Материнский инстинкт (СИ) - Манило Лина - Страница 20

От животного ужаса мои ноги подкашиваются, а в ушах от напряжения начинает шуметь. Глаза болят, и я прикрываю их - все равно никакого смысла держать их открытыми и таращиться в темноту, нет. Мои руки стали будто ватные, я пытаюсь хоть что-то нащупать, но где там? Так, наверное, ощущается вакуум. Страшно. Кажется, что ослеп и оглох одновременно.

Я пытаюсь что-то сказать. Горло перехватил спазм и ничего не выходит. Я хочу закричать, но не получается даже шепнуть. Я, наверное, умерла. А почему бы и нет? Ужасает ли меня осознание того, что вот в этой тьме я вынуждена бродить вечно? Нет. Я понимаю, что смерть, наверное, лучший выход. И совсем не больно. Почему-то раньше я думала, что умирать - больно.

Ощущаю, как голова моя начинает кружиться, а земля уходит из-под ног. Я падаю и падаю. Как будто проваливаюсь куда-то, и сколько буду лететь - ответить некому. Да я и не спрашиваю. Какой смысл задавать вопросы, если на них не удастся получить ответы? Только лишний раз сотрясать воздух.

Последнее, что я помню - боль, как будто мне в висок выстрелили. Наверное, я все-таки куда-то приземлилась. На каменный пол? По всей видимости, да.

Не знаю, сколько я находилась в отключке, но, очнувшись, понимаю, что темнота рассеялась - сквозь закрытые веки проникает свет. Медленно открываю глаза и вижу, что нахожусь в небольшой комнате, из мебели тут только небольшая софа и туалетный столик, на котором замечаю бутылку минеральной воды и корзину с бананами. Терпеть не могу бананы, однако, аппетит зверский. На удивление, легко поднявшись на ноги, в два шага преодолеваю расстояние до столика и начинаю с жадностью поедать один за другим, совершенно не ощущая вкуса. Словно жуешь вату, но никак не можешь остановиться. Я даже не запиваю водой, но как только бананы съедены, с такой же жадностью набрасываюсь на воду. Она тоже не имеет вкуса, но жажду утоляет. Мне не важно, что это за комната, как я тут оказалась, и откуда на столике появились продукты. Важным кажется лишь одно: наесться и напиться, а там хоть трава не расти.

Прошло, наверное, минут десять, а на столе стоит пустая бутылка из-под минералки и внушительная горка банановых шкурок, которые источают мерзкий сладковатый запах гниения. Как будто на слоте лежат мертвые котята - такой отвратительный запах, от которого деться некуда. Через минуту рот мой наполняется липкой слюной - главным предвестником рвоты. Голова снова начинает кружиться и, чтобы не провалиться в повторное забытье, сажусь прямо на пол. Сидеть на полу? В этом нет никакой логики, если есть прекрасная софа, но где взяться логике во сне? Да и вообще в моей проклятой жизни.

Решила внимательнее осмотреть комнату, в которой оказалась. Она очень маленькая, совсем без окон, душная до предела. Одинокая лампочка под потолком мерно покачивается из стороны в сторону, из-за чего на стенах то вырастают, но исчезают причудливые тени. Кажется, если останусь тут еще хоть ненадолго, кислород полностью иссякнет. Но если я умерла, зачем мне кислород?

Я сидела на ледяном полу, потеряв счет времени, наблюдая за качающейся под потолком лампочкой, словно в камере одиночного содержания и не знала, когда выберусь на свободу. Как и раньше, вокруг царила абсолютная тишина. Я осталась совсем одна, в незнакомом месте. Сюрреализм какой-то. 3

Понимаю, что это, скорее всего сон, но легче от этого не становилось. Нормально ли это - видеть сон, осознавать, что это сон, но не иметь возможности проснуться? И вообще, что я в последнее время понимала в нормальности? Я, которая медленно, но уверенно сходила с ума, каплю за каплей теряя рассудок, променивая его на злость, ненависть и отчаяние.

Я просидела на полу еще некоторое время, и уже было принялась горько плакать, как неожиданно услышала звук открывающегося замка. Страх не проходил, а только усиливался - я не знала, кто открывает этот замок и собирается меня навестить. Да и разве это важно? Кто бы это ни был, друг или враг, ему ничего не помешает сюда войти. А когда он войдет, что со мной станет? Если во сне меня убьют, проснусь ли утром? Да и хотела ли я просыпаться? В последнее время не знала точного ответа на вопрос, хочу ли я жить.

