Корсар (СИ) - Манило Лина - Страница 26

На задворках сознания бьётся мысль, что заниматься здесь всем этим — небезопасно, когда в любой момент лифт может тронуться, а двери открыться, выставляя нас на обозрение любому невольному свидетелю, но этот риск заводит сильнее, раскачивает внутренние качели до запредельного уровня. Чёрт с ним, со всем миром, шагу отсюда не сделаю, пока она не кончит, а кто помешать вздумает, хребет вырву.

Слегка надавливаю на клитор, а Ева выгибается в пояснице, подавшись навстречу моим пальцам. Да, вот так, именно этого и хотел, целуя в лифте, только на это и рассчитывал. Чтобы на каждое движение отзывалась, а тело магмой в руках растекалось. Проникаю чуть глубже, исследуя влажную горячую плоть, что сокращается в преддверии оргазма. А у самого колени дрожат, и я опираюсь второй рукой на стену рядом с головой Евы, запирая её, словно в клетке. Когда мой палец входит полностью, аккуратно и медленно, Ева вскрикивает и впивается губами в мою шею. Ускоряю темп, понимая, что именно это и нужно ей сейчас, чтобы освободиться и взлететь. Крик сменяется гортанным хрипом, когда губами её рот накрываю, чтобы моей себя почувствовала. Я эгоистичная сволочь, но сегодня она кричит только для меня, и именно так и будет впредь.

Ева извивается, пытаясь то ли отстраниться, то ли вынуждая проникать ещё глубже, а я двигаюсь всё быстрее, стремясь довести до той точки, где рассыплется миллионами частиц.

Когда волна оргазма сходит на нет, а приглушённые крики превращаются в жалобные стоны, опираюсь лбом на стену, тяжело дышать. Член болезненно пульсирует, и это запертое в узких рамках желание отравляет кровь, но нет — сначала всё только для неё. И если Ева думает, что на этом намерен остановиться, сильно ошибается.

— Ого, — выдыхает, закрывая раскрасневшееся лицо ладонями. — Не смотри на меня! Сейчас я серьёзно! Не смотри!

Смех душит меня, когда понимаю, что она снова стесняется. Меня, себя, того, что произошло только что — не суть, но щёки горят, точно свеклой намазанные.

— Нашла дурака, — говорю ей на ухо и целую нежную кожу чуть ниже. — Ты божественна, потому даже не проси. Как ты?

Раздвигает пальцы и обжигает меня полыхающей зеленью сквозь щёлочки.

— Ещё спрашивает… Я умерла, кажется.

— Мёртвые так себя не ведут, — усмехаюсь, вытаскивая руку и застёгивая штаны, потом ветровку, а в воздухе разлился устойчивый аромат возбуждения.

— Это были предсмертные конвульсии, — бурчит, а я обнимаю её и прижимаю к себе. — Я серьёзно, а он смеётся, подлец.

— Этот подлец вообще весёлый парень, любит посмеяться.

Ева фыркает, а я нажимаю кнопку, и лифт, дрогнув для порядка, продолжает своё прерванное движение. Всё вокруг кажется каким-то зыбким, нереальным, когда мысли медленным ручьём текут в голове. Мир видится точно сквозь радужную плёнку, а внутри всё сжимается от предвкушения.

Когда дверь квартиры за нами закрывается, делаю глубокий вдох, чтобы не наброситься на Еву снова, потому что обжиманцы в лифте — одно, а труселя скидывать в пороге — другое дело. Помогаю Еве снять куртку, пристраиваю на вешалке у входа и раздеваюсь сам. Из-за напряжения внизу живота ходить больно, и в голове мелькает мысль, что пойти сейчас в ванную и залезть под холодный душ — самый лучший выход.

— Уютно, — произносит Ева, оглядываясь по сторонам.

Я не из тех холостяков, квартиры которых похожи на городскую свалку. Не люблю беспорядок, предпочитая минимализм во всём. В моём доме мало мебели, лишь самая необходимая, что даёт больше пространства, а огромные арочные окна во всю стену наполняют помещение светом и воздухом. Светлые стены, пара картин Брэйна на стенах, деревянный пол, большая кровать — вот и весь мой уют, но Еве, по всему видно, нравится здесь. Вот и славно.

— Проходи, — указываю рукой на комнату чуть дальше по коридору, заменяющую мне гостиную и кабинет одновременно. Там стоит маленький диван, журнальный столик, а на стенке плазма висит. — Я сейчас.

