Корсар (СИ) - Манило Лина - Страница 51

— Нет, конечно, а если и так, то я не очень способен замечать такие вещи. Просто ты красивая, и слишком хорошая для меня. Слишком.

— Опять ты всякую ерунду выдумываешь? Вроде уже решили этот вопрос.

Она сердится, надувает губы и мечет в меня взгляды-молнии.

— Просто… другая бы на твоём месте, увидев меня в таком состоянии, сбежала, как от чумы. А ты осталась. Почему?

— Потому, — бурчит, глядя на меня исподлобья. — Я люблю тебя, Роджер, очень люблю. Вчера тебе нужна была помощь, я не могла по-другому.

— Любит она... — Наклоняюсь вперёд, протягиваю руку и глажу её по щеке. Ева закрывает глаза и трётся о мою шероховатую ладонь нежной кожей, а у меня зубы сводит, настолько этот момент кажется мне непохожим на всё, что было в жизни до этого.

Даже клокочущая внутри ярость и злость отступают, когда Ева так доверчива и открыта.

— Ты не спросишь, почему я так напился? — спрашиваю, а Ева распахивает глаза, а я замечаю, каким жгучим интересом пропитан её взгляд.

— Мне хочется, чтобы ты сам всё рассказал. Чтобы доверял, но я не могу заставить тебя сделать это. Не имею права.

Странная такая, смешная.

— Ева, у тебя слишком много прав, если дело касается моей жизни, понимаешь это? Ты можешь спрашивать, о чём хочешь в любое время. Ты нужна мне, я не хочу тебя потерять. И врать тебе не хочу, хоть всё ещё боюсь, что правда может разрушить всё.

— Ничего она не разрушит, только если ты мне не изменил. Этого, боюсь, понять и принять не смогу. Понять постараюсь, но вряд ли получится.

— Ну, пока что у меня таких мыслей не возникало, — говорю, а она смеётся, хотя в смехе этом скрывается слишком много эмоций. И не самых радужных.

Отставляю тарелку в сторону, поднимаюсь, краем сознания отмечая, что суп и правда помог — уже не штормит. Да и, в общем, чувствую себя хорошо.

— Пойдём, прогуляемся, — предлагаю, а Ева кивает и улыбается. — Душно здесь что-то.

— Я сейчас только переоденусь, я быстро.

В итоге, минут через пятнадцать захлопываю дверь, и мы спускаемся вниз.

— Только мотоцикл твой ещё не пригнали… — робко замечает, а я отмахиваюсь.

— Пешком погуляем, тоже иногда полезно.

Ева не спорит, лишь крепче сжимает мою ладонь, только этим выдавая беспокойство.

Я снова веду её куда-то, точно открыться — слишком тяжёлое бремя. Наверное, я слишком долго держал всё в себе, выдавая правду лишь в самых крайних случаях. Внутри всё давно заржавело, покрылось коррозией, заклинило. Но вот появилась Ева, и мне захотелось быть с ней честным.

Возможно, это и есть любовь?

— Куда мы идём?

— Тут недалеко, просто покажу тебе кое-что. Не кладбище, обещаю.

Она усмехается как-то печально, и снова сжимает мою ладонь.

— В кладбищах нет ничего страшного. Нужно бояться живых, уж точно не покойников.

— Ну на этот раз сходим в другое место, — усмехаюсь, а внутри всё сжимается от осознания, сколько в этой девушке с печальными глазами мудрости.

И мне вдруг становится не по себе от того, что так мало знаю о ней. О её боли, о том, почему они с Артёмом остались совсем одни, почему оказались в такой развалюхе вместо нормального дома. Я чёртова эгоистичная сволочь, таскаю Еву по местам своей памяти, вырываю из себя правду о своём прошлом, нагружаю своим дерьмом, но ни разу не поинтересовался, а что болит у неё внутри.

Кидаю на неё взгляд, но не замечаю на лице ни тени протеста. Моя золотая девочка согласна идти со мной в любое пекло, через любые жернова прокручиваться готова, просто потому, что однажды решила быть рядом. И вот эта её решимость, спокойствие и сосредоточенность значат для меня гораздо больше, чем все слова мира. Её доверие — бесценно и только ради этого готов разрулить любое дерьмо, лишь бы не оставляла.

И пусть между нами чёртова пропасть лет и совершённых ошибок, пока она рядом, буду барахтаться.

