Ягодка опять (СИ) - Стрельникова Александра - Страница 26

— Твою мать! — орет Любка. — Отойдешь ты с линии огня, курица несчастная, или будешь дожидаться пока и тебя подстрелят?!!

Подстрелят? Перевожу взгляд на Сенцова, который неподвижно лежит на полу. От его головы по паркету начинает растекаться темно-красная, почти черная лужа.

— Ложись на пол к стеночке и, давай, звони охране, в полицию, черту с дьяволом, но чтобы кто-нибудь был здесь как можно быстрее. И скорая, блин, нужна. Совсем срочно нужна.

На этот раз Любка превосходит сама себя — такая она в этот момент убедительная. Слушаюсь безропотно и трясущимися руками принимаюсь искать телефон охраны нашего поселка. Как ни крути, они быстрее всех могут появиться возле нас. Шурка начинает шевелиться и даже пытается подняться. Однако мощная длань моей подруги не дает ему сделать это.

— Лежите. Еще успеете набегаться. По ментам и врачам, блин.

— Что?.. Что случилось?

— Огнестрел случился. Кто это вас так не любит, друг мой Шура, что палит в вас без разбору?

— Меня все любят. И взрослые и дети.

— Ну да, я забыла, вы же Дед Мороз…

Под эти шутки с прибаутками я дозваниваюсь до охранников. Они уже, что называется, в курсе. Выстрелы слышали и даже послали людей проверить что к чему. Прошу вызвать полицию и, главное, скорую. Заверяют, что все сделают.

Кладу трубку и вдруг мгновенно покрываюсь холодным потом. А где Ванька-то? С ним-то что? Все в порядке или?.. Вскакиваю, проигнорировав Любкин грозный окрик, и пригибаясь бегу по дому, оглашая его призывными криками. В ответ — тишина. Мне уже совсем плохо, когда я нахожу ребенка там, куда сама же его и отправила некоторое время назад — в его же комнате, у компьютера. На голове наушники — лупится в очередную компьютерную стрелялку. Похоже и не слышал ничего из того, что только что обрушилось на нас, в реальной жизни, безо всяких компьютерных ужасов… Слава богу, хоть успокаивать его не придется. Меня бы кто теперь успокоил…

Иду вниз. Здесь уже многолюдно. Суетятся горе-охранники нашего поселка, которые проворонили киллера на подведомственной территории. Рыдает, размазывая по лицу косметику Маша, рядом с ней нервно топчется Слава. Лишь подруга моя сохраняет великолепное спокойствие. Рядом с ней уже лежит автомобильная аптечка с бинтами, которую по всей видимости принес шофер Сенцова, и она споро и деловито бинтует раненому голову.

— Лежите смирно.

— Больно.

— Разве это больно? Это так, фигня. Везунчик вы, Шура.

— Я не Шура, я Саша.

— Ну Саша. Но все равно везучник. Или стрелок — мазила. Только черепушку вам поцарапало и клок волос с кожей выдрало. Зарастет как на собаке. И не вспомните, что было.

— А вы откуда знаете?

— От верблюда.

Не любит моя подруга Любка о своей профессии говорить с мужиками. Мало кто стоически эту информацию выдерживает. Слабонервных ей приходится бросать особенно быстро.

Прибывают менты, следом подкатывает скорая. Начинается суета и общая круговерть. Раненого грузят на носилки и уже норовят вынести из дома, но он громко протестует, заявляя, что должен сказать что-то важное. Любке.

— Ну что еще? Борода отклеилась или мешок с подарками потеряли?

Подхожу ближе.

— Люб, ну хватит его шпынять-то.

— Я еще и не начала. Это так, разминка. Я лежачих не бью.

— А за что меня вообще бить?

— А за то! Нечего языком молотить!

— Я не молотил. Я вашу подругу… выгораживал. И вообще! Дайте же мне, наконец сказать!!!

Рявкает так, что тут же хватается за перебинтованную голову. Но добивается своего — Любка замолкает.

— У меня нет жены и малюток. И толпы любовниц тоже нет.

— Что?

— Что слышали.

Шурка замолкает, придерживая голову уже двумя руками. Любка стоит разинув рот. Так что санитары, воспользовавшись всеобщим замешательством ловко запихивают носилки с Сенцовым в свою бело-красную машину и отбывают. А мы остаемся.