Она кивает, а я скрываюсь в ванной. Первым делом открываю кран с холодной водой и сую голову под упругую струю. Нужно освежиться, пока совсем с катушек не слетел. Спустить пар — отличный вариант, но всё-таки дрочить в душевой кабинке — так себе перспектива. Справлюсь и так. Сейчас выпью, закурю и станет легче.

Когда мысли постепенно проясняются, а волосы намокли, прилипнув к лицу, закрываю кран и вытираюсь большим светлым полотенцем. Смотрю на себя в зеркало и встречаюсь взглядом со своим отражением. Глаз лихорадочно блестит, повязка скрывает второй, делая меня похожим на пирата, рыжая борода намокла и стала более насыщенного, почти бордового цвета. Вот на кого я похож? Гоблин какой-то, не иначе, но Ева так смотрит на меня, так отзывчиво откликается на любую мою ласку, что теряюсь. Вот что она могла найти в таком придурке, когда вокруг столько красивых и молодых? Но кто я такой, чтобы оспаривать её выбор?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍17. Ева

Прохожу в комнату, бросаю взгляд на высокое окно, за которым небо стремительно сереет, заволакиваясь рассветной дымкой, нахожу выключатель на стене и невольно съёживаюсь. От навязчивых воспоминаний о том, что случилось в лифте, хочется зажмуриться. Это на самом деле со мной произошло, тощей веснушчатой Евой? Никогда не думала, что способна на такое, когда готова была раствориться в каждом его движении, и мало ведь было. Хотелось, чтобы он вошёл в меня — резко, наполнив без остатка, — хотя после того, первого и очень неудачного раза мне казалось, что никогда не смогу быть такой… открытой и готовой. Но появился Роджер, остановил лифт и сделал со мной то, от чего кричала и металась, захлёбываясь от эмоций.

Ноги точно ватные и я иду к небольшому дивану, чтобы не рухнуть прямо здесь, на пороге комнаты. Роджер чем-то там гремит, что-то переставляет, выстукивает, а я поджимаю под себя ноги и опираюсь подбородком на согнутые колени. Обхватываю икры руками и сижу, глядя в одну точку перед собой. Сейчас Роджер вернётся и что делать? Изображать, что ничего не произошло? Поцеловать? Узнать, что он чувствует по этому поводу и насколько для него такие… кхм… приключения в порядке вещей? Ага, так и представляю выражение его лица, когда вопрос задам: “Роджер, признавайся честно, как часто ты трахаешь своих подружек пальцами в лифте?” Даже, наверное, борода вздыбится от удивления. Фу, отвратительно. Нет уж, не собираюсь позориться, делать мне больше нечего. И так понятно, что у него была бурная личная жизнь — вон до чего довести меня сумел, но выяснять имена его баб в алфавитном порядке как-то не хочется. В конце концов, мне ведь девятнадцать, не десять, и я прекрасно знала, чем закончится наша поездка к нему домой. Правда, не думала, что всё начнётся ещё на подступах к квартире.

Да и какая разница, сколько их у него было и чем с ними занимался, если рядом со мной и уходить никуда не собирается, только меня прогоняет, дурак. Только не на ту напал, от меня так просто не избавится.

Жалею ли я о том, что позволила ему ласкать себя? Ага, держите карман шире!

Тяжёлые шаги приближаются, а я утыкаюсь носом в колени, чтобы не видел, как пылают мои щёки. Волосы свисают, занавешивая меня от его взгляда, а я мечтаю сквозь землю провалиться. Роджер уже совсем близко, что-то ставит на журнальный столик и садится рядом, а диван под его весом прогибается. Но руки ко мне не тянет, молчит, только дышит тяжело и шумно.

— Ева-а, — говорит, уже привычно растягивая последнюю букву, — посмотри на меня.

— Нет, — бурчу в колени, а он тихо смеётся. — Даже не уговаривай, понял?

— Почему? Хочешь, пакет бумажный на лицо надену? Где-то в кухонных шкафах валяется парочка.

Вот дурак, какой же дурак, совсем ничего не понимает ведь!

Вскакиваю, опираясь коленями на мягкий диван, и одним резким движением запрыгиваю к Роджеру на руки. Он удивлённо заламывает бровь над здоровым глазом, а я двумя руками обхватываю его за бородатые щёки и касаюсь губами чёрной повязки. Хочется, чтобы он понял: меня совершенно не волнует ни его “особенность”, ни его возраст, ни прошлое, которое наверняка было бурным и тяжёлым.