Маленькая принцесса (пятая скрижаль завета) - де Куатьэ Анхель - Страница 20

Знаешь, Тамара, я спросил этого доктора. Я сказал ему, что вот, мол, есть сказка и что там есть такие слова: «Мы ответственны за тех, кого приручили». И знаешь, что он мне ответил? Знаешь?!

— Нет, Валера, я не знаю, — Тамара скривила рот.

— Он мне сказал: «Это хорошие, правильные слова. Но беда в том, что никто в этой сказке не говорит друг другу „Я люблю тебя“. Никто. Ни Маленький Принц, ни его Цветок, ни Лис, ни — самое ужасное — сам Экзюпери. И даже когда Маленький Принц рассказывает летчику о своей ошибке, об ошибке цветка, тот говорит лишь: „Я люблю, когда ты смеешься“. Но это не то же самое, что и „Я люблю тебя“. И мальчик погибает...».

— Валера, ну что ты слушаешь какого-то там доктора! — Тамара крутилась на месте, как торговка на базаре. — И я вообще ничего не понимаю, о чем речь! Ты что, нас с Машенькой не любишь?..

— А ты нас с Машенькой любишь?! — глаза Валерия блеснули ненавистью и презрением.

— Конечно!.. — не задумываясь, выпалила Тамара.

— А почему тогда мы несчастны! — взревел он и схватился руками за голову. — Господи, почему же я его не послушал! Надо было взять на себя ответственность. Перестать лгать. Не пускать свою жизнь на самотек. Как же я мог так испортить свою жизнь?!

— И мою! — вставила Тамара.

— Нет, и ее, — Валерий указал на Машу. — А свою ты испортила сама.

Машенька встала с постели и подошла к папе. Она обняла его, как умеют обнимать только дети, и стала шептать ему на ухо:

— Папа, папочка, не плачь, пожалуйста, не плачь. Ты хороший. Я тебя люблю, папа, — сказав это, она отняла его руки от лица, посмотрела ему в глаза и тихо-тихо, еле слышно произнесла: — Папа, правда страшит, но с ней не страшно.

Слыша это, глядя на них, ни я, ни ты не могли сдержать слез. Этот ребенок, эта маленькая девочка обезоруживала силой своей любви. Той нежностью и той уверенностью, которая жила в ней, в ее едва живом существе.

«Ответственность — это не любовь. Любовь — это ответственность», — прозвучали в моей голове слова Валерия. Его дочь знала это и без доктора. Она знала это, потому что любила.

— Впрочем, я как всегда оказалась права! — воскликнула Тамара, глядя на Машу. — Прямо на глазах видно, что ей становится лучше. Прямо на глазах! Нет, Нина Петровна — это наше спасение! Пришли от нее люди, сделали, что нужно...

— Мы не от Нины Петровны, — сказал ты, словно бы между делом.

— Не от Нины Петровны? — удивилась Тамара. — Как?! А от кого же?

— Мы просто пришли к вам, точнее — к Маше, — ответил ты. — Но сейчас будут от Нины Петровны. И я бы советовал вам к этому приготовиться. Она хочет украсть Машу.

— Украсть?! — Валерий поднял на тебя глаза.

Где-то внизу послышался шум.

*******

— Что там такое?! — Валерий встал с кресла и вышел в коридор.

Шум усиливался. Снизу доносились крики охраны, кажется, началась потасовка, быстро превратившаяся в драку. Послышались быстрые шаги — кто-то бежал вверх по лестнице, кто-то вниз. Звуки ударов и хлопки, похожие на звук открываемых бутылок с шампанским.

— Они, что, все с ума посходили? — претенциозно воскликнула Тамара и собралась пойти выяснить, в чем дело.

— Не ходите туда! — закричал ты. — Где у вас черный ход?

— Черный ход? — удивилась Тамара. — Рядом с кухней. И все же, что там творится?!

— Вам лучше этого не знать, — ответил ты. — Вы должны слушаться меня — пойдемте к черному ходу!

— Ну что за глупости! — возмутилась Тамара. — Я пойду посмотрю, в чем дело!

Она направилась к выходу.

— Не валяйте дурака, нужно бежать! — потребовал ты.

Тамара смерила тебя презрительным взглядом, развернулась и пошла к главной лестнице.

