Легенда о Чёрном ангеле (СИ) - Манило Лина - Страница 32

Он издаёт короткий смешок и удаляется, а через пару мгновений в кабинет входит Алёна.

— Добрый вечер, — говорит своим тонким голоском, а глаза большие-большие, печальные.

Я не изменил своего мнения: девка действительно красивая. Сиськи, задница, ноги километровые, а в глазах кротость и вызов одновременно. Мужики от таких в восторге обычно.

— Чего хотела? — спрашиваю, закуривая, а она сглатывает.

— Я хотела сказать, что… что люблю вас!

Окончание фразы она выдаёт на одном дыхании, а я чуть дымом не давлюсь. Чёртова идиотка.

— Вали отсюда, пока я добрый.

Такие вещи порой случаются. Я знаю, что при всей своей неидеальности бабам нравился всегда. Не скажу, что у меня их был миллион, но без внимания не сидел, оставалось только выбрать. Но никогда я не связывался с теми, кто вот так вот бросался на шею. Никогда. Мне не нужны были проблемы, потому что в моём мире если и связывать себя отношениями, то до гроба.

В моём случае это будет точно не Алёна.

Девица тем временем стоит, как вкопанная, и никуда уходить по всей видимости не планирует.

— Выслушайте меня, пожалуйста! — тарахтит, заламывая руки, а меня тошнит от этой театральщины. Ненавижу вот такие сопли, органически не перевариваю. — Я влюбилась в вас, увидев однажды здесь, мы с друзьями отдыхали тут, отмечали что-то, не помню. И я пошла на эту работу, чтобы быть ближе к вам! Как вы не понимаете? Я люблю вас!

Какая отвратительная чушь.

— Так, дорогуша, повторю один только раз, после этого, если не поймёшь, взашей выкину отсюда.

Она молчит, закусывая губу, но в её исполнении это смотрится неуместно даже. Во всяком случае точно не сексуально.

— Итак, девочка, — начинаю, наливая себе стакан виски. — Не знаю, что ты там себе придумала, кого видела, что вообразила, но ты мне не нужна. Как баба, любовница, подруга или дырка для траха. Поняла? Кивни. Молодец. Дальше. С этим мы разобрались, отлично. Если ещё раз увижу тебя не на сцене, а где-нибудь ещё, то выкину в два счёта. Это тоже понятно, надеюсь? Снова кивни. Умница. Ты понятливая, оказывается. А теперь дуй отсюда, пока на пальцах объяснять не начал.

— Но…

Неужели не дошло?

— Блядь, у тебя мозги есть вообще? — я не кричу, но почти готов выйти из себя, и мне это не нравится. — Уши заложило, ноги отказали? Я никогда пальцем не тронул женщину, но если ты не свалишь сейчас отсюда, я спущу тебя с лестницы вниз головой.

Она всхлипывает, но не уходит, а я опрокидываю в себя половину содержимого стакана и снова закуриваю.

— Накажите меня, оштрафуйте, но не гоните…

Блядь! Этот цирк уже здорово меня утомил.

Вдруг дверь распахивается, и на пороге появляется сначала Роджер, а следом и Стелла. У нашей главной плясуньи абсолютно бледное лицо, а в глазах ярость.

— Алёна! Скоро твой выход! — шипит подобно змее, а Роджер бросает на меня удивлённый взгляд.

— Да-да, — мямлит Алёна и идёт к двери. Но уже у входа поворачивается ко мне и говорит: — Подумайте, пожалуйста.

— Стелла, — говорю, когда Алёна выходит из комнаты. — Эта дура тут последнюю смену работает. Поняла?

Стелла лишь кивает, мрачная и хмурая, и закрывает за собой дверь.

— Что это вообще было? — интересуется Роджер, когда нас наконец-то оставляют в покое.

— Хрень это моржовая, не обращай внимания, — отмахиваюсь, потому что совсем не хочу пока осуждать сцену, которая произошла несколько минут назад. Для начала мне нужно собраться с мыслями, а потом уже озвучивать их.

Пока Роджер ходит по кабинету, подходит к бару, неплохо ориентируясь на местности, ибо был здесь сотни раз, размышляю о том, что сказала эта дура. Любит она меня, значит. Конечно-конечно, нашла идиота. Я давно уже не верю в любовь с первого взгляда, когда между людьми нет ничего общего — ни прошлого, ни воспоминаний, ни хотя бы обоюдного сексуального влечения. Оставлю эти басни трепетным юношам, мне лапшу вешать на уши не нужно. Тогда, что это было?

