Корсар (СИ) - Манило Лина - Страница 16

Артём допивает чай, а потом вскакивает, что-то вспомнив. Бежит в коридор, надевает куртку, обувается и, крикнув: “Вернусь утром”, убегает так быстро, что даже не успеваю его остановить. Просто растерялась, а, когда понимаю, что он просто-напросто сбежал, готова разрыдаться, как ребёнок.

В доме воцаряется полная тишина, а я остаюсь наедине со своими мыслями, и всё чаще они кружатся вокруг Родиона. Вернее, Роджера. Думая о нём, ощущаю, как странно стучит сердце. Такой большой, рыжий, борода, повязка… и правда, Роджер. А ещё у него очень тёплые ладони, и красивая улыбка, добрая и открытая.

И деньги. Ведь не мог столько Артём заработать, я не дурочка. Тогда почему ему их дали? Не верю в меценатство, в доброту и искренность верю с большой натяжкой, потому эта ситуация выбивает из колеи. Когда в жизни привык к толчкам и затрещинам, чужое благородство воспринимается как издёвка.

Как бы выяснить, что всё это значит? Ждать, пока Роджер сам мне позвонит? И позвонит ли вообще — неясно, а от любопытства могу ведь лопнуть в любой момент.

Нет, не хочу сидеть на одном месте и ждать с моря погоды. Я должна связаться с Роджером и узнать, зачем он это сделал. И самое важное, что в ответ попросит. Вот, решено, именно так и поступлю. Но как найти его контакты? Домой ехать? Неприлично, да и денег совсем не осталось, чтобы доехать даже на маршрутке...

“Долина вкуса”, точно! Как я сразу не додумалась? Беру телефон со столика и набираю номер Иры — нашего оператора и моей подруги. В базе хранятся номера телефонов всех клиентов для акционной рассылки, значит, можно узнать и телефон Роджера.

— Не занята? — спрашиваю, когда Ира снимает трубку.

— Нет, дорогуша, для тебя я свободна всегда, — смеётся Ира и чем-то шелестит. — Чего хотела?

Понять бы ещё самой, чего хочу на самом деле...

— Ты можешь помочь номер телефона одного заказчика выяснить?

— Влюбилась, что ли? — сразу вскакивает на любимую лошадку. — Если так, всегда готова помочь!

— Нет, ни в кого я не влюбилась, просто нужно кое-что выяснить у него. Поможешь?

— Диктуй фамилию или адрес, найду в два счёта. Только молчок, а то начальство голову оторвёт.

После того, как я говорю данные Роджера, которые запомнить смогла, Ира заверяет, что всё будет сделано в лучшем виде и отключается. Проходит не больше минуты, а мобильный весело пиликает, оповещая о пришедшем сообщении. В нём номер телефона Родиона Мещерского, а я не знаю, как лучше поступить. Позвонить сейчас? Или всё-таки дождаться, когда сам на связь выйдет? А сказать что? “Здрасти, зачем вы дали моему брату столько денег? А ещё, не подскажите, что я вам за это должна?” Три раза “ха-ха”, глупости какие-то, но руки быстрее мозга, и вот уже звучит зуммер, и щёлкает что-то на линии, а звук усталого голоса проникает в сознание:

— Ева? Что-то случилось?

Он явно удивлён звонку, а внутри меня тепло разливается, что узнал, номер мой занёс в телефонную книгу. Это так… странно и волнительно.

— Да… я, — выдавливаю из себя, крепко зажмурившись, потому что нервы натянуты стальными тросами, вот-вот порвутся, так напряжены. — Привет.

Ну вот, самое страшное позади, ура!

— А я ведь уже твой номер собирался набирать, — произносит, чуть растягивая звуки, словно размышляет о чём-то, а у меня сердце в ушах стучит. — Забавное совпадение. Но ты так и не ответила, почему звонишь? Что стряслось?

Давай, Ева, ты сможешь!

— Нет, всё нормально, просто я хотела поговорить… о деньгах этих, — выдыхаю, словно в океан с высоты ныряю. — Скажи честно, ведь Артём не мог столько выиграть? Такого не бывает.

Роджер молчит и только дышит тяжело в трубку. Это красноречивее всяких слов, потому говорю:

— Я поняла… Но зачем?

Наверное, не одной мне сейчас сложно, но лучше ведь разобраться во всём сразу. Так проще и легче жить.

— Хм, какой вопрос интересный, — хмыкает в трубку и мне кажется, что улыбается. — А главное, очень простой. Но честно, я не знаю, что тебе ответить. Допустим, просто захотелось. Устроит?

