Генералиссимус Суворов - Раковский Леонтий Иосифович - Страница 22

Воронов сидел и думал, как все:

"Скоро ли заметят нас басурманы?"

Лодки уже выплывали на середину реки.

Все еще пристальнее вглядывались в высокий, поросший кустами и лесом турецкий берег. Глаза выискивали притаившегося в этой темноте коварного врага. Но, как ни напрягали зрение, нельзя было увидеть на правом берегу никакой тревоги.

– Неужто не заметят, проспят? - наклоняясь к Воронову, сказал шепотом Клюшников.

И вдруг просвистела первая пуля. За ней полетели десятки. Началась беспорядочная стрельба.

Стреляли с обоих турецких пикетов. Солдаты крестились, снимая треуголки. Немного погодя на высоком берегу блеснул огонек, и над Дунаем прокатился гром - турецкая батарея стреляла по десанту.

Гребцы налегли на весла.

Князь Мещерский отвечал туркам со своего берега. Турки продолжали стрелять по лодкам, но безрезультатно: они стреляли в темноте и с большого расстояния - ядра не долетали до лодок.

Быстрое течение Дуная сносило лодки вниз. Наконец лодки благополучно пристали к берегу, на версту ниже назначенного места. Солдаты, один за другим, прыгали на берег. Клюшников оступился и упал по пояс в воду.

– Ружье береги! - крикнул откуда-то знакомый голос генерал-майора.

В несколько минут астраханцы высадились на турецкий берег. Построились, как было указано в диспозиции, в два каре. Первая колонна под командой полковника Батурина, вторая - подполковника Мауринова. Резерв вел майор Ребок. Впереди рассыпались стрелки.

Не успели пройти и десятка сажен, как стрелки наткнулись на неприятеля. Защелкали выстрелы. Турецкий пикет был мгновенно опрокинут и бежал к своим лагерям. В темноте только трещали кусты да сыпалась из-под ног земля. Миновали место второго турецкого пикета. У догоравшего костра валялась чалма, лежал оставленный ятаган.

Здесь Суворов разделил отряд: Мауринова с его колонной отправил налево к лагерю паши, перед которым стояла батарея, а сам с колонной Батурина двинулся вдоль берега. Суворов заходил во фланг турецкой батарее, защищавшей центральный лагерь.

В турецком лагере слышались крики. Очевидно, турки узнали о переправе русских.

Солдаты, ободренные благополучной переправой и первыми успехами, весело переговаривались:

– Ишь, загудел улей…

– Паше спать помешали!

– А у них, брат, жен у каждого - по десяти… Астраханцы шли в темноте через рытвины, промоины, овраги, продирались сквозь кусты, то спускались вниз, то подымались наверх.

Подошли к крутизне, на которой стояла четырехпушечная батарея. Шутки смолкли: все знали-турки за прикрытием всегда дерутся ожесточеннее, чем в поле.

Когда первые ряды астраханцев вышли из кустов и стали подыматься на обрыв, турки засыпали их пулями. Грохнул залп из четырех орудий.

В колонне сразу повалилось больше десятка людей.

Клюшников, шедший рядом с Вороновым, вдруг присел, схватившись за ногу.

Но астраханцы мужественно выдержали огонь. Вот когда на деле пригодились сквозные суворовские атаки.

Астраханцы бросились на крутизну. Воронов, цепляясь за кусты и ежесекундно скользя, карабкался вместе со всеми наверх. Впереди, сзади, с боков только и слышались запыхавшиеся, торопливые голоса:

– Живее, живее!

– Пошел скорей!

Все спешили на гору. Люди падали, катились вниз, вставали и снова продолжали лезть наверх.

Воронов зацепился за какие-то корни и растянулся. Кто-то в темноте наткнулся на него, выругался и, перешагнув, побежал дальше. Воронов вскочил. Передние ряды астраханцев уже прорвались на высокий бруствер, которым была обнесена батарея.

Впереди, в толпе, Воронов на мгновение увидел знакомую фигуру Суворова.

"Ишь, не отстает!" - подумал он и с криком "ура" кинулся вперед.

Все смешалось. В полутьме только по чалмам можно было отличить врагов от своих.

Суворов, разгоряченный свистом пуль, бежал вперед, насколько позволяли силы.

