Ветер нашей свободы (СИ) - Манило Лина - Страница 11

— Легко сказать: "Найди кого — нибудь", как будто, нормальные мужики валяются под ногами, успевай подбирать.

— Нет, не валяются, но нужно хоть иногда по сторонам смотреть, может, кто — нибудь тебя любит, а ты просто этого не видишь.

До меня медленно доходит смысл его слов.

— Ты не на Кира случайно намекаешь? — смотрю на него снизу вверх и вижу, что брат немного растерян.

— Ну, а, если и на него? Чем он тебе не угодил? Нормальный парень, любит тебя, что тебе еще нужно? Тебе уже двадцать два, пора определяться.

— Боже ты мой, какой же ты нудный, — говоря это, резко высвобождаюсь из его хватки. — Что тебе этот идиот на уши навешал? Что любит меня больше жизни, а я, такая — сякая, не замечаю его?

— Допустим, — Серж сидит, глядя на меня исподлобья, сложив могучие руки на груди. — Он, во всяком случае, приличный, а не гопник какой — нибудь.

— То есть ты уверен, что я сама, без твоих дурацких советов, не способна найти нормального парня, а только гопника какого — нибудь? Да кем ты себя возомнил? Пупом земли?

— Так, Агния, успокойся! Да, мне Кир нравится — он мне кажется хорошим парнем. Но я не заставляю тебя с ним быть, если он тебе не по сердцу. Просто можно было бы попробовать, почему нет?

— Да я целый месяц пробовала, понимаешь? — смеюсь от всей абсурдности этого диалога, который меня порядком начал утомлять. — Он мне не нравится! Не знаю, где вы там с ним снюхались, что он успел тебе навешать эту лапшу о вечной любви, но, поверь, он не тот, с кем я смогу построить отношения. И вообще, я недавно познакомилась с парнем, который мне очень понравился.

Глаза Сержа округляются.

— И почему я до сих пор об этом ничего не знаю? — вижу искренний интерес в его глазах, но не собираюсь вываливать на него все подробности. Во всяком случае, не тогда, когда все так неопределенно и зыбко.

— Серж, ты мне не подружка, чтобы я бежала и обо всех парнях, с кем знакомлюсь, рассказывала.

— Я понял, — кивает брат и поднимается с дивана. — Пойдем, мелкая, я тебя на кухню отнесу. Что бы там ни было, а кушать нужно вовремя, а то вон тощая какая.

8. Ночной гость

Ночь за окном, а я не могу спать. Вообще не выходит заснуть: нога болит, все тело ломит, как будто по мне каток проехал. Это не нога, а сущее наказание. И угораздило же так упасть — до сих пор не могу в себя прийти. Пытаюсь уложить конечность и так и эдак, но все равно гипс мешает.

Весь день не выходит из головы разговор с начальником. Филипп мне не звонил, я не понимаю, почему? Или Кость так и не передал ему мой номер? А, может, он передумал сотрудничать со мной? Вдруг я ему до такой степени не понравилась, что он наотрез отказался проводить со мной свое свободное время. Я же самая обычная, ничем не примечательная. Но с другой стороны, ведь шеф говорил, что модели хорошо заплатят. Неужели даже хорошие деньги не смогли стать должным стимулом, чтобы позвонить мне?

До сих пор неясно, чем Филипп занимается в жизни? Он байкер? Или мотогонщик? А, может, певец? Я совсем ничего о нем не знаю — он не слишком стремился к общению. Да, помогал, был рядом, но, по сути, мы даже не познакомились, как нормальные люди. Значит, не понравилась. В принципе, на другой сценарий я и не рассчитывала, судя по тому, в каком виде он меня увидел впервые: вся испачканная, в порванной одежде. Такие замухрышки редко нравятся. Да и без этого я ничем не примечательная. Да, симпатичная, но не роковая красавица. У него, наверное, миллион таких. Ладно, не буду больше о нем думать — слишком много чести. Пусть делает, что хочет.

Переворачиваюсь на бок, закрываю глаза и пытаюсь заснуть. Надоело думать о всякой ерунде. Я — профессионал, остальное все — лирика. Не хочет появляться — не мои проблемы. Завтра позвоню Константину Ивановичу и узнаю, в чем там вообще дело? Не удивлюсь, если этот проект у меня из — под носа кто — то увел. Не удивлюсь, если честно — в нашем мире каждый тянет одеяло на себя.

