Невеста смерти (СИ) - Миленина Лидия - Страница 33

Она вновь радостно рассмеялась. А Алиса просто не знала уже, что думать. Перед ней был аватар судьбы — и это создание сидело в шезлонге, болтало ногами, смеялось и требовало от Алисы разговора по душам.

Может, она поможет, подумала Алиса. Ведь она-то, наверняка, способна повернуть любые «нити реальности», куда захочет.

— В целом все хорошо, — не стала кривить душой Алиса. — Доминик — хороший, заботливый, — помолчала и добавила. — Очень хороший. В отношении меня. Но… мне по-прежнему не нравится его работа. Знаешь, я давно ее не осуждаю. Видимо, раз все так устроено, то кто-то должен этим заниматься. По Его и, следовательно — твоей воле. Но мне не нравится, что он … смерть. Как будто киллер высшего порядка.

— А ему, думаешь, нравится? — усмехнулась девочка — куда взрослее, чем вся ее мимика прежде.

— Раньше он был равнодушен к этому, — ответила Алиса. — А теперь, мне кажется, и сам был бы рад изменить все. Ради меня. А еще… мне одиноко. И я все время волнуюсь за родителей, как там они… И вообще тяжело жить большую часть времени одной.

— А кто он такой, разобралась? — деловым тоном поинтересовалась девочка.

— Ну да, в общих чертах, — пожала плечами Алиса.

— И кто же? — повернув голову набок, она с любопытством посмотрела Алисе в лицо.

— Можно подумать, ты не знаешь? Уж всяко больше меня, — улыбнулась Алиса. — Я думаю, он был испанским инквизитором. Весьма ретивым. Участвовал в дознаниях с пытками, отправлял на костер и прочее… А потом его самого «казнили». Так ведь? Ну и теперь, он работает смертью… ну словно в чистилище. Видимо, не настолько плохой, чтобы жить «в аду». Вот и вынужден отрабатывать прошлое этой… грязной работой.

— В целом все верно, — улыбнулась она. — Я всегда знала, что ты очень сообразительная, дитя мое. Вон, какие переводы делаешь, и к смерти подход нашла… Они все тут, знаешь ли, по большей части в чистилище. На исправительных работах длинною в века и тысячелетия — что это такое для души? Ничего. Отрабатывают потихоньку.

— Все?

— Ну многие… — чуть-чуть замялась она. — Есть, конечно, и добровольцы. Те, кто по призванию владеет косой.

— Вроде их Карла?

— Оо! — расхохоталась она. — Карлуша вообще особый случай! Не скажу, что прямо мой любимчик, но у него отдельная, своя история… С ним иногда интересно поболтать — рекомендую… Может расскажу как-нибудь за чаем, когда-нибудь потом… Сейчас не о нем речь.

— Не понимаю только, почему они ничего не помнят о своих прежних жизнях… — задумчиво сказала Алиса. В целом, история Карла ей сейчас действительно была безразлична.

— А ты не понимаешь? — совершенно взрослым голосом ответила она. — Потому что, тогда это был бы ад. Впрочем, некоторые из них и верно должны пройти через ад, чтобы … измениться.

Алиса подумала, и решила брать быка за рога. Да, она может быть и такой — взрослой и резкой. Но…нужно пробовать.

— Ну, хорошо, с Домиником понятно — он в чистилище, — сказала Алиса. — А я? За что это мне? Ты ведь понимаешь, что я страдаю от одиночества, а дальше будет только хуже… Я сойду с ума здесь.

— Да не сойдешь, брось! — махнула рукой и рассмеялась она. — Но, да, тебе не сладко! Тут не поспоришь.

— Мне за что эта … безнадежная вечность? — глядя ей прямо в лицо, спросила Алиса.

— Ну прямо уж безнадежная. Между прочим, тебе тут дарована и вечная молодость и жизнь с любимым, который не предаст и не изменит. Считай, такой рай вдвоем, — заявила она. — Но… За что, говоришь? Ну за что… Может, просто не стоит проклинать никого проклятием, которое даже мне выполнить нелегко?

«Проклинать… проклятьем…» — эхом отозвалось в ушах у Алисы. О чем она? И сердце судорожно, громко забилось.

Глава 26

— О чем ты?! — напряженно спросила Алиса.

Что-то внутри нее сопротивлялось этому знанию. Но не спросить не могла. Ведь тут, прямо тут у нее перед носом… ключ ко всему. Объяснение их с Домиником странной истории.