Мой посетитель очень долго возился с замком, пока не открыл его, но, наконец, дверь распахнулась и на пороге я увидела странного человека. На нем был надет белый балахон с капюшоном, который скрывал практически все лицо. В голове промелькнула мысль, что я стала жертвой каких-то сектантов, которые расчленят меня и спалят на жертвенном костре. Но что мне с этого, если это все равно сон? Да и какие жертвенные пытки мне страшны сейчас, когда каждую минуту моей жизни не могла найти покой, казня себя и раня.

- Здравствуй, Ирина, - сказал пришедший, а я не могла понять, что это за человек, откуда он знает мое имя и кем мне доводится.

- Здравствуйте, - ответила, постаравшись придать голосу как можно больше спокойствия, но он все равно предательски дрожал. Кажется, моему посетителю даже нравилось, что я напугана до полусмерти. Он точно садист! Неожиданно на меня навалилась апатия, и мне стало абсолютно все равно, что он со мной сделает. Точно такое же чувство испытала в том сне, где насильник швырял на пол моего ребенка. Нашего ребенка. 1

- Ты не узнаешь меня, ведь правда? - этот довольно высокий мужской голос давит на уши, выжимает все соки из остатков сознания, причиняет невыносимую боль. Но я по прежнему не знаю, кому он принадлежит. Но этот человек явно знаком со мной и это пугает.

- Не узнаю, - честно призналась, потому что на самом деле понятия не имела, кто передо мной стоит.

- Конечно, не узнаёшь. Мы пока что с тобой не знакомы. Да и имени у меня пока еще нет, - собеседник горько вздыхает.

- Как это? Что значит «пока еще нет»?

- Такое бывает. Когда барахтаешься в материнской утробе, а мамаша даже не планирует тебе имя придумывать. Представляете, ужас какой.

Что за дурдом? Что вообще происходит?

- Ха, ты все еще не поняла ничего, - мужчина поднимает капюшон, и я вижу перед собой молодого симпатичного парня. Минуту смотрю на него и понимаю, что он кого-то мне напоминает. Но кого? И тут до меня дошло.

- Не понимаю... ты... ты мой сын?

- Точно! Догадливая какая! - мой еще не рождённый сын улыбается. Он очень похож на меня. Пугающе похож. Но в глубине души есть место радости. В облике парня нет ничего, что напоминало бы о его папаше-извращенце.

Мы молча глядим друг на друга.

- Тебе понравились бананы и водичка? - ласково спрашивает парень.

- Нет, я ненавижу бананы. Меня от них тошнит.

- Эх, тошнит тебя, - вздыхает, сложив руки на груди. - Мамочка моя дорогая, меня тошнит уже несколько месяцев, а когда я увижу свет, то вообще не знаю, что со мной будет. Ты ж наверняка меня отравишь чем-нибудь. Мамуля.

Последнее слово в его исполнении не несет в себе нежности или любви. Точно с таким же выражением он мог сказать: «Мерзкая помоечная крыса». И я его понимаю.

Не могу вымолвить ни единого слова. Тошнота накатывает волнами. Я боюсь, что меня вырвет.

- Фу, какая ты зеленая.

- Не издевайся, - говорю чуть слышно.

- Это кто кому говорит? Мне не издеваться над тобой? Тобой, которая возненавидела меня с первого дня? Тобой, которая даже в больницу не хочет ехать, чтобы меня там приняли нормальные врачи и оставили у себя. Ты боишься огласки, а я боюсь умереть. Чувствуешь разницу? Сама-то ты умереть не боишься.

- Да, не боюсь, - шёпотом.

- Ты не думай, я не для того тут с тобой разговариваю, чтобы ты подумала, что я прошу сохранить мне жизнь. Мне вообще наплевать. Можешь и спицей меня проткнуть - все равно с такой шизофреничкой, я чувствую, мне долго не жить.

- А зачем ты ко мне пришел?

- Затем, чтобы ты знала. Я тоже тебя ненавижу!

Я резко проснулась и меня вырвало.

Глава 15

Две недели, что Ольга была в городе, я все время думала, решала — рассказать всю правду или нет. Вариант отдать ей своего сына после родов казался то очень заманчивым, то полным бредом. С одной стороны я могла помочь подруге обрести радость материнства. Разве не для этого нужны друзья, чтобы помогать? Но с другой все было настолько запутанно, сложно. И опять же, захочет ли она иметь ребёнка, зачатого при столь ужасных обстоятельствах? А еще боялась, что Ольга отвернется от меня. Я ненавидела себя, но мне не хотелось, чтобы и те, кто любит меня, испытывали такие же чувства. Тщеславие? Трусость? Малодушие? Допустим, но по-другому не могла.