Чарли Бон и Пустынный волк - Ниммо Дженни - Страница 3

— Он никогда не говорил об этом, по крайней мере, при мне. В его памяти почти ничего не сохранилось после наложенного на него колдовства, — Чарли улыбнулся самому себе — хорошо еще, что отец вспомнил свою жену и сына.

— Его память понемногу восстанавливается. Каждый день он вспоминает что-то новое из своего прошлого. Может быть, когда отец возвратится домой из поездки, он будет полностью здоров.

— Этого они как раз и боятся больше всего, — дядя Патон резко остановился.

— Кто это — они? И чего они боятся? — спросил Чарли.

— Послушай меня внимательно. Мы думали, что Манфред Блур наложил заклятье на Лайелла Бона, потому что считал его виновным в несчастье, произошедшем со старым Иезекиилем. Но я пришел к выводу, что за этим стоит нечто большее. Предполагаю, что твой отец прятал у себя то, что желали заполучить Блуры. Возможно, они рассчитывали, что под заклятьем он выдаст свой тайник. Но у них ничего не вышло. А теперь они боятся, что он все вспомнит и найдет ЭТО раньше них.

Чарли не мог представить, что могло привести его дядю к такому выводу. Но Патон Юбим имел пытливый ум. Он писал историю Красного Короля, и его комната была заполнена множеством книг, которые охватывали не только те области знаний, о которых Чарли когда-либо слышал, но и те, о каких он не имел ни малейшего представления.

Алмазная улица находилась на окраине города, поэтому Чарли и его дяде понадобилось около часа, чтобы добраться домой. К тому времени уже наступили сумерки, и на улицы опустилась густая пелена тумана. В воздухе почему-то ощущался свежий морской запах, хотя море находилось, по меньшей мере, в тридцати милях отсюда.

Мэйзи — бабушка Чарли со стороны матери встретила их в дверях. У нее был вид человека, получившего неприятную новость:

— Бабушка Бон вернулась, — опасливо оглядываясь, прошептала она и выключила в прихожей свет, чтобы лампочки не взорвались от взгляда Патона.

— Как это вернулась? — громко повторил Патон, — какого лешего… Зачем?!

— Ш-ш-ш! — Мэйзи приложила палец к губам, — идите за мной.

Они последовали за ней на кухню, где их уже ждал накрытый стол, и, пока Мэйзи наливала грибной суп в три тарелки, она успела рассказать им о неожиданном приезде бабушки Бон.

Бабушка Бон была сестрой Патона, старше него на двадцать лет. Они никогда не ладили между собой. Она терпеть не могла даже своего единственного сына — отца Чарли. Как только тот вернулся домой после десяти долгих лет заключения в Академии Блура, бабушка Бон сразу же покинула их дом, переехав к своим трем сестрам, жившим в конце зловещего и темного переулка, известного под названием Мрачный Тупик. Чарли надеялся, что больше никогда с ней не увидится.

— У нее ведь остался ключ, — продолжала рассказывать Мэйзи, — она вошла, нарочно громко топая по полу широкими каблуками тупоносых туфель, бросила свою сумку в прихожей, и объявила во всеуслышание:

— Я вернулась!

— Зачем? — спросила я.

— Ну, это было неправильно с самого начала, — ответила она, — можно подумать, что Вы жалеете о том, что я Вас покинула.

— О том, что Вы вернулись, я жалею намного больше, — возразила я, — я так надеялась, что Вы ушли навсегда.

Чарли начал хихикать.

— И все-таки, по какой причине она вернулась, Мэйзи? — спросил Патон.

— Свадьба! — ответила та.

— Чья свадьба? Говори яснее! — взмолился дядя.

— Ваша младшая сестра Венеция собирается выйти замуж на следующей неделе.

Чарли чуть не подавился супом:

— Внучатая тетя Венеция? Кому вообще может придти в голову жениться на ней?

— Никто и не говорит о браке по любви, — возразила ему Мэйзи, — но на свете есть бедняки, которые не знают, как свести концы с концами.

— Слишком надуманно и неправдоподобно. За всем этим что-то кроется, — Патон задумчиво взглянул на Мэйзи.

— Бабушка Бон весьма решительно настроена против этого брака, — продолжала рассказывать та, — но ее милые сестры, по всей видимости — за.

— Тьфу-у, — Патон возмущенно дунул, или скорее фыркнул в свою тарелку, хотя его суп вовсе не нуждался в охлаждении и давно уже остыл; ведь за разговорами он успел проглотить всего пару ложек. Он пытался скрыть свое состояние, но кто угодно понял бы, что дядя совершенно сбит с толку и чрезвычайно шокирован.

Четыре сестрицы дяди Патона были одна хуже другой. Они ненавидели своего единственного брата и постоянно мучили его, потому что он не только не соглашался с их моральными принципами, но и не считал нужным это скрывать. Все четверо были грубыми, властными, злобными, надменными, заносчивыми, непорядочными и жадными фуриями. Фактически, у Чарли не хватало слов, чтобы до конца описать, какими они были ужасными. Никто из них никогда не порадовал его добрым словом, не говоря уже о настоящем дне рождения, даже бабушка Бон.

Мэйзи приберегла самую интересную часть своего повествования напоследок.

— Но хуже всего то, у него есть дети, — произнесла она драматично, — что вы на это скажете?

— Дети! — содрогнулся Чарли, — бедняжки. Вы можете себе представить, чтобы внучатая тетя Венеция стала вашей матерью?

— Это невозможно представить, — Патон резко поднял голову.

Чарли сидел спиной к дверям и не заметил бабушку Бон, тихо и незаметно подошедшую сзади.

— Я рада, что не являюсь вашей матерью, — с раздражением заявила она.

Затем направилась к холодильнику и резко распахнула дверцу:

— Пусто, впрочем, как и всегда. Нет ничего, кроме сухого сыра и старых костей. Ни тебе паштета, mi майонеза, ни креветок, не говоря уже о лососе и осетрине.

Мэйзи глубоко вздохнула, чтобы не вспылить:

— Откуда я могла знать, что Вы придете сюда на промысел с Вашим привередливым желудком и изысканным вкусом? Присаживайтесь к столу, Гризельда, и я угощу Вас грибным супом.

— Спасибо, обойдусь как-нибудь, — бабушка Бон брезгливо поджала губы и уселась в кресло — качалку возле теплой плиты.

Бабушка Бон в кресле.

Патон нахмурился. Он давно уже собирался избавиться от этой вещи. Им пользовалась только Гризельда, и оно постоянно всем напоминало об ее мрачном и незримом присутствии. Если бы он только мог предвидеть заранее ее возвращение, то изрубил бы качалку на дрова еще вчера.

— Скрип! Скрип! Скрип! — Бабушка монотонно раскачивалась в кресле, закрыв глаза и свесив двойной подбородок на грудь.

— Кр-рык! Кр-рык! Кр-рык! — Этого звука было достаточно, чтобы грибной суп не только совсем остыл, но и прокис.

— Итак, — Патон обрел, наконец, голос, — я слышал, что ты поссорилась со своими сестрами, Гризельда.

— Между прочим, они и твои сестры тоже, — фыркнула она, — ох уж мне эта свадьба. Я никогда не слышала ничего более вздорного. Венеции пятьдесят два года. Она должна была отказаться от вещей подобного рода много лет назад.

— Какого рода вещей? — заинтересовался Чарли.

— Не наглей, — оборвала его бабушка Бон.

Чарли доел суп и встал из-за стола.

— Держу пари, что ты, бабуля, уедешь отсюда, как только мой отец вернется, — съязвил он.

— Ой, как страшно, я прямо вся дрожу! — она смерила Чарли ледяным взглядом, — ну а вы всей семьей скоро вообще переедете отсюда в ваш старый фамильный дом в узеньком и укромном Алмазном Тупике! Хотя наблюдение за китами тоже может быть очень опасным. Твой папаша может никогда…

Чарли не собирался ждать окончания фразы.

— Я иду навестить Бена, — крикнул он срывающимся голосом и бросился в зал, глотая на ходу слезы и хватая куртку.

— Чарли, дорогой, уже темно, — попыталась остановить его Мэйзи, — не обращай внимания на слова бабушки Бон. Она не имела в виду ничего такого.

— Имела, — тихо ответил Чарли.

Он выскочил на улицу, перебежал через дорогу по пути к дому под номером двенадцать и резко позвонил в колокольчик. По воскресеньям в это время суток на улице Филберта всегда было тихо, пустынно и мало автомобилей. И все же у Чарли появилось какое-то неприятное чувство, что за ним следят. По его спине пробежал холодок страха.