И пусть будет больно… Пусть будет страшно. Лучше знать. Она не начнет сходить с ума, как Доминик. Она выдержит. Потому что уверена — не была убийцей-инквизитором. Откуда-то знала это. Скорее, она могла быть…

— Знаешь, — задумчиво сказала она, — испанцы редко отправляли на костер ведьм. У них скорее еретики шли по этому профилю, да и то не часто… Но твой Доминик казнил одну такую иудейку. Они, знаешь, такие антисемиты были в то время… И обвинили эту иудейку не только в нежелании отречься от веры отцов — упрямая была девушка, на принцип пошла — но и в колдовстве. Несправедливо обвинили, кстати. Девушка всего лишь была слишком умной, как вот ты… соображала излишне хорошо, потому иной раз могла и скот подлечить у соседей и еще многое… Знания умела использовать. Но так или иначе, под пыткой она созналась во всем, чего не делала. Помнишь фильм «Призраки Гойи»? — с интересом спросила она у Алисы, словно не было ничего важнее того, смотрела ли Алиса этот фильм.

— Помню, конечно, — поежилась Алиса. Фильм был, прямо скажем, непростой, и сильно трогал Алису за душу. Она всегда очень сочувствовала героине — модели художника Гойи, которую несправедливо обвинили в том, что придерживается иудейской веры, когда по доносу выяснилось, что героиня отказалась есть свинину. А под пыткой девушка не выдержала и призналась… хоть и была христианкой. Дальше ее судьба была плачевной — оказавшись в тюрьме инквизиции, она стала жертвой домогательств видного религиозного деятеля и родила дочь. Дочь отняли у нее, а когда после пришествия войск Наполеона, инквизицию разогнали и всех пленников отпустили на все четыре стороны, героиня была уже полусумасшедшей и измученной. Убогой. Хоть и увидела свободу спустя более чем десять лет заточения. Ее судьба ужасала Алису.

— Тогда ты знаешь, что на дыбе сложно не признаться, — просто сказала она. — Но девица, говорю тебе, была не простая. Упрямая, с характером. Когда ее волокли на костер, она кричала, что ее обвинителю — Доминику — не видать счастья ни души, ни тела… А когда костер подожгли прокляла его. «Не обретешь счастье и покой, пока не спасешь мою жизнь», — так звучали ее слова. Здорово, да? И как мне было исполнить это проклятье, если девушка уже умерла, и жизнь ей он спасти уже не мог? Лихо закручено… А мне думай, — ворчливо продолжила она. — Ведь исполнить нужно было — слово умирающего, знаешь ли, да еще и мученической смертью, имеет у нас большой вес…

«О Господи…», — подумала Алиса. — «Это была я…».

Руки похолодели. Смутные картинки… Боль, огонь, холод в темных застенках между «дознаниями» вихрем пронеслись у нее в голове. Она пошатнулась, но взяла себя в руки и устояла.

Как-то устояла… Словно была в центре сносящего все вихря и пылающего пламени.

— Это была … я? — прошептала она.

— Ну да, — пожала плечами она. — Видишь, каково это? Больно… А ты ведь не пытала и не мучила никого. Только помогала людям, за что и пострадала. Вот ты хотела, чтобы он знал… А представь, каково было бы ему? Муки совести это знаешь ли не память о том, как тебя несправедливо мучили… Это — пытка куда страшнее, — она помолчала с серьезным выражением лица. Потом с интересом спросила, наклонив голову на бок. — Сердишься на него?

— Нет, пожалуй… нет, — ответила Алиса срывающимся голосом. — Его наказание … это очень страшно. Думаю, он отработал свое…

— Может и отработал, — проворчала она и отвела взгляд. — Кто знает, может и правда… В конце концов, он же не со зла вас мучил. Искренне верил, что действует во славу Всевышнего. Некоторые из них так думали… Поэтому и «чистилище», а не «ад».

— Ну, так помоги нам! — задыхаясь, крикнула Алиса и вперилась взглядом в невинное лицо с ясными голубыми глазами. — Проклятье же снято! Он спас мне жизнь… даже дважды!

Тихо, дитя мое… — успокаивающе сказала она. И вздохнула. — Почему вы все думаете, что я могу вам помочь? Слышала выражение «умолял судьбу…», «по воле судьбы…»? А я ведь… — она чуть лукаво улыбнулась, — тоже не последняя инстанция. Я всегда действую лишь по Его воле.