Машенька, давай, садись ко мне на руки! — скомандовал ты. — Покажи нам, где кухня.

И Маша сделала все, как ты сказал. Она обняла тебя за шею, ты подхватил ее. Мы выскочили в коридор и бросились в направлении кухни. Там мы отыскали черный ход и уже через несколько секунд были на лестнице.

Как раз в этот момент к дому подъехала машина скорой помощи. Ты сделал знак, чтобы водитель остановился.

— Юрий Петрович здесь? — крикнул ты через окно.

На тебя уставился пожилой мужчина в очках и белом халате:

— Да, это я.

— Вы знаете, куда вести Машу? — спросил его ты.

— Маша? — удивился врач скорой помощи, увидев девочку на твоих руках. — Да, конечно! Садитесь. А где Валерий Николаевич?

Он... — только и успел сказать ты.

— Что было дальше?! —

Данила смотрит на меня с ужасом.

А я не знаю, как ему сказать. У меня язык не поворачивается.

— Дальше, Данила, дальше...

Маша на глазах побледнела, взгляд остекленел.

И с тобой произошло то же самое.

Лезвием вам разрезали душу.

Вы обнялись, словно две половинки единого целого. Прижались друг к другу, сдерживая крик.

Голоса в ваших головах замолчали...

— Что?! — глаза Данилы наполнились слезами.

— Убили ее родителей, Данила. Убили.

Мы доехали до клиники.

Всю дорогу вы оба что-то бормотали,

словно разговаривали друг с другом.

Я не мог разобрать не единого слова.

Мне казалось, это были слова... Не знаю.

— Анхель, где Маша?!

— Данила, Машу забрали врачи.

Ты был в забытьи и не выпускал ее из рук.

Тебе даже пришлось сделать укол,

чтобы разжать руки. Через какое-то время приехали две сестры Валерия.

Хорошие женщины.

Я взял такси и отвез тебя домой.

Дальше ты все знаешь

ЭПИЛОГ

Мы стояли на большом шумном проспекте. Мимо проезжают машины, идут люди. И у каждого из них свои дела, свои проблемы. Они заняты. В их жизни все просто — дом, работа, дом. Они живут. Просто живут. Или им кажется, что они живут.

А в безоблачном небе царит солнце — яркое, почти белое. Оно заглядывает в темноту и ночь сменяется днем. Но может ли оно заглянуть в души? В души тех, кто сейчас идет по этим улицам, едет в этих машинах? Кто даст им истинный Свет?

Мне вспомнились слова Гаптена: «Из Божественного Откровения Сведенборг узнал, что существует два параллельных мира. Один — натуральный, и здесь все смертно, а Солнце мертво. Другой — духовный, в нем Солнце — это теплота Божественной Любви и свет Божественной Мудрости. Духовное Солнце существует в атмосфере, которая есть Божественное Служение...»

— Я попрошу вас следовать за мной, — послышалось сзади.

Мы с Данилой обернулись и увидели, что сопровождавшие нас до сих пор люди в серых костюмах стоят рядом.

— Это ненадолго, — пояснил мужчина.

Данила только усмехнулся — печально и просто: «Пойдемте».

Мы сели в одну из машин. Нас привезли к самой фешенебельной гостинице города и сопроводили в президентский номер. Изысканная мебель, анфилада комнат, бархатные шторы и картины на стенах.

— Все это очень странно, — сказал я, когда мы остались вдвоем.

— Более чем, — ответил Данила и подошел к окну. — Смотри!

Я тоже выглянул в окно. У подъезда остановился лимузин. Из машин сопровождения выбежали люди в серых костюмах и оцепили прилегающее пространство. Один из охранников открыл дверь лимузина и на красную дорожку перед гостиницей ступил индус...

— Это он? — спросил Данила. — Свами Бра...

— Брахмананда, — подтвердил я. — Председатель Совета.

Мы повернулись и уставились на дверь.

— Я вынужден просить у вас прощения, — сказал индус, входя в распахнутые для него двери. — Все это время шло заседание Совета. Решения принимаются коллегиально. А непростые решения принимаются долго. Простите.

Повернувшись к охранникам, Свами Брахмананда попросил их уйти. Повисла пауза. Мы стояли втроем посреди комнаты.

— Присядем? — предложил Данила.

Предложение было принято. Но индус продолжал молчать.