Полнолуние для магистра (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна - Страница 21

Ведь она в сновидении и, к тому же, в загадочном Межмирье. А здесь свои законы и логика, подгонять их под имеющиеся собственные установки неразумно. Надо… влиться, слиться, срастись с этим местом, понять, чем оно дышит, чтобы не наворотить чего-то не по здешним уставам. Иначе её отсюда просто выпрут. И ещё неизвестно, будет ли у неё вторая попытка. А её ждёт… Нет, не ждёт, спит пока на больничной койке Валерик. Но поутру он непременно о ней вспомнит.

А она — будет думать о Лерке сейчас. И топать вперёд, чтобы он жил, да не просто, а долго и счастливо.

Крупный песок поскрипывал под ногами. Звуки таяли в тумане. Пропал не только мир, но и ощущение времени. Сколько она шла, уставившись на тёмное пятнышко впереди, а затем время от времени поглядывая настороженно по сторонам, ожидая подвоха? Пять минут? Десять? Полчаса? Вдруг ей показалось, что в глазах рябит, двоится; но нет, со зрением всё было в порядке. Просто немного поодаль дорожка растраивалась.

Или расчетверялась?

Зажмурившись, Лика помотала головой и открыла глаза. Теперь дорожек стало шесть. Мало того: подрагивая — то ли на самом деле, то ли работала оптическая иллюзия, вызванная треклятым туманом — но они раздвигались этаким громадным веером, а меж ними сперва незаметными ложбинами, а затем проседая в рыхлой земле, траве, глинистом или скалистом грунте, прорастали и овеществлялись новые… уже не тропы и не садовые дорожки — Пути.

Причём самым невероятные образом каждый Путь — именно так, с большой буквы — пролегал по иной местности. И как бы ещё не в другом мире… ибо к каждому прилагался как бы собственный кусочек реальности. В памяти всплыло слово «локации». Было от чего растеряться.

Тот, что вёл почти прямо, переходил в узкое асфальтовое шоссе с белеющей по кромкам разметкой, с обочинами, присыпанными палой осенней листвой. С обеих сторон его обступал лес, вернее — видимые его полосы, отсекаемые туманной стеной. Клубящаяся, кажущаяся живой облачная масса обволакивала каждый Путь новым тоннелем, позволяя, тем не менее, хорошо разглядеть, куда, собственно, он ведёт.

Чего такого особенного было в открывшемся ей лесу, Лика не поняла: с виду лес как лес, только осенний, деревья голые, в ошмётках тумана, но уже редкого. Метров через пятьдесят дорога круто сворачивает, а что там за поворотом — поди, угадай… Но что-то он ей напомнил.

Она отвела глаза.

Был соблазн немедленно шагнуть вперёд, а дальше — куда кривая выведет. Однако не зря же ей открылось несколько вариантов! По-видимому, нужно выбрать какой-то один, по неизвестной пока ей логике. И не факт, что если ошибёшься, тебе позволят вернуться и начать сначала.

Дорожка, вильнувшая левее от основной, почти не изменилась, так и оставшись песчаной. Но по левую сторону от неё на широком поребрике, выложенном цветной плиткой, выстроилась вдаль шеренга старинных фонарей, теплящихся голубоватыми огоньками. Ещё левее тянулась дорога, напоминавшая проезжую, угадывался второй ряд фонарей. Как в Питере, где они с братом, приехавшим её навестить, бродили по окраинам, недалеко от её общаги… Красиво подсвеченные, кружились редкие крупные снеговые хлопья. Пахнуло холодом. Лика невольно поёжилась. Здесь, во сне, она была одета так же, как днём: в простых джинсах и тонкой водолазке, но без ветровки, накинутой из-за ветреной майской погоды. Нет, в снегопад соваться не хотелось. Хотя, если вдруг станет ясно, что выбора нет — придётся, куда она денется…

Ещё один туннель пролегал через совсем иной лес, с мёртвыми порыжевшими елями. Между остовами деревьев уходили вдаль рельсы, тускло отсвечивая в косых закатных лучах. Из-под гравия проглядывали просмолённые шпалы. Царили тишина и запустение и веяло странной тоской — по дому, по жизни вообще… По сравнению с этой унылой местностью следующая дорога, ведущая через поля к небольшой рощице, показалась Лике намного привлекательнее. Оттуда тянуло луговой свежестью, запахом реки и, кажется, слышалось кваканье. Идиллия. И опять что-то напоминало из реальной жизни.