Нас с Любкой допрашивают. Правда, толку от наших показаний — чуть. Ничего не видели, ничего не знаем. Слава и Маша отвечают на вопросы полицейских приблизительно так же. Лица у хранителей правопорядка такие, что с них можно писать картину маслом под названием «Опять „глухарь“».

Когда все наконец-то отбывают, Слава с Машей скрываются в своем домике у ворот, а мы с Любкой в компании изумленного происходящим Ваньки остаемся наедине, не могу не поделиться своими подозрениями. Сначала, правда опять отправляю Ивана в его комнату.

— Люб. Ничего не могу с собой поделать, уверена, что стреляли не в него.

— А в кого? В тебя? Думаешь муженек твой на тропу войны вышел? Не спорю — намного ему дешевле выйдет киллера нанять, чем бабки с тобой по-честному делить.

— Тоже вариант, но я не о том. Саша… Ну тот, которого я… Который меня…

Перебивает:

— Я поняла, о ком ты.

Киваю благодарно.

— Так вот. Когда мы виделись в последний раз, он мне след от пули показывал. В него тоже стреляли недавно. И тоже не убили только чудом…

— К чему ты, подруга, клонишь?

— Не перебивай, сама собьюсь. Тот, убитый на дачах тип, которого я нашла, был сложением и цветом волос похож на Сашу. И Шурик тоже… Понимаешь, что это может значить?

Любка какое-то время размышляет. Потом выносит краткий вердикт:

— Чушь. Саши твоего здесь не было никогда. С тобой его кроме твоего чудного положения, — указывает на мой живот, — ничего не связывает. С чего бы киллеру поджидать его здесь?

Отвожу глаза.

— Был он здесь совсем недавно.

— И ты мне ничего не рассказала? Ну ты… Чего хотел?

— Оказывается, это он за мной следил. Сказал: «Хотел узнать о тебе побольше».

— Идиот, блин. Ну, и что дальше?

— Сообщил, что не женится на мне, даже если я не врала, и ребенок действительно от него.

— Скотина. А ты?

— Опять с ним переспала.

Смотрит как на душевнобольную. Разве что пальцем у виска не крутит. Потом вдруг смеется и машет рукой.

— Ну и правильно. С паршивой овцы — хоть шерсти клок.

В Москву возвращаются Евгений Васильевич и Арина с маленькой Катей. Мой работодатель задумчиво изучает входную дверь своего особняка, погружая палец в оставленные пулями следы, а потом уходит в свой кабинет. Вижу, как следом за ним проскальзывает Маша. Опять ведь, небось, какую-то каверзу затеяла… Но после ничего не происходит, никто меня никуда не вызывает и разбор полетов не устраивает.

С возвращением Арины у меня появляется немного личного времени, чтобы посвятить его решению моих проблем. Оформляю кое-какие документы под надзором Севы Гарлицкого. Посещаю в очередной раз врача, сдаю очередные анализы. Выясняю, в каком роддоме мне предстоит рожать. Естественно, никаких Лондонов и Парижей. Обычный районный роддом. Бесплатная отечественная медицина, которая, слава богу, все еще жива.

Все это проделываю в основном в компании с Любкой. У нее, как она сообщает мне, масса свободного времени. Решила взять себе что-то вроде отпуска, за новый контракт не браться пока. Я только рада. С ней мне и надежней как-то и, конечно, веселей. Кстати, пару раз ездим и к подстреленному на наших глазах Шурику Сенцову. Старательно слежу за собой, чтобы не назвать его так. Ведь в пионерском лагере мы его знали именно под этим именем. Если произнесу имя шефа моего работодателя именно в такой связке, Любка его непременно вспомнит, а он почему-то категорически отказывается признаваться моей подруге в том, что когда-то был с ней знаком… Даже специально звонил, благодарил за то, что я не проболталась, и настаивал на сохранении своего инкогнито. Помешались они все что ли? Явление массовой паранойи? Осеннее обострение?

Первый раз навещаем Шурку в больнице. Но его очень быстро выписывают. Пуля, как и сказала ему с самого начала Любка, лишь оставила ему на голове след на всю жизнь и все. А мужчин шрамы, как известно, лишь красят. Так что вторичное «посещение» — уже чистой воды поход в гости. Просторная квартира в тихом центре. Старинная мебель. Большая библиотека. Портреты на стенах.