Ревизор 2.0 - Марченко Геннадий Борисович - Страница 14

– Браво! Гениально!

И вновь аплодисменты, доставившие, нужно сказать, Петру Ивановичу приятные моменты. Одним романсом присутствующие не ограничились, потребовали ещё. Что ж, Копытман знал их пусть и не так много, но достаточно для одного вечера в приятной компании. Отчего бы не спеть? Исполнил «Утро туманное» на так же ещё ненаписанные стихи Тургенева. Романс был принят тепло, поселив в душах собравшихся лёгкую грусть. Концерт продолжился песней Андрея Петрова на слова Киплинга «Мохнатый шмель», добавив цыганской удали. Тут и Копытман разошёлся, дав волю своему лирическому тенору, и глаза у слушателей заблестели более весело.

– Право, мы этих прекрасных романсов и не слыхали вовсе в нашей глуши, до нас все новости доходят с изрядным опозданием! – воскликнула Татьяна Леопольдовна, обмахиваясь веером. – Ох, что-то жарко мне стало, идёмте в обеденный зал, там уже, наверное, подали мороженое.

И впрямь, десерт в изящных серебряных розетках, чуть подтаявший, с кусочками фруктов ожидал на столе, и инспектор про себя отметил, что порции были скорее чисто символическими. Вслух же выразил своё восхищение, посетовав, как, наверное, дорого содержать в подвале дома ледник.

– Так ведь, милостивый государь, какой там ледник, так, уголок аршинный с ледышкой… Но это ещё не всё! Мартьян, ну-ка, подавай апельцыны!

Минуту спустя Мартьян внёс в обеденную залу поднос с горкой апельсинов. Южный фрукт, похоже, считался в этих краях редкостью, и Копытман из скромности отведал только один, да и, в общем-то, он больше предпочитал мандарины.

Затем сели расписать пульку в преферанс с участием градоначальника, Петра Ивановича и доктора, так что никому пропускать раздачу, сиречь сидеть на прикупе, как это бывает при игре вчетвером, не довелось. Копытман когда-то поигрывал в эту разновидность карточных игр, был знаком с правилами, так что совершенным дураком не выглядел.

– Раз уж у вас денег в наличии не имеется, позвольте ссудить вам на игру пять рублей мелочью, не откажите в любезности, – предложил Муравьёв-Афинский.

– Что ж, буду весьма признателен, – так же учтиво ответил инспектор.

Ставили по гривеннику, и вскоре Пётр Иванович понял, что градоначальник ему подыгрывает. В то же время Кнут играл честно, что было присуще его немецкой натуре.

«Неплохо бы ещё при случае и в градскую больницу заехать, – подумал Копытман, давая доктору „снять“ колоду. – Хотя у такого педанта наверняка и придраться не к чему. А следовательно, и на взятку рассчитывать не приходится».

Ганс Иваныч оказался игроком средней руки, и большая часть выигрыша за этот вечер ушла Петру Ивановичу, который не только сумел отыграть занятые у Муравьёва-Афинского пять целковых, но и прибавить сверх ещё три. Городничий же, казалось, был только рад, что ему удалось угодить своему гостю, он будто искренне восхищался мастерством игрока и провозгласил, что тому благоволит Фортуна.

Между делом Ганс Иваныч заметил, что если в столице используют прогрессивный метод лечения ультразвуком, то в Европе в моде новейший метод определения вида болезней по испражнениям.

– Не желаете ли испробовать на себе? – с надеждой поинтересовался немец.

Градоначальник тихо прыснул, отворачивая лицо, и мелко перекрестился.

– Пожалуй, сударь, пока воздержусь, – деликатно отказался Пётр Иванович.

Он и впрямь не был готов к тому, чтобы показывать своё дерьмо незнакомому лицу. Да он и знакомому не показал бы, по этой части Копытман был застенчив.

Отказ доктор принял с понимающим вздохом, подумав про себя, что всё-таки в этой огромной, подверженной суевериям стране прогресс до окраинных селений добирается крайне сложно.

«Ну ничего, amat victoria curam»[7], – подумал эскулап.

