Завещание Якова Брюса (СИ) - Каблукова Екатерина - Страница 25

— А привез кто? — уцепилась девушка за эти слова. — Вы его видели?

— Да мужчина такой. Высокий. Седой весь… Одет богато, — старуха охотно делилась тем, что сама знала.

Видно, хотелось поговорить. Настя кивнула. Судя по всему, её привез Белов-старший. Девушке вдруг представилось, что Гриша сам просил отца избавить его от нежеланной невесты. В глазах на мгновение потемнело. Настя пошатнулась, оперлась спиной о стену, чтобы удержаться на ногах, но тут же выпрямилась и обругала себя. Не стал бы Григорий Белов прятаться за отцовскую спину, да и такие дела проворачивать бы не стал, а вот его отец…

Вспомнилась и встреча у фонтана, когда Белов-старший предлагал деньги, чтобы неугодная невеста сама отступилась от его сына. Болезненная слабость прошла, сменившись злостью.

— Ну, Петр Григорьевич, — прошипела Настя, сжимая кулаки, чтобы скрыть искрящие Силой пальцы.

Пытаясь обрести ясность мысли, девушка прошлась по комнате, затем выглянула из окна. На небольшом дворе, разбитом под огород, копошились монахини, напоминающие в своих черных одеяниях стайку грачей, а дальше, за высокой белой стеной виднелись темные сосны.

Это была тюрьма. Надежная, добротная тюрьма, в которой Настя вынуждена будет провести остаток своей жизни. Девушка прикусила губу, размышляя как лучше выбраться. Использовать Силу, чтобы просто выбить дверь было опасно. Наверняка, в монастыре хранятся обереги от ведьмовства. Мать Мария когда-то показывала подобные своей воспитаннице.

Но покоряться судьбе Настя тоже не собиралась. Монашество не привлекало её более, но старуха дала понять, что участь девушки решена, и её насильно заставят принять постриг. Коли это произойдет, путь в мир будет заказан. Никто, даже сама императрица не сможет отменить путь Божеский. Значит, придется бежать и немедленно.

Настя еще раз внимательно посмотрела на сосны, простирающиеся в темноту леса. Заблудиться в таком лесу очень просто, и даже если удастся вырваться, вряд ли Настя сама сможет найти дорогу в Питерсхофф. Хотя… привезли же её сюда в карете. Значит, дорога есть. Правда, ее и будут проверять в первую очередь.

Девушка бросила еще один взгляд на женские фигуры, облаченные в одинаковые одеяния. В голову пришла шальная мысль. Что если ускользнуть из комнаты и затаиться среди монахинь, работающих в огороде. За прополкой можно будет наклониться так, чтобы спрятать лицо, и вряд ли кому придет в голову, что беглянка там. Скорее, будут проверять ворота, да окрестные тропы.

А потом, в вечеру, когда шумиха немного уляжется, можно будет и за ворота выскользнуть. Дорогу, конечно, охранять будут, но ведь можно лесом вдоль нее пройти. Если что — в лесу и Силу использовать легче.

Еще раз обдумав свой план, Настя обернулась к старухе:

— Мы так и будет до утра сидеть?

— А тебе не сидится?

— Не сидится, — послушно кивнула Настя. — Что сидеть без толку? Я вышивать люблю… Дома покров богородице вышивала…

— Вышива-а-ать, — старуха задумалась. — Дело то благое, богоугодное.

Кряхтя, она встала, подошла к двери и определенным образом несколько раз стукнула массивным кольцом. Послышались неторопливые шаги, дверь скрипнула, и статная монахиня заглянула в комнату.

— Чего звала? — глубоко посаженные знакомы е ярко-голубые глаза с неприязнью смотрели на девушку.

Настя ахнула. Такие же глаза были и у её жениха. Всмотревшись, девушка заметила сходство монахини с Гришей, а еще больше с Софьей. Вспомнилось, что одна из дочерей Петра Григорьевича приняла постриг. Ольга, кажется, так её звали.

— Бушует? — тем временем вопрошала монахиня, подчеркнуто игнорируя саму Настю.

— Пяльцы просит. Вышивать, — пояснила старуха.

— Пяльцы? — вновь неприязненный взгляд. — вот еще! Ночь перед постригом в молитвах и раздумьях проводить надо!