— Нет, не устроит. Потому что это огромные деньги, чтобы “просто захотелось”. И ты не обязан свои отдавать.

— Не обязан, конечно, — смеётся, а у меня ладони влажные настолько, что трубку чуть из руки не выпускаю. Приходится вцепиться в неё покрепче, а Роджер продолжает: — Да и меня вообще сложно заставить что-либо делать. Как-то не привык делать что-то по указке.

— Самодур, что ли?

— Вроде того, — смеётся, а я понимаю, что и сама улыбаюсь, как дурочка. — Но если вдруг тебя волнует момент возврата, то я ничего не приму, поняла? Считай, это на откуп моих грехов перед человечеством.

Иду в комнату, где ещё не выбито окно, а мягкий свет из торшера отбрасывает причудливые тени на светлые стены, оклеенные простенькими обоями в цветочек. Комната небольшая, но уютная. Этот дом с большой натяжкой можно назвать красивым или хотя бы удобным для жизни, но я уже привыкла к нему.

Мы молчим несколько мгновений, почти превратившихся в вечность, а я чувствую непривычный покой, словно провалилась в ватное облако и парю там, в полной невесомости. Такое приятное ощущение, но непривычное. И опасное.

Сажусь на подоконник, спиной к вечно обесточенным фонарям, но вдруг звук битого стекла вырывает из сладкой неги. Вскрикиваю, кубарем лечу на пол, а на меня сверху сыплется водопад прозрачного крошева. Телефон вылетает из рук, а я падаю ничком, пытаясь закрыть голову рукой, потому что страх сильнее. Всхлипываю, борясь с рыданиями, и слышу далёкий голос из динамика мобильного. Надо дотянуться, сказать, что со мной всё хорошо. Почему-то именно это кажется самым важным сейчас. Не то, что снова побили окна, а брат, наверняка, и не подумал возвращать долг, нет. Именно услышать Роджера кажется самым правильным. От страха меня всю трясёт, а ноги будто ватные. Пытаюсь подняться, но осколки впиваются в кожу на ладонях, ранят, причиняя боль, а тёплая кровь тонкими струйками течёт из порезов. Настоящий ужас клокочет внутри, когда тени кажутся ожившими чудовищами, но я всё-таки нахожу в себе силы, чтобы как-то доползти до телефона и ответить.

Это нужно, важно и правильно.

— Нам стекло разбили, снова, — всхлипываю от боли и переполняющего страха. Закусываю дрожащую губу, а горло распирает ком непролитых слёз.

Надо держаться, я должна быть сильной, Артём отдаст деньги, и всё наладится. Обязательно. Эта откровенная ложь — спасительная соломинка, чтобы от ужаса ноги не протянуть.

— Твою мать, — шипит в трубку и чем-то гремит. — Ранена?

— Руки немного порезала, но всё в порядке. Правда-правда.

Ничего не в порядке! Но не могу ему об этом сказать, потому что и так сделал слишком много. Нельзя заставлять делать невозможное.

— Адрес! — требует, а я не сразу понимаю, что это он ко мне обращается. — Адрес свой назови!

— Зачем?

Сначала до слуха доносится отрывистая брань, а потом Роджер говорит:

— На карте кружочек поставлю, буду на ночь целовать, — нервно смеётся. — Говори, Ева, адрес, не зли меня.

И снова подчиняюсь, потому что, во-первых, в шоке и прострации нахожусь, а, во-вторых, почему-то именно с ним спорить не получается. Бросив: “Запрись и сиди тихо, я скоро”, отключает телефон, а я отползаю в самый дальний угол, хватаю упаковку бумажных полотенец с полки, отрываю почти половину и зажимаю кровь. А потом наконец-то даю себе разрешение разрыдаться.

10. Роджер

— Ты куда? — спрашивает Аня, когда я запихиваю в карман мобильный после разговора с Евой и куртку надеваю, не с первого раза попав в рукав. — Что-то случилось?

Отмахиваюсь, потому что сам справлюсь, да и Аня так себе компаньон для подобных поездок. Она толковая баба, но со своими проблемами привык разбираться самостоятельно, не хватало ещё секретаря с собой брать. Да и не думаю, что Ева обрадуется.

— Где Фельдшер? — спрашиваю, запихивая в карман куртки кошелёк и ключи. Вроде, всё взял. В голове полная неразбериха, в мыслях — сумбур, но заставляю себя усилием воли успокоиться и не думать о том, какое жгучее внутри желание кое-кого покалечить. Нет, нужно держаться, не поддаваться ярости, тогда всё можно исправить. Важно самому дров не наломать, а то только хуже будет.