Приземистый янычар выскочил из-за куста и взметнул над головой кривым клинком. Суворов, больше наугад, привычно отпарировал удар. Сталь звонко чиркнула по стали. Суворов едва удержал в руках шпагу - так силен был удар. Он отпрыгнул назад, готовясь к следующему нападению. Янычар снова занес шашку. Суворов отбил и это нападение.

И тут из-за плеча Суворова кто-то выстрелил в янычара. Турок упал.

Суворов побежал вперед, к орудиям. Три орудия были уже в руках у русских. Только вокруг последнего шла свалка - турецкие артиллеристы отбивались шашками и ятаганами от астраханцев. Суворов поспешил туда.

Но не успел он сделать двух шагов, как впереди что-то грохнуло и ударило в грудь. Суворов отлетел в сторону и упал, больно стукнувшись боком о сломанный лафет. В глазах пошли круги. Захватило дух.

Сержант Горшков и какой-то солдат подняли Суворова. Суворов стоял, левой рукой держась за ушибленный бок, а правой судорожно сжимая эфес шпаги.

Он огляделся - четвертое орудие чернело на земле. Вокруг него лежали тела турок и русских. Кто-то стонал. Суворов догадался: пушка разорвалась, перебив и переранив окружавших ее.

Горшков хотел вести Суворова назад, к реке, но Суворов отстранил его, мотая головой. Он едва нашел в себе силы выдавить:

– Ничего, вперед!

И, прихрамывая и потирая левый бок рукой, он побежал к турецкому лагерю, из которого астраханцы гнали штыками обезумевших от страха разбитых турок.

VI

За три часа поиск был удачно окончен - семьсот человек русских разбили у Туртукая четыре тысячи турок.

Когда русские овладели всеми тремя лагерями, князь Мещерский отправил на помощь сто пятьдесят охотников из карабинеров и шестьдесят казаков Сенюткина. Лошади плыли за лодками.

Турки были разбиты и бежали, кто - к Шумле, кто - к Рущуку.

Несчастливо начинавшийся поиск, который из-за непонятной медлительности и несговорчивости упрямого и глупого "Ивашки" неоднократно стоял под угрозой срыва, закончился столь удачно. Русские войска взяли 6 знамен, 16 пушек и захватили 51 судно на Дунае.

Суворов был счастлив - первая самостоятельная операция выполнена отлично. Все уже сделано, можно возвращаться восвояси с победой и трофеями. Суворов даже не обращал внимания на то, что болят контуженные бок и грудь. Он ждал только, когда вернутся две роты, посланные в Туртукай взорвать пороховой магазин и сжечь весь город.

Он ходил по площадке холма, глядя вниз, на Дунай, где у лодок копошились солдаты. Они переносили раненых, волокли на сходни турецкие пушки, - две из них, наиболее тяжелые, пришлось сбросить в Дунай.

Из Туртукая шли группами, ехали на волах обыватели - булгары, валахи, молдаване. Суворов приказал переправить их с имуществом на русскую сторону.

Но вот раздался оглушительный взрыв. Весь Туртукай заволокло дымом, потом прорвалось, заполыхало резвое пламя: это взорвали пороховой склад. Один за другим занимались дома, горела мечеть, пылал дом паши.

"Можно, пожалуй, писать донесения", - подумал Суворов. Он пошарил в карманах - бумаги не оказалось.

– Горшков, нет ли у тебя бумаги?

– Есть небольшой клочок, ваше превосходительство, - ответил сержант, подавая измятую осьмушку. Суворов повертел в пальцах серый листок.

– Маловато. Ну да ничего. Я кратко напишу: победа сама за себя скажет!

Он сел на пенек и задумался. Первое надо написать "Ивашке". Этому упрямому глупцу.

Разорвал листок пополам. Написал:

Ваше сиятельство,

Мы победили! Слава богу, слава вам!

А. Суворов

Взялся писать второе, графу Румянцеву! А в уме вдруг возникли рифмованные строчки: вспомнилось старое! Что, ежели так и написать, стихами? "Ивашке" этого нельзя было бы, но графу Петру Александровичу - вполне можно: он во сто крат умнее "Ивашки". Он не обидится, он - поймет!