32. Ева

Идём совсем недолго, минуя оживлённые проспекты и переполненные людьми улицы, пока не оказываемся в довольно тихом дворе обычной панельной многоэтажки. Вроде бы, работая в “Долине вкуса”, где только ни была, но здесь оказываюсь впервые. Оглядываюсь по сторонам, но не замечаю ничего примечательного. Ну, мало ли? Может быть, я просто не знаю, куда смотреть.

— Мы к кому-то в гости пришли? — спрашиваю, чуть не лопаясь от любопытства. Может быть, с кем-нибудь ещё из друзей решил познакомить?

Роджер молчит и идёт дальше, и мне кажется, что снова попала в тот день, когда привёл меня на кладбище, чтобы обнажить кусочек своей души. Эти моменты его тщательно подготовленной, какой-то выстраданной откровенности кажутся мне особенно ценными. Он доверяет мне, а иначе не приводил бы туда, где живёт его память, и ходят стройными рядами призраки прошлого. Не знаю, может быть, он не одну меня посвящает в личные моменты своей жизни, но отчаянно хочется верить, что всё-таки значу для него чуть больше, чем те, другие. Которые просто “для траха”, как он однажды сказал.

— Можно и так сказать. — Останавливается возле детской площадки и смотрит себе под ноги, как будто найти что-то хочет, но не получается. — Неподалёку, кстати, раньше были отличные турники, мы с Викингом часто занимались после школы, но лет десять как снесли. Магазин какой-то построили.

Усаживает меня на деревянное сидение качелей, а сам присаживается на соседнее. Протягивает руку в сторону и чуть-чуть подталкивает, и я улыбаюсь, когда внутри, где-то под ложечкой сворачивается тугой клубок предвкушения полёта.

— Неплохое было время, на самом деле.

— Наверное, — говорю, потому что не знаю, что ещё можно сказать в этой ситуации. Это двор, где он вырос? Или они просто сюда приходили? — В детстве часто бывает хорошо.

— А вон те окна, видишь? — Указывает рукой на дом, а я пытаюсь понять, куда именно мне смотреть. — Вот там, на пятом этаже, слева. Видишь?

Прищуриваюсь, чтобы лучше рассмотреть и всё-таки нахожу взглядом нужные окна. И снова ничего особенного — белые, пластиковые рамы, какие-то занавески по ту сторону мутных стёкол, всё как у всех.

— Да, вижу.

— Когда-то я жил в ней… ну, до всего случившегося.

— О, понятно.

— Я, когда освободился, мать к тому моменту уже умерла, квартиру продали кому-то. Так что порог родного дома, — при этих словах горькая усмешка появляется на его губах, — больше ни разу не переступил. Но иногда сильно тянет, я прихожу, сажусь сюда и пару часов таращусь на окна, точно придурок.

— Ясно…

— Знаешь, зачем тебя привёл сюда?

Пожимаю плечами, отталкиваясь ногами от земли. Качели слегка скрипят, но с каждой секундой раскачиваются всё сильнее, от чего перехватывает дух и хочется взлететь куда-то в небо. И лететь, рассекая слои атмосферы.

— Это, в сущности, связано с тем, почему я напился, — продолжает, а я раскачиваюсь всё сильнее и сильнее. — Ты же просила рассказать, поэтому вот… просто здесь мне становится чуть проще о многом говорить. В общем, Урод жив, я видел его вчера.

Торможу пятками, чуть не лечу кубарем вниз, лишь чудом удерживаясь на сидении, когда до меня доходит смысл этих слов.

— Это твой отчим, правильно? — переспрашиваю на всякий случай, хотя мне и так всё ясно. — Его же ты уродом называешь, да?

— Именно. Я ехал на треки, застрял в чёртовой пробке и вдруг увидел его в салоне обшарпанного внедорожника. Лишь на несколько мгновений, но этого хватило. Не поверил сначала, подумал, что померещилось, но всё-таки это был он.

— Ты же думал, он умер… — единственное, что удаётся выдавить из себя.

Спрыгиваю на землю и начинаю расхаживать из стороны в сторону, потому что так всегда, с самого детства легче думается.

— Ага… я не выдержал, — продолжает, глядя на окна уже чужой квартиры. — Поехал к Викингу, потому что должен был выяснить, почему врали столько лет. Я должен был, понимаешь?

— Они?

— Отец и Викинг, — вздыхает и переводит на меня взгляд, в котором слишком много боли. — Они хотели как лучше, я понимаю, но ложь от этого меньше не становится. И это, мать их, меня убивает!