Поединок со смертью - де Куатьэ Анхель - Страница 4

Многие ли способны следовать за Тобой? Многие ли будут поститься в пустыне, поедая саранчу и скорпионов, как делал Ты? Многие ли примут огонь Твоей Истины голыми руками? Нет. Тысяча за все века — святые и праведники — жалкая кучка. И все!

А как же остальные? Как им быть? О них Ты не думал вовсе. Да, человек — слаб, мелок и жалок. Вот истина о человеке. Но почему бы не дать ему счастья? Маленького, крохотного земного счастья. Но Ты не дал. Мог, а не дал!

Но Он молчал и лишь смотрел на старика.

— Что Ты глядишь на меня проникновенно своими кроткими глазами?! — кричал Инквизитор. — Рассердись, я не хочу любви Твоей, потому что сам не люблю Тебя. И что мне скрывать от Тебя? Разве я не знаю, с Кем я говорю?..

Тебе все известно. Я читаю это в Твоих глазах. Да, мы уже не с Тобой, а с ним , с тем премудрым духом, что искушал Тебя в пустыне! Мы взяли от него Рим и меч Кесаря и объявили себя царями земными, царями едиными.

Ты проповедовал гордым, а мы пошли к смиренным. Ты говорил к тысячи, а мы осчастливим тысячи тысяч! Ты поставил подвиг Свой и ушел. А дети Твои здесь, и они — сироты. И нет у них Отца более — кто бы подсказал и утешил.

Но мы исправили ошибки Твои. Мы сказали им, что знаем Тайну Твою и что стоит поклониться нам, и будет каждому и наставление, и утешение. Мы даже грех сделали позволительным, но лишь с нашего разрешения.

Да, мы дали детям Твоим то, что Ты не дал. Да, мы обманываем их, но для их же блага. Да, мы кормим их — их же руками. Да, мы пугаем их — для их же счастья. И они будут счастливы и возблагодарят нас…

Так говорил Великий Инквизитор к Спасителю, но тот продолжал молчать. Он лишь глядел на старика печальными глазами.

— Ты все молчишь, — проскрежетал Великий Инквизитор и бросил на Пленника гневный взгляд. — Ладно. Ты заговоришь в час Страшного Суда, когда придешь судить их. Но знай, что в эту минуту мы встанем и скажем Тебе: «Мы взяли грехи их на себя. Не суди их, но суди нас!»

Я не боюсь Тебя. Завтра же Ты увидишь, как это послушное стадо по мановению моему бросится подгребать горящие угли к Твоему костру, на котором сожгу Тебя за то, что пришел Ты мешать нам. Ибо если кто более всех и заслужил наш костер, так это Ты.

Завтра сожгу Тебя! Dixi.

Когда Инквизитор умолк, то некоторое время ждал, что Он ему ответит. Ему тяжело молчание Пленника. Он видел, как Тот все время слушал его проникновенно и тихо. Слушал и смотрел ему прямо в глаза, словно и не хотел возражать.

Старику же хотелось, чтобы Пленник сказал ему что-нибудь, хотя бы и горькое, страшное. Но Он молчал, а потом вдруг приблизился к старику и тихо поцеловал его в бескровные девяностолетние уста. Вот и весь ответ.

Старик вздрагивает. Что-то шевельнулось в концах губ его; он идет к двери, отворяет ее и говорит:

— Ступай и не приходи более… не приходи вовсе… не приходи никогда, никогда!

* * *

Андрей закончил рассказ.

— Это что, какая-то притча? — не понял я.

— Можно и так сказать, — ответил Андрей. — Это история, которую атеист Иван Карамазов рассказывает своему брату — юному послушнику Алеше.

— Федор Михайлович Достоевский, — пояснил Гаптен.

— Глава «Великий Инквизитор» — это просто часть романа о братьях Карамазовых, — задумчиво продолжал Андрей. — Но эта поразительная история живет своей самостоятельной жизнью уже более ста лет. В ней загадка. Одни говорят, что это пророчество Достоевского о будущих смутных временах, другие… Вот ты, Анхель, как думаешь, о чем эта история?..

— О том, что Бог — это любовь… — я ответил наугад, пожал плечами. На самом деле ответа у меня не было.

— Да, но ты забываешь одно важное обстоятельство, — поправил меня Андрей. — Эту историю глубоко верующему человеку рассказывает атеист.