Дорога справа от центральной выходила на широкий горбатый мостик с мозаичной мостовой, каменными перилами, почти затянутыми бахромой плюща, и статуэтками крылатых коников, застывших на крошечных пьедесталах. Где-то внизу бурлила вода, разбиваясь о невидимые опоры и камни, словно там ворчала маленькая, но очень капризная горная речушка, из тех, что от обильных дождей сатанеют и выходят из берегов. Из этого мира потянуло такой кристальной свежестью, а воздух показался настолько вкусным, что сердце Лики дрогнуло. Уж не сюда ли ей? Однако на всякий случай она решила досмотреть, что ещё предлагает ей «веер». И невольно шарахнулась от новой картины.

Загораживая собой полнеба в россыпях звёздных туманностей, над скоростным шоссе повисли две… планеты, спутника или иных небесных тела — Лика затруднялась с определением. Но выглядело это фантастично и жутковато. Нет. Ей явно нечего здесь делать. Если предыдущие кусочки миров чем-то неуловимо напоминали места, в которых они с братом однажды побывали, то этот космический кошмар мог разве что присниться кому-то из них… Выставка, вдруг вспомнила она. Ну, конечно! Выставка «Космос. love» в Москве, на Курской, где демонстрировались голографические изображения вселенных и картины космонавтов. А то, что она видит — словно одна из тех оживших картин… Значит, и эта дорога может оказаться нужной.

И к вящей досаде заметила, что к имеющимся Путям присоединился, по меньшей мере, ещё десяток.

Нет, так не пойдёт. Пока она будет знакомиться с новыми вариантами, запросто нарастёт ещё сотня, и что тогда? Самое время вспомнить мудрую поговорку: «Семь раз отмерь…»

Её так и тянуло к горбатому мосту, какому-то уютному, милому, да ещё охраняемому забавными крылатыми лошадками. Интересно, что-нибудь эта симпатия значит? Что такого особого в этом месте? Чем оно отличается от других?

И вдруг она вспомнила.

На мосте, похожем на этот, только без скульптур, они стояли с Валерием лет, кажется, десять или одиннадцать назад. Она только что закончила школу, и в честь этого события, а заодно и золотой медали старший брат подарил ей поездку в Черногорию. Там, в парке Милочер, спустившись к пересохшему по летнему времени руслу Лерка написал пальцем на каменном подножье любимого всеми туристами моста: «Самая лучшая в мире сестрёнка!» И прикрыл невидимую надпись плетью плюща: якобы для сохранности. И пояснил: “А что? Карябать мелом — это ж вандализм, а так… Неважно, что никто не видит, главное, что Вселенная прочла и знает, правда, Ликуша?»

…Закружилось, завертелось перед глазами пёстрое пёрышко, словно радуясь правильному Ликиному воспоминанию. И помчалось прямо к маленьким каменным пегасам.

… но словно стукнулось о невидимую стену: отлетело назад, как от толчка, и завертелось вокруг своей оси. Выглядело оно при том… обескуражено, именно такое складывалось впечатление. Лика поторопилась на выручку, на всякий случай вытянув вперёд руки.

И тоже наткнулась на невидимую преграду, аккурат на границе, отделяющей песчаную дорожку от первых мозаичных плиток моста.

Чувствуя себя начинающим мимом, на потеху публике пытающимся прощупать якобы стеклянную стену, она изучила препятствие. Похоже, вход перекрыт наглухо… Но ведь не может такого быть! Или она ошиблась с выбором? А если попробовать пройти по соседнему Пути? Но тут решительно восстала интуиция. «Дорога — только туда, тебе открытым текстом намекнули, помнишь? Что, если в самом этом препятствии, в запрете пройти какой-то подвох, по-простому говоря — подлянка? Сдашься, отступишь, потом шагнёшь куда-нибудь ещё, но неправильно — и тебя оттуда больше не выпустят?»

А ведь могло быть и так.

Задумавшись, Лика отступила. Ещё раз внимательно изучила и мозаичную мостовую с нехитрым геометрическим орнаментом, и статуэтки… Мост в Милочере был, конечно, проще, украшенный лишь природным ковром из разросшегося плюща. Но вот перила на нём стояли такие же: широкие, мощные. Влюблённые парочки рассаживались на них со всеми удобствами, позируя фотографам. А где в это время крутились они с Леркой?