Невеста смерти (СИ) - Миленина Лидия - Страница 20

…А еще не хотела говорить Доминику, что… отдаться смерти, даже такому привлекательному, означает перейти границу в себе самой. Это означает сблизиться с существом чужеродным. Существом нечеловеческой, зловещей, природы. Даже поцеловаться с ним — уже, словно шаг в бездну. Это словно коснуться того, чего никогда нельзя касаться. Хоть сама же только что наслаждалась теплом его рук…

Доминик ничего не ответил. Резко встал и вышел из холла.

Алиса грустно вздохнула. Ей снова стало больно. На этот раз просто от этой ситуации…

Он обиделся. Ушел.

Надолго, интересно?!

Может и ничего страшного, если бы она поцеловала… смерть? Все равно никого другого у нее нет, и уже, наверно, не будет… А без него и холодно, и вообще, кто бы он ни был, но с ним лучше, чем одной.

Уже начался стокгольмский синдром, грустно усмехнулась она самой себе. Только на этот раз внутри не было протеста и мыслей, что никого не позволит себе ничего подобного.

Правда, вряд ли Доминика устроил бы один поцелуй… А к остальному она ведь действительно не готова!

— Выпей, — услышала она вдруг. Доминик вернулся бесшумно. Иногда Алисе вообще казалось, что в некоторых случаях он не ходит, а скользит над землей.

Он протягивал ей стакан воды, принесенный из кухни. Алиса взяла стакан, и, глядя на него с немой, глубокой благодарность, выпила. С благодарностью больше, что не обиделся, что обиду заменил заботой. А, может быть, это было нечто большее, чем благодарность…

— Я не верну тебе родных, — сказал Доминик и снов сел на диван, чуть дальше от нее, чем ей хотелось. — Но я хочу, чтобы тебе было хорошо. Не хочу, чтобы ты плакала. Что мне сделать?

Алиса помолчала, выдохнула, потом произнесла:

— Ты… наверно, ты самый хороший смерть … на свете. Но ты … попробуй быть чуть-чуть человечнее… Вести себя больше, как мы, как люди…

— Что ты имеешь в виду? — с удивлением спросил он.

… Конечно, Алиса не знала, что сейчас он был готов согласиться почти на все. Даже ждать еще целый месяц, когда что-нибудь опять кинет ее в его объятия. Хоть это и пытка, настоящая пытка…

Согласен на все, потому что в тот момент, когда он протянул ей стакан воды — увидел в ее глазах то самое. Почти то. Отблески того, что ему нужно.

И это заставляло душу петь и взлетать, кружиться.

За свою жизнь Доминик много летал, но только теперь понял, что такое настоящий полет. Видимо, вот из-за этого они и совершают подвиги, подумалось ему.

Глава 16

— Ну вот смотри, например… ты вообще когда-нибудь улыбаешься?

— Улыбаюсь.

— Покажи!

Доминик взглянул на нее и улыбнулся своей кривой улыбкой, такой что не понятно, улыбается он или усмехается.

— Ну да… Вот так ты и улыбаешься… — грустно сказала Алиса. — А во весь рот, радостно?! Тебе же бывает и радостно, и смешно? Чтобы ты смеялся, я вообще не видела! Попробуй улыбнись ну как-то … более по-человечески.

— Я не человек, — лаконично, в своем духе, ответил Доминик.

Алиса вздохнула. Пожалуй, тут она перегнула палку. Искренне и во весь рот улыбнуться по чьей-то просьбе не каждый человек может, а она требует этого от смерти. Придется как-нибудь хорошо его рассмешить, подумалось ей. Будем стараться.

— Ну ладно, это сложно, — сказала она вслух. — Или вот смотри… Я тебя спрашиваю о тебе… Ты мне что отвечаешь? Ничего.

— Когда есть что ответить — отвечаю.

«Кремень! Непробиваемый! Почти безнадежен…» — подумала Алиса. Но тут же одернула себя. Вообще-то он только неделю живет в одном доме с человеком. Причем большую часть времени они не видятся.

— А вот не отвечаешь! Хоть я уверена, есть что ответить! Например… вот… что ты делаешь в свободное время?

— С тобой провожу.

Алисе стало казаться, что он просто издевается.