— Странно, странно… — пробормотал Гаптен. Он хоть и читал «Карамазовых», но лишь сейчас обратил внимание на этот парадоксальный факт. — Действительно, Иван Карамазов атеист…

— Это притча не о вере, это притча о добре , — тихо сказал Андрей, глядя словно внутрь себя, словно бы сверяясь с какими-то другими своими мыслями.

— О добре? — удивился Гаптен. — Но почему?

— О добре… — повторил Андрей. — Великий Инквизитор не желает людям зла. Напротив, он желает им добра. Но это… как бы сказать?.. Неправильное добро, что ли. Не от сердца.

— Постой, что ты имеешь в виду? — Гаптен потерял мысль и закачал головой из стороны в сторону.

Андрей задумался.

— Понимаешь, — начал он через какое-то время, — Инквизитор изучил этот мир, изучил людей. Например, он знает, что люди боятся власти и что они будут пресмыкаться перед ней, как только она покажет зубы. Причем перед всякой властью — властью правителей, властью авторитетов, предрассудков, властью их собственного страха…

— Первая Печать, — отметил я сам для себя и тут же вспомнил слова Данилы: «Власть — это не когда кто-то правит, власть — это когда кто-то подчиняется».

— Инквизитор знает и другое, — продолжал Андрей, — он знает, что люди часто готовы пожертвовать ценным и важным ради своих мелких, сиюминутных прихотей и желаний. Как часто случается, что человек отворачивается от тех, кто его любит. Ведь часто же! И от чужой беды, чуждой боли…

— Это вторая Печать, — понял я. — Эгоизм.

Андрей кивнул.

— И наконец сам он, этот Инквизитор, он же завидует . Он завидует самому себе! И это третья Печать. Он не хочет верить в то, что люди такие, как он о них говорит. И он не хочет быть тем, кто так говорит. Нет, не хочет. Он завидует себе, но не ожесточенному, не разочарованному, не отчаявшемуся. Понятно я объясняю? Он завидует себе — тому, каким бы он был, если бы в нем была сила Христа…

— Да! — понял я наконец. — Да-да! Он силе Его доброты завидует! Точно! И поэтому именно атеист Иван эту притчу рассказывает, потому что в нем тоже этой силы нет, только разум!

— Да, — Андрей улыбнулся мне и вернулся к тому, с чего начал. — И поэтому доброта бывает разной — и правильной, и неправильной. Бывает от сердца, а бывает от разума. Формально ведь Великий Инквизитор что говорит?.. Бог оставил людей один на один с жизнью. «Живите, боритесь, создавайте себя!» — вот завет Бога к человеку. Но людям было бы легче, если бы Бог был Золотой Рыбкой, Щукой, исполняющей его желания, Коньком-горбунком. А это не так. И вот Инквизитор предлагает людям осязаемую иллюзию — определенность, стабильность, «маленькое человеческое счастье», мудрость и защиту Церкви. Он говорит: «Не ищите смысл жизни, не ищите правды, но живите так, как мы скажем, потому что мы знаем Его Тайну». И он, этот Инквизитор, действительно желает людям добра, но это доброта от ума, а не от сердца. Он самих людей не видит, они для него — стадо: тысячи тысяч.

— А у Христа доброта от сердца… — дополнил я.

— Да, — продолжил Андрей. — Христос не к тысячам избранных приходил, как говорит Инквизитор не к сотням, не к десяткам, Он к одному приходил — к каждому. И вот теперь Он смотрит на одного , на Великого Инквизитора, и сострадает ему. Не сочувствует, не жалеет, а сострадает . Тот говорит: «Я ненавижу Тебя». А Он подходит и целует его в губы. И в этом все …

— Сострадает, — эхом повторил Гаптен.

— Можно все делать правильно… — задумчиво сказал Андрей, словно бы подводя итог своим словам. — Можно и думать правильно, и поступать правильно, но вот доброты в этом не будет. А если доброты нет, то тогда и дела мертвы, и мысли, и поступки. Истинная доброта — она от сердца. Это открытость, это подлинное бесстрашие — вот что такое настоящая доброта…

— И что ты думаешь? — спросил у него Гаптен, показав глазами на мерцающий экран.

— Данила протянет луковку. А что дальше будет?.. Не знаю.

— Луковку? — я был уверен, что ослышался.

— Да, — задумчиво ответил Андрей.

— Это тоже из «Братьев Карамазовых», — пояснил Гаптен. — Луковка…