерки сниму. А потом устроим маскарад. Будет тыквенный пирог, печенье с корицей и фонарики из цветного стекла!

Пелагея хихикнула и, хлопнув в ладоши, счастливая убежала за ограду.

Изображая разъяренного деда, по гостиной за Майей носился Пересвет с приклеенным к подбородку клочком сухого мха. Девочка визжала, хохотала и защищалась, чем придется. Ее новый дом был сродни неприступной крепости, а друзья — не из тех, кто позволит всяким Яроведам творить бесчинства. Она осмелилась показать своему страху язык — и страх исчез безвозвратно.

Когда горе-мятежники разошлись, Рина вернулась со двора с двумя канистрами керосина. Отдуваясь, поставила на пол.

— Вот. Можно сказать, подарок. Будет, чем лампы заправлять.

Она глянула на Пересвета, и теперь в ее взгляде сквозило обожание. Это не могло не льстить. Кто он такой? Рядовой журналист, безвестный писатель, каких в Сельпелоне пруд пруди. Стать героем для одного единственного человека уже победа. А прогнать стужу из сердца той, кто тебе по нраву, — истинный триумф. Пересвет остановился у бисерной занавески, сел на корточки — отдышаться — и огрёб по макушке тугим диванным валиком. Набивки для него явно не пожалели.

— Получай, противный дед! — радостно воскликнула Майя и с визгом умчалась в ванную. Пересвет расхохотался, оторвал фальшивую бороду.

Присев рядом, Рина похлопала его по плечу.

— Ты молодчина! Без тебя весь наш план пошел бы ко дну.

Пересвет глупо заулыбался, махнул рукой и собрался было возразить, дескать, не заслужена похвала. Но тут в прихожую ворвался ураган из топочущих ног, кричащих голов, яркого балахона и одной чёрной собаки.

— Что ты такое удумала?! Я в полном порядке! — упорствовала голова Киприана. — Не надо смазывать йодом!

Голова Юлианы вела себя не лучше:

— Ах, йодом не надо?! Тогда как насчет зелёнки?

Пирог всё это время мастерски путался под ногами, страшно щёлкал зубами и лаял так, словно вот-вот загонит лису. С хозяйкой он был заодно.

Юлиана приноровилась, подпрыгнула и повисла у Киприана за спиной, скрестив у горла окровавленные руки. Тот немедленно взвыл:

— Ай-яй! Что ж ты творишь?! Больно!

— Больно, значит? — обрадовалась Юлиана. — В таком случае, раздевайся. Пелагея! — крикнула она. — Тащи аптечку! У меня тут буйный пациент!

«Буйного пациента» с большими усилиями усадили на диван, пообещали, что не съедят, и задрали верхнюю часть пурпурных одеяний до самой шеи.

— Ой, какие мускулы! — замирающим голосом проговорила Марта, как всегда оказавшись поблизости исключительно по воле случая.

— Не смеши ты Кекса с Пирогом! — презрительно фыркнула Юлиана. — Мускулы-шмускулы! Тьфу на них! Лишь бы зажило по-человечески.

29. Клён на площади

Разрез на балахоне — место, куда воткнули остриё стилета, — затянулся в мгновение ока. Следы от пятен крови практически исчезли, словно ткань как следует обработали растворителем.

Юлиана смочила кусок ваты в склянке с йодом и принялась обрабатывать рану, которая успела покрыться толстой кровавой коркой.

— Кто ж это вас так? — в ужасе спросила Рина. — Неужели наёмники Грандиоза?

— Они, заразы! — отозвалась Юлиана. — Я-то не пострадала, а вот этому товарищу, между прочим, нож в спину всадили! Если бы земля не поглотила негодяев за их злодеяния, я бы лично явилась отомстить.

— Перестань, — сказал Киприан, не поворачивая головы. — Ведь обошлось же.

— В другой раз может и не обойтись, — проворчала та. — Надо попросить Пелагею связать для тебя еще пару чудодейственных гольфов.

Пирог стал передними лапами на боковину дивана и завилял хвостом.

— Если хочешь, могу за ним приглядывать, — предложил он.

Залепив рану пластырем, Юлиана проверила, чтоб нигде не отставало, и отпустила пациента с миром.

— Нет, — наклонилась она к Пирогу. — За тобой самим нужен глаз да глаз. Вы на пару с Кексом такую заваруху устроить можете, что мама не горюй! Кстати, почему снаружи тихо? Что, никто не приходил?

— Приходил! Еще как приходил! — затараторила Рина. — Вы бы видели! Народу — прорва: журналисты, художники, крикливый старик. Даже несколько охотников было!

— И кто же их укротил?

Рина обернулась, чтобы представить новоявленного героя. Но у бисерной занавески не было ни души. Сбегала на кухню — пусто. Заглянула в ванную — никого. Выяснилось, что укротитель городских дикарей под сурдинку залез на библиотечный этаж.

— Эй, слышишь, Пересвет! Нужно обязательно написать обо всём, что сегодня случилось! — крикнула она, сложив ладони рупором.

— А я чем, по-твоему, занимаюсь? — весело донеслось из библиотеки.

Приготовления к празднику Безлистья шли полным ходом. Печная и каминная трубы дымили круглые сутки. Пелагея намывала противни, сражалась с тыквой и постоянно жаловалась, что затупились ножи. Изучала рецепты оладьев из кабачка, колдовала над тестом для печенья и гоняла Марту в город то за мукой, то за сахаром, то за абрикосовым повидлом. Как оказалось, до яблочного варенья в погребе добрался Пересвет и умял его за милую душу. Марта ворчала больше положенного. Юлиана собирала опавшие листья, сушила под прессом из старых поваренных книг и нанизывала на нитки. А потом, взгромоздившись Киприану на плечи, развешивала самодельные гирлянды под потолком. Теора днями напролет расчесывалась перед зеркалом, распевая душещипательные песни Энеммана, редко с кем заговаривала и всё чаще уединялась в тайной комнате. Пирог с Кексом возомнили себя знаменитыми сыщиками, шныряли повсюду с чрезвычайно загадочным видом и даже начали Теору подозревать. Но после учиненного ей допроса выяснилось, что уличить ее абсолютно не в чем. Иное дело — вторая тень. По мнению «великих сыщиков», тень вела себя как закоренелый преступник: на вопросы отвечала упорным молчанием, вину признавать отказывалась и не оставляла следов.

В ходе расследования ни Кексу, ни Пирогу так и не удалось установить, что эти двое в тайной комнате замышляют.

К празднику готовилась не только Пелагея. Город преобразился до неузнаваемости. Подъезды и фронтоны украсились лампочками в форме пальчатых листьев, заполненных разноцветным сыпучим порошком. Порошок мерцал в темноте и менял цвет поочередно на зеленый, желтый и красный. Патрульные цеппелины, обыкновенно бледные, как моль, выкрасились в броский оранжевый. Грандиоз опутал свою резиденцию сетью крошечных белых фонариков и водрузил над воротами гигантский скрипичный ключ из накачанных неоном трубок.