Рёв мотора разрывает ночную тишину. Даже сквозь закрытые окна слышу, как на полном ходу к дому кто-то подъезжает. Но только это точно не машина — так реветь может только мотоцикл. На секунду представляю, что это, возможно, Филипп приехал, но быстро прогоняю шальную мысль. Что ему здесь делать? Тем более, ночью. Окна моей маленькой комнаты выходят во двор, и не будь моя нога закована в гипс, вскочила бы посмотреть, чей мотор там надрывается под окнами. Мечтаю ли я увидеть стройного брюнета с бритыми висками, одетого в кожу, меланхолично вглядывающегося в даль? Как бы не боролась с собой, как бы не убеждала, что до Филиппа мне дела нет, но все — таки в глубине души я хочу его снова увидеть. Совсем ничего не могу с собой поделать. Представляю, как он стоит, оперевшись на черный большой мотоцикл с хромированными вставками, и покручивает на указательном пальце связку ключей. Нет, это никуда не годится! Зачем он мне вообще нужен? Лежи тут еще, думай, представляй. С ума сошла, что ли?

Мотор еще некоторое время рычит, возмущается и, наконец, глохнет. Под моими окнами, что характерно. Как тут устоять, когда такие дела творятся? Никак невозможно.

Вздыхаю и сажусь. Мне необходимо знать, кто там топчется во дворе. Не думаю, что Филипп, но я любопытная. И если не посмотрю, то лопну. Нажимаю кнопку на настольной лампе, и мягкий красноватый свет вырывается на свободу, озаряя все кругом. Оглядываясь по сторонам, вижу, насколько маленькая и убогая моя комнатка: старые обои, давно вышедшая из моды мебель, деревянные оконные рамы со следами облупившейся краски. Но зато это моя личная квартира, купленная на честно скопленные деньги. Покупка жилья, пусть и такого крошечного и невзрачного, — моя личная победа, предмет для гордости. Я не покупала себе модных вещей, не ходила в клубы, не тратила деньги на модные гаджеты. Даже фотоаппарат, мой единственный источник дохода, а так же штатив, линзы и прочие причиндалы для съемки подарили родители и брат. За что я буду в вечном моральном долгу.

Серж этим вечером поехал ночевать домой, пообещав приехать утром. Я рада, что его сейчас нет рядом — некому мозг полоскать, почему до сих пор не сплю. Мой брат хороший, но иногда даже слишком правильный. Все в его жизни по плану, согласно расписанию, по составленному заранее списку. Я так не умею и никогда не смогу. Брат мой — занудный педант. Слава богу, мы с ним разные, хотя я бы не отказалась иметь в себе хоть капельку его самодисциплины.

Нащупываю рядом с кроватью костыли, надеваю халат и, кое — как поднявшись, прыгаю к окну. Во дворе горят несколько фонарей, и благодаря этому вижу, что творится внизу: на свежевыпавшем снегу, таком белом и пушистом, покрывающем девственно — чистым ковром землю, кто — то нарисовал птицу. Она как живая — будто готова взлететь в любую секунду. Я никогда не видела, чтобы кто — то на снегу рисовал, да еще и так красиво!

Сердце пропускает удар. Я не вижу того, кто украсил снежное полотно рисунком, но знаю, что под моими окнами это мог сделать единственный человек в огромном мире — Филипп.

Стою, прислонившись к подоконнику, и больше всего на свете хочу увидеть художника, но ни его, ни мотоцикла нет. Из моего окна двор виден не весь, поэтому как не пытаюсь, замечаю только снег и птицу.

Может, мне это только кажется? И не ревел под окнами мотоцикл, а птица — только мираж? Закрываю глаза и несколько минут стою, прислонившись разгоряченным лбом к стеклу, стараясь ни о чем не думать. Успокоиться.

— Птичка, я тебя вижу, — слышу приглушённый голос. — Все равно не спрячешься, как не пытайся.

Подпрыгиваю от неожиданности. Это Филипп, вне всякого сомнения, но как я его слышу? И голос какой — то неестественный, измененный. Открываю глаза и пытаюсь увидеть говорящего, но рассмотреть лучше двор не получается из-за закрытого окна. Дергаю раму, пытаясь открыть ее, распахнуть, но руки трясутся, не слушаются. И почему я так нервничаю? Старая рама все — таки поддается, открываю окно, и ледяной ветер бросает в лицо колючие снежинки. Холодно, надо было надеть пальто, но любопытство не оставляет времени для раздумий. Отбрасываю костыли и высовываюсь из окна чуть ли не по пояс.