— А когда меня не было?! Ты, что не понимаешь, о чем я?! Доминик, я это имею в виду…

Он помолчал, катая языком во рту, видимо, раздумывал. Потом медленно ответил:

— Я читаю. Смотрю фильмы. Смотрю на сад. Играю с Гансом. Тренируюсь.

О… ну уже что-то! Алиса хотела зацепить его вопросом про любимые книги, но тут выявилось нечто поинтереснее.

— Тренируешься? — удивилась она. — Что ты имеешь в виду?

— Поддерживаю физическую форму, — улыбнулся он — на этот раз почти не криво и вполне искренне. И добавил с ноткой лукавства. — Хочешь покажу?

— Конечно! … Если это не нечто ужасное… — добавила она, подумав, что «тренировка» смерти может быть чем-то опасным.

— Не ужасное, — бросил Доминик с такой же «почти не кривой» улыбкой. Встал и … сбросил с себя черный плащ, остался в черных облегающих брюках, армейских «берцах» и с обнаженным торсом.

«Хорош ведь!» — пронеслось у Алисы.

Он поднял руку, и коса, прислоненная к дивану, сама собой скользнула в его ладонь, завертел ею, меняя позы, переставляя ноги, даже подпрыгивая. Не хуже монаха из Шаолиньского монастыря.

Алиса смотрела в немом изумлении. Потрясающе красиво!

И вообще … это уже слишком: высокий, сильный, смуглый со своим необычным оружием, превратившимся в смертельных вихрь, он был великолепен. Слишком ведь для девушки, которая заперта с ним наедине в отдельном микромире!

— Потрясающе! — искренне сказала она, когда вихрь пошел на спад. Он не был человеком, поэтому Алиса не увидела на мускулистом торсе капель пота, черные волосы не прилипли ко лбу, но дышал чуть чаще обычного. И…улыбался ей. Не во весь рот, но куда более открыто. И явно был доволен произведенным эффектом.

Он снова развалился на диване, а Алиса задумчиво молчала.

— А читаешь что? — наконец спросила она. Разговор в кой-то веки клеился, нельзя было упустить эту нить… — Только прошу тебя, Доминик, не отвечай «книги»! Это и так понятно!

— Почти все, что вы пишите. Все популярное. Нужно понимать ваши тенденции.

— Ну а что тебе нравится? — уточнила Алиса.

— Разное. Например… Мне нравилось то, что писали в начале и середине прошлого века. Книги Хемингуэя, Ирвина Шоу, Кронина. Они точные. О вашей жизни и страдании.

— А фантастику не любишь? — улыбнулась Алиса.

— Не очень.

— Ну, видишь, Доминик! Ты ведь… можешь! — Алисе захотелось хлопать в ладоши от радости. — Или вот, скажи у тебя есть друзья, вы общаетесь друг с другом?

— Коллеги. Иногда. По делу.

«Ну вот опять… Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал…» — вспомнилась фраза, которую нередко произносила бабушка.

— А люди… Может, ты дружил с кем-то из людей?

Доминик задумался. Потом произнес, словно рассуждая:

— Две сотни лет назад был один ученый. Из посвященных. Такие есть — те, кто знает, как устроено все. Знает о нас, например. Я приходил к нему иногда. Поговорить. Мне нравилось с ним разговаривать. И он меня не боялся. Наверно… мы были друзьями.

— А что было потом?

— Потом он умер. Он не был моим клиентом. Просто умер.

В голосе Доминика не звучало грусти, а вот Алисе стало немного тоскливо.

Что за безрадостная жизнь у него? Друг с другом они почти не общаются. По крайней мере не смотрят вместе кино, не играют в футбол, не пьют пиво, не ездят на природу, не собираются за праздничным столом… А единственный «друг» умер два столетия назад. Захотелось погладить его по руке. Такой вот сильный, необычный, отмороженный и одинокий смерть. Несчастный вообще-то.

Даже можно понять, что ему захотелось развеять это непередаваемое одиночество, завести себе «компаньонку».

— Пойдем, — Алиса встала. — Я котлеты пожарила и сделала салат. А потом можем вместе посмотреть кино. Что тебе нравится? И… да, если ты не скажешь мне сам впечатления о котлетах, то я…

Доминик вопросительно поднял брови, демонстрируя желание узнать, что именно она сделает в этом случае.

Алиса махнула рукой:

— Спрошу у тебя сама! Но, пожалуйста, не доводи меня до этого!

Спустя месяц…