– А как вам, Пётр Иванович, постоялый двор? – на прощание спросил Муравьёв-Афинский. – Не переселиться ли вам в гостиницу «ГермесЪ»? Всё ж комфорту, как говорят у вас в столицах, поболе будет. Ежели за расходы переживаете, то их мы возьмём на себя.

– Пожалуй, не стоит из-за меня так тратиться, уважаемый Антон Филиппович. Я и на постоялом дворе неплохо устроился, пока там, стараниями Кузьмы Аникеевича дочки, состою при полном пансионе. Но расходы я обязательно им возмещу, как только с нарочным из Петербурга привезут деньги и документы.

– Ну как знаете, а пока вот, от меня лично, мало ли что… – И городничий, схватив руку гостя, вложил в раскрытую ладонь кредитных билетов общей суммой на 100 рублей серебром, а предводитель дворянства сверху добавил бумажек ещё на пятьдесят целковых.

Поколебавшись, Пётр Иванович сунул пачку себе в карман, пообещав всё вернуть при первой же возможности.

На N-ск уже опустилась ночь, время приближалось к одиннадцати часам. Решив, что небольшой моцион перед сном не помешает, инспектор отказался от предложенного экипажа, сказав, что дорогу помнит и идти не так уж и далеко, не более пятнадцати минут.

– У вас же тихо ночами, не балуют? – спросил он градоначальника.

– Наш капитан-исправник Прохор Пантелеймонович своё дело знает-с, – уверенно заявил Антон Филиппович. – У него околотошные всю ночь ходят, за порядком следят, ежели вздумается кому набедокурить, так они его сразу в участок-с.

– Ну тогда прощайте, до завтра, спасибо за угощение и с интересом проведенное время.

Городничий на всякий случай велел своему человеку, отличавшемуся шириной плеч и железной хваткой, тайком идти за столичным инспектором. Мало ли, вдруг пьяный попадётся, приставать начнёт, ещё, чего доброго, и покалечит приезжего, потом беды не оберёшься.

– Будет сполнено, ваше высокоблагородие, – баском ответил тот, сжимая и разжимая пудовые кулачищи.

Над уездным городом N-ском повисла ополовиненная, проглядывавшая сквозь рваные облака луна, ветер шелестел в кронах редких деревьев, и освещавшие больше сами себя, а не дорогу фонари, от которых сильно несло газом, всё же указывали путь налоговому инспектору Петру Ивановичу Копытману. Улицы были безлюдны, и в редких окнах теплились свечи. Похоже, здесь, как и в деревнях, было принято ложиться рано, чтобы с рассветом решать свои насущные дела.

«Кстати бы сейчас пришлась трость, – подумал Копытман, вышагивая по мостовой. – Раз уж попал в эту эпоху, то почему бы не позаимствовать некоторые удобные вещи? Завтра же всенепременно куплю».

Он вновь предался размышлениям о превратностях судьбы. Вот и второй день его пребывания в прошлом подходил к концу. Он обзавёлся личным знакомством с судьёй и городничим, показал себя вполне приятным в обществе человеком, пока все верят, что он и впрямь приехал из Петербурга по специальному заданию. Завтра придётся обследовать богадельню, для видимости можно заглянуть и в другие заведения города, проверить финансовую и налоговую отчётность, в общем, делать вид, что исполняет свой долг. А дальше… Ну, дальше будет видно, пока всё как-то само собой складывается, особливо насчёт финансов.

В этот момент в неверном свете газового фонаря позади него мелькнула тень, и Пётр Иванович непроизвольно обернулся. Какой-то человек быстро шмыгнул в подворотню и, видно, там затаился.

«Вот же чёрт, – сдвинув на затылок шапокляк, инспектор вытер платком мгновенно вспотевший лоб, – не иначе злоумышленник. Вот и верь этому Муравьёву-Апос… тьфу, Муравьёву-Афинскому, что в городе по ночам всё спокойно. Эх, жаль, нет с собой никакого оружия, да та же трость пришлась бы ко времени».

Он ускорил шаг, едва удерживая себя, чтобы не побежать. Ему казалось, что если побежит, то выдаст свой страх, и тогда уже мало что заставит следившего за ним человека отступиться от своих чёрных замыслов. А в том, что они чёрные, Копытман ни секунды не сомневался.