Чёрт, мне кругом мерещатся агенты Спартака, но я довольно неплохо изучил этого говнюка, чтобы понимать: при всей своей дерьмовости он умеет нести ответственность за поступки сам, не перекладывая на бабу. Я бы ещё мог поверить, что он решит внедрить кого-то в мой клуб в качестве неофита, или в охрану “Магнолии”, но такими методами действовать не станет. Вон, даже к Марго сам пошёл, не послал своих прихвостней.

В каждом из нас бесчисленное количество граней. Острых, затупившихся, преломляющих свет и поглощающих тьму, но есть вещи, на которые человек при всём желании не пойдёт. Спартак никогда не станет прятаться за бабскую спину — факт. Да и знает отлично, что меня нельзя пронять красивой задницей и упругими сиськами. Толку тогда время тратить на подобные схемы?

Но ситуация с идиоткой этой не даёт покоя. Даже если отмести возможную причастность Спартака, что-то она точно от меня хотела — зря такой любовью не пылают.

— Чего ты кислый такой? — вытаскивает из болота размышлений голос Роджера. — Выпей, что ли, а то совсем бледный.

— Румяный, думаешь, стану? — усмехаюсь и встаю из-за стола. — Я только посинеть могу.

Усаживаемся в креслах по обе стороны от низкого столика, Роджер ставит в центр запечатанную бутылку виски и вытягивает длинные крепкие ноги.

— Народу в “Магнолии”, конечно, дохерища, — задумчиво замечает Роджер, окидывая взглядом зал клуба, сквозь большое окно во всю стену. — И девки красивые на сцене.

— Ага, красивые…

Я вижу, что старинного друга что-то волнует: смотрит как-то загадочно, будто спросить хочет, но не решается. Я знаю, что долго молчать он не сможет, а иначе на части изнутри порвёт.

— Слушай, это не моё дело, конечно, — всё-таки сдаётся под напором собственного любопытства, — но мы с Викингом уже весь мозг себе сломали… ты себе любовь, что ли, завёл? Брюнетка, которая.

Роджер щурит здоровый глаз, внимательно глядя на меня, а я усмехаюсь. Вот, знал же, что они точно будут обсуждать Марго. Столько лет знакомы, угадать было не сложно.

— Старые сплетники, — ворчу, хлопая, хорошенько размахнувшись, Роджера по плечу.

— Какие есть, моложе не станем.

Роджер смеётся и откупоривает бутылку, а я ставлю рядом два стакана, потому что расслабиться, пока есть такая возможность, совсем не мешает. В любой момент может случиться какая-нибудь херня, так что приходится ловить момент. По-другому никак.

— Так что там? — не выдерживает Роджер, сгорая от любопытства. Даже в кресле ёрзает. Как маленький, честное слово.

— Ну… как тебе сказать…

— Как-нибудь скажи уже, в конце концов!

— Родж, помнишь, я когда-то давно рассказывал тебе о девочке Маргаритке?

— С медведем, что ли? — перебирает этот человек с феноменальной памятью. — Из интерната?

— Какой умный, — усмехаюсь и чувствую, как внутри, будто пружина лопается. Становится так легко, спокойно.

— Так это она? — переспрашивает, явно шокированный открывшимися деталям. — Ни черта себе!

В двух словах рассказываю, как снова встретились с Маргариткой, и, говоря — непривычно много для самого себя, — понимаю, что снова скучаю по ней.

— Но тебя же что-то парит? — спрашивает Роджер, когда заканчиваю рассказ. — Поделишься?

— Попробую. Не факт, что получится.

И я снова говорю о том, в чём даже сам себе боюсь признаться, а Роджеру — можно. О том, что сердце в груди распухло до невообразимых размеров, а перед глазами постоянно мелькает её образ. Это почти наваждение, и мне это даже мешает, но избавиться не получается. Но самый главный вопрос: хочу ли я что-то менять и бороться с этой напастью? Не уверен.

— Понимаешь, она идеальная… ну, чёрт возьми, я не мастер красивых слов, но с ней мне хорошо.

— Ну, так? И в чём проблема? Сам же всегда учил, что если хочется, нужно делать.

И правда, я, всегда избегая сложностей, и другим предлагал не брать дурного в голову и просто делать то, чего душа просит. Но с Марго почему-то слишком много сомнений.