— Так за вышиванием думается лучше, а покрова вышивать дело богоугодное, — пояснила девушка. — прошу, мать Ольга, не откажите в милости…

Голубые глаза сверкнули:

— Имя мое откуда знаешь?

— При дворе о вас сказывали, да и Софья Петровна упоминала… — Настя рискнула произнести имя старшей сестры Григория.

От волнения голос дрожал. При упоминании имени сестры, взгляд монахини чуть смягчился.

— А не обманываешь?

— Как можно? В божьем доме? — притворно ахнула девушка и умоляющие посмотрела на свою тюремщицу. — Пожалуйста, я ж дома одной из лучших золотошвеек была! Канителью шила, жемчугом речным… И время быстрее пройдет, мне все равно не уснуть… волнуюсь сильно…

Настя даже сложила ладони на груди и опустила голову, всем своим видом выражая покорность судьбе. Монахиня вздохнула.

— Чего теперь уж волноваться? — фыркнула она. — Раньше надо было думать, когда ты Гришку соблазняла, да замуж звала!

— Не звала я! — возразила Настя. — То государев приказ! Я потом, после свадьбы в монастырь хотела уйти, чтобы Григория под гнев государыни не подводить, а так… так даже лучше!

Она смело посмотрела на монахиню. Взгляд голубых глаз смягчился.

— Ладно, принесу, — пообещала та и вышла.

Вновь громыхнул засов. Настя подошла к окну, полностью обратившись в слух. Старуха вновь вернулась к часослову. Ее бормотание действовало девушке на нервы. Настя боялась, что пропустит звуки шагов и не успеет. Она то и дело посматривала на потолочную балку, гадая, насколько крепкой та окажется.

Наконец, по коридору вновь зазвучали шаги, дверь открылась и две послушницы внесли огромные пяльцы с натянутой на них тканью. Следом за ними шла монахиня, держа в руках корзинку с цветными нитками.

— У окна поставьте! — засуетилась Настя, бестолково кружа около послушниц, а на самом деле пробираясь к выходу, который преграждала лишь одна сестра Белова. — Наверное, левее, нет, правее…

Резко отпрянув, девушка сделала вид, что споткнулась, схватилась за корзинку с нитками и выдернула из рук монахини. Под ахи и охи мотки радугой рассыпались по полу. Ольга лишь сверкнула глазами, точь-в-точь, как брат, да плотно сжала губы, наблюдая за всей этой суетой.

— Ой, горе то! Вот я неуклюжая! — запричитала Настя, подбирая ближайшие два и делая вид, что наклоняется за третьим. Потом резко метнулась в сторону, толкнула монахиню так, что так буквально упала на руки послушницам, захлопнула дверь и задвинула засов.

— Ах ты! — донеслось из-за двери. — Обманщица проклятая! Все сюда!

Но девушка уже торопливо шептала заклинание тишины, которое читала совсем недавно в книгах Бутурлиной. По мере того, как Настя торопливо проговаривала слова, голоса монахинь, запертых в комнате, становились все глуше.

Закончив с заклинанием, Настя выдохнула и утерла пот, выступивший на лбу, обеспокоенно посмотрела за окно, пытаясь угадать, сколько еще есть времени до того, как в комнату придут и обнаружат, что пленница ускользнула.

В голове шумело, а сердце тревожно стучало в груди.

Настя тряхнула головой и решительно оттолкнулась от стены. Каждый миг был слишком дорог. В любой момент пропажу могли обнаружить, а уж тогда второго шанса никто не даст. Стараясь выглядеть спокойной, девушка направилась по коридору к темнеющим впереди дверям.

За ними оказалась трапезная. Огромное помещение, заставленное длинными столами и скамьями, сейчас было пустым. Одинокие шаги гулким эхом отдавались под сводами, заставляя девушку вздрагивать и испуганно озираться.

Настя прошла между столами, дрожащей рукой взялась за дверное кольцо. Скрип петель показался очень громким. Девушка даже зажмурилась. Дыхание перехватило, а в голове зашумело.

В своем воображении Настя уже видела, как двери в трапезную распахиваются, и монахини вбегают в трапезную. Но было тихою приоткрыв глаза, девушка обнаружила, что так и стоит у двери, судорожно вцепившись в дверное кольцо, которое буквально оплавилось под ярко сияющими пальцами.

Настя быстро разжала руку, на металле все-таки остались вмятины.

— Господи, вот чего я боюсь? — прошептала девушка. — Лишь бы не убить никого и не покалечить!