Физрук (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 33

Я добил своего противника и поспешил на выручку к магу. Федор продолжал кайтить, стараясь повернуть противника под выгодным для моей атаки углом, и я, презрев джентльменские традиции, набросился на противника со спины, но зомби оказался невероятно ловок, изогнулся под каким-то немыслимым для живого человека с нормальным позвоночником углом и парировал мой удар своим факелом.

Клава тут же начала тлеть.

— Ну что за фигня! — возмутился я, помахал Клавой в воздухе, сделал пару обманных движений и влепил зомби в коленную чашечку. Нога мертвеца подломилась и он рухнул на пол, попытавшись выбросить в мою сторону факел. Я ушел от удара, активировал "призрачный клинок" и пронзил ему голову.

Помимо Зюганова, занятого обменом ударов с нашим лидером, оставался еще один пассажир. Федор сагрил его на себя, атаковав заклинанием, а когда он подошел поближе, я познакомил его с Клавой по отработанной уже схеме.

Главарь этой шайки для своего возраста оказался невероятно прытким и нечеловечески живучим. Он пропустил пару ударов от Кабана, отчего полоска его здоровья свалилась в желтый сектор, но старикан не сдавался и продолжал наседать. Здоровье у Кабана тоже уже было не полным, и я попытался переагрить противника на себя, чтобы Стас мог хотя бы зелья попить.

Подскочил сзади, саданул в плечо. Зюганов развернулся ко мне и оказался настолько быстрым, что я едва успел отскочить. Воспользовавшись передышкой, Кабан уже откупорил очередную бутылку "жигулевского" и вливал его в себя из горла.

Федор, чья магия была тут бесполезной, рылся в инвентаре в поисках автомата.

Зюганов воздел молот к небесам… ну ладно, не к небесам, к потолку, крикнул "Но пасаран!" и молот загорелся красным огнем.

— Рглору здесь не место! — возопил Федор и разрядил в Зюганова целый рожок. Удивительно, как ни в кого из нас не попал.

Полоска здоровья босса сначала упала в красный сектор, но потом быстро начала восполняться.

— Регенится, тварь, — злобно пробормотал Федор, мучаясь с перезарядкой "калашникова".

И тут все стало совсем плохо, потому что выяснилось, что мы опоздали. Пока мы дрались, пентаграмма продолжала работать, и теперь, видимо, ритуал подошел к своему логическому концу. Потому что, несколько раз вспыхнув ярко-красным огнем, пентаграмма погасла, а внутри хрустального гроба обнаружилось какое-то движение.

А мгновением спустя забытый всеми вождь выбросил свою правую руку вверх и его сухонький кулачок пробил крышку саркофага.

— Опаньки, — только и сказал я.

Саркофаг взорвался осколками.

ГЛАВА 16

Пространство замерло, время остановилось. Мне в руку впился кусок стекла из разлетевшейся на осколки крышки гроба, но боли я пока не чувствовал, да и полоска здоровья оставалась целой.

Я практически не мог двигаться, словно воздух вокруг меня превратился в тягучий кленовый сироп. Я застрял в этом мгновении, как муха в янтаре, как пытающийся уйти на дно кашалот, пронзенный сразу несколькими гарпунами китобоев.

И, судя по всему, такие же проблемы испытывали и все остальные. Молот Кабана замер на замахе и двигался со скоростью сантиметра в минуту. Старикан Зюганов застыл в увороте, Федор просто стоял, выпучив глаза, что для нашего мага, в принципе, было вполне обычным состоянием.

И только на одного участника событий эти ограничения не распространялись.

Ильич сел на своем ложе, небрежным движением руки смахнул осколки стекла с серой пиджачной пары и с любопытством оглядел обстановку.

— Похоже на склеп, товарищи, — странно, но он совсем не картавил.

Я подозревал, что это был не настоящий Ильич, потому что ну сколько в нем могло от настоящего Ильича остаться за столько-то лет, окромя скелета? Да и костюм ему, скорее всего, на фабрике "большевичка" пару лет назад пошили, но все же мужчина внушал.

Осталось только разобраться, что же именно он внушал.

Полоска здоровья над его головой тоже присутствовала, но была серой, хотя и значилась заполненной до краев.

— Тревожные времена настали, товарищи, — заключил Ильич и спрыгнул на пол. Стекло хрустнуло под каблуками его башмаков. — Хотя, сдается мне, что никакие вы не товарищи. Вот вы, батенька, — он обратился к Зюганову и тот покрылся краской под цвет балахона. — Дайте-ка я на вас внимательно посмотрю.

Ильич уставился на лидера партии, и тот отмер. Руки его бессильно упали вдоль тела, и я заметил, что он невольно заехал себе молотом по ноге, и даже не поморщился.

Какого фига здесь происходит?

Оказалось, что эту фразу я не подумал, а произнес. На речь никаких ограничений не было.

— Заскриптованная сценка, — прошептал Федор.

— Э?

— Ну, это типа рекламного ролика, который надо обязательно посмотреть перед филь… то есть, перед боем, — пояснил он.

— А он нас не положит, пока мы обездвижены?

— Нет, это было бы нечестно, — сказал Федор. Я вздохнул. — Хотя бывают разные баги.

Это не обнадеживало.

— Послушайте, что я вам скажу, батенька, — обратился Ильич к Зюганову, и я поймал себя на мысли, что Зюганов, если считать только года жизни, постарше Ленина будет и действительно ему в отцы годится. — В свете происходящего это не просто важно, а архиважно. Вы, батенька, называете себя моим последователем, но на самом деле вы оппортунист, меньшевик и, не побоюсь этого слова, представитель пятой колонны.

Молот выпал из руки лидера партии и ударил его по пальцам. Нет, все-таки не достоин.

— Но Владимир Влади… то есть, Ильич… — начал было Зюганов свою оправдательную речь, и хотя он быстро поправился, договорить ему все равно не дали.

— Молчите, батенька, — сказал Ильич. — Вы предали идеалы строителя коммунизма, поклонялись роскоши и предавались разврату в то время, как пролетариат терпел очередные притеснения. Вы не делали ни шага вперед, ни даже двух назад, вы просто топтались на одном месте. И хотя вы приложили некоторые усилия для моего возвращения, это не может служить вам индульгенцией.

— Но я же…

— Ярость Вождя! — выкликнул Ильич, выбрасывая руку вперед в самом известном своем жесте. Зюганов моментально посерел, на его теле появилась паутина трещинок, и секундной позже он рассыпался в прах, оставив после себя только балахон и партбилет.

Баги, значит, разные бывают.

Хотя, с другой стороны, он вряд ли был игроком, скорее продвинутой неписью, и наши правила на него не действовали.

Но команду "замри" все еще никто не отменял.

— Теперь вы, — Ильич уставился на меня, а я уставился на него. Полоска его здоровья по-прежнему была серой, уровень не читался. Собственно, помимо хитбара, никаких данных над ним и не было, видимо, предполагалось, что каждый, кто его повстречает, и так знает, кто это такой.

Хотя за молодежь я бы уже не поручился.

— Пролетарий, — сказал Ильич, переводя взгляд на Федора. — Интеллигент. Хм.

Интересно, а Кабана он куда запишет?

— Мелкий буржуазный элемент, — припечатал Ильич. — Что же заставило вас единым фронтом выступить против меня и идеалов мировой революции?

— Система, — выдавил Федор.

— Вы должны понимать, товарищи, что так называемая "Система" есть высшая форма эксплуатации человека человеком, — заявил Ильич. — Выступая на ее стороне, вы автоматически заносите себя в ряды моих идеологических противников.

— Рассуждая диалектически, мы вовсе не противники мировой революции, — сказал я. — Просто сложившаяся в мире политическая обстановка диктует нам такую манеру поведения.

— По-провокаторски рассуждаете, товарищ, не по-пролