Несломленная (СИ) - Лель Агата - Страница 35

— А Толяна Звягинцева помнишь? За последней партой сидел, чесноком от него вечно воняло? На заводе нашем работает, на Топольковой женился, четверых настругали и пятого ждут, прикинь? — продолжил он, гоготнув. — Сысоева Нелька в Москву укатила, Абрамова вообще за турка замуж вышла. Говорят, мудохает он ее там по-черному…

Я хотела поинтересоваться, куда укатила Журавлёва — ещё одна виновница моих подростковых страданий — но решила оставить любопытство при себе.

— Миха Хавлин совсем спился, три раза уже кодировался, и всё до первого срыва, — поведал Кирилл, тем временем допивая пиво.

Шустро он, и десяти минут не прошло.

— Галька Лаврова в гастрономе на Кольцовской работает…

— Галька? — переспросила, заинтересовавшись.

— Ну да, вы ж вроде с ней дружили? Не общаетесь?

— Да как-то нет… — уклончиво ответила я. Незачем ему знать подробности разрыва нашей дружбы.

— Растолстела она так. Два раза в разводе, двое пацанов. Помню, клеилась ко мне на выпускном, вроде скромница такая в школе ходила, а винишко понюхала, сразу в штаны полезла, — усмехнулся Кирилл, откупоривая вторую бутылку.

— Лаврова? Ты ничего не путаешь? — не поверив услышанному, округлила глаза.

— Ну да. Тебя ж не было на выпускном? Все девчонки наклюкались и такое шоу устроили, Мальцева вообще стриптиз танцевала, всё вплоть до трусов сняла. Жаль, что тогда мобильников с камерой не было, было бы угарно выложить на "Ютуб", — прыснул со смеху он, разбрызгивая янтарные капли.

Новость о выходке Лавровой неприятно удивила. Хоть я никогда и не говорила с ней о своей симпатии к Мамонову, но она обо всем догадывалась и частенько подкалывала, заставляя меня тем самым густо краснеть. Она же неустанно повторяла, что Мамонов такой отвратительный, такой мерзкий и невоспитанный, что будь он последним парнем на земле, она бы на него даже не посмотрела. А на деле вон оно что… Раскрылась подружка спустя столько лет.

— Кстати, она, ну, Лаврова, рассказывала потом, что ты вроде как беременная была… — вдруг посерьёзнев, сказал Кирилл, избегая смотреть в глаза.

— Когда рассказывала? — я всеми силами старалась не выдать дрожь в голосе.

— Да летом как-то, не помню. После выпускного она с Сысоевой скорешилась и вроде как к нам в компанию затесалась, ну вот тогда и сказала. Предкам своим ещё зачем-то доложила. А когда её мать рассказала об этом твоей, то твоя матери Лавровой свою премию отдала, чтоб та язык за зубами держала. Галька хвалилась ещё потом, что ей то ли золотые сережки купили, то ли кольцо. Побрякушку какую-то, короче.

Я не могла поверить его словам. Вернее, я ему верила, но мне очень хотелось, чтобы это было неправдой. Я же считала ее подругой. Лучшей подругой. Единственной! Как же хорошо, что я так и не рассказала ей про свою любовь к Кириллу, она бы и про это наверняка разболтала. Такая же, как мамаша-сплетница, далеко не ушла. А я ещё переживала тогда, что подругу потеряла.

— Чушь это. Придумала она всё, не была я беременна, — теперь уже я избегала его глаз.

— Ну я так и думал. — В голосе послышалось облегчение.

Некоторое время мы стояли молча, отпивая пиво и размышляя каждый о своём.

— Саш, ты это, не держи на меня зла, ладно? Я тогда малой был, ещё и бухой в хлам. Ну тогда… на турбазе…

— Да оба хороши. Что вспоминать теперь, — крепче сжала бутылку. Смотреть на него сейчас было выше моих сил.

— Да не надо мне было вообще к тебе подходить. Я молодой озабоченный был, по синей лавочке лез под каждую юбку. Ну как под каждую… мне тогда девчонки популярные нравились, зачётные, чтоб пацаны заценить могли. Хотелось выглядеть крутым.

— А тут чпокнул лохушку Рыжову, о которой пацанам рассказать западло. А я и думаю, что это ты тогда никому не растрепал об этом. Чуть ли не в благородные рыцари записала. А все оказалось куда прозаичнее, — горько усмехнулась я.

— Ну не такая уж ты была и лохушка…

— Брось, Мамонов, врать — не твоё.

— Ну сейчас ты точно красотка. И это чистая правда, — он посмотрел на меня осоловелым взглядом прожженного казановы.

— Спасибо. Где ты был шестнадцать лет назад со своим комплиментом.

Вынуждена была признать, что даже в таком чуть потрёпанном виде он был очарователен. А может, это говорило пиво на голодный желудок.

— Есть у тебя сейчас кто? — спросил, закурив.

— Да так… Вроде есть. А вроде как и нет.

— Женат, что ли? — догадался он.

Я молча кивнула.

Так, пора завязывать с алкоголем. Наговорю лишнего, потом буду жалеть.

— Ну а ты сам как? Семья? Дети? — упоминание о детях отозвалось тягучей болью.

— Да тоже черт-те что: то сходимся с Танькой, то расходимся, — разочаровано махнул рукой Кирилл. — Когда пособачимся, сына настраивает, что папа — козёл.

— Танька? Журавлёва?

— Десять лет уже как Мамонова, — поправил он.

Ну дела. Никогда бы не подумала, что Мамонов такой однолюб. Признаться, услышав её имя, испытала некое подобие ревности.

— Изменяет мне, прикинь? Три раза уже ловил. Какого черта прощал — сам не знаю. Привычка, мать её… Но теперь точно решили развестись, документы уже подали. Месяц у матери живу, к этой шкуре больше ни ногой! Больно мне надо рогатым оленем ходить.

— А сам будто не изменяешь! — шутливо пихнула его локтем в бок.

— Не, я не такой, — засмеялся он.

Вторая бутылка пива пошла как по маслу. Хорошо так, легко. Обещала же себе пока не пить! Хотя, это ж пиво, что там от него будет.

— А ты совсем другая стала, — оценивающе окинул захмелевшим взглядом. — С такой тобой я точно бы тогда замутил.

— Ну да, с Гоблином мутить совсем стрёмно было. Ты ж популярных выбирал, — не удержалась от шпильки. — Ладно, чего теперь, кто старое помянет…

— Слушай, а может, в кафе забежим? Горючее закончилось, — он со звоном опустил пустую бутылку в урну. Туда же полетела смятая пачка от сухариков. — Тут за углом, на проспекте, Михалыч забегаловку открыл. Не шик, конечно, но посидеть можно. Ты в Германии своей небось, только по крутым ресторанам ходила.

— В Бельгии, — поправила я.

Кто такой Михалыч? А и всё равно.

— Веди в свое кафе, пока не передумала.

Я взяла Кирилла под руку, и мы пошли вдоль по набережной. Я и Мамонов. Как всё-таки непредсказуема жизнь.

Просидев в забегаловке «У Михалыча» до полуночи, закинувшись ещё порцией горячительного, — а Мамонов так вообще поглощал спиртное как в последний раз, — я решила, что пора закругляться. Завтра утром поезд в Петербург, мои странные каникулы в Н. подошли к концу, пора возвращаться к реалиям. А может, вот сейчас, здесь, и есть мои реалии? — размышляла я, слушая попутно болтовню Мамонова, вызвавшегося проводить до гостиницы. Машину он бросил у набережной: «Меня и мою тачку тут каждая собака знает, никто не тронет». Такое возможно только в Н.

— Не пригласишь? — кивнул Кирилл куда-то неопределенно вверх, на темнеющие окна номеров гостиницы.

— Зачем это? — сощурила глаза.

— Ну… ещё поболтаем… маленько…

— Не наболтался?

— Да брось ты, я ж ничё такого не имел в виду… Чаю попьем, ну или там… ещё чего-нибудь… — смутился Мамонов.

Картина маслом — где Мамонов, а где смущение.

— Ладно, пойдем, — пожала плечами. Я тоже не имела в виду ничего «такого».

Миновав любопытный взгляд молоденькой девушки у стойки регистрации — та аж привстала — мы поднялись в номер.

Часть 41

Переступив порог номера, я осознала всю нелепость ситуации. Зачем он здесь? На чай какой-то напросился… У меня же нет никакого чая.

Да, сегодня я захотела потешить свою самооценку, доказать и себе и ему, что чего-то стою и могу нравиться мужчинам. Что я больше не та забитая зубрилка из прошлого. Доказала. Потешила. Зачем было тащить его сюда? Вроде бы давно уже не ребенок и должна понимать, что имеет в виду мужчина, напрашиваясь к девушке «на чай».

Мамонов огляделся и, потоптавшись у двери, как-то неуверенно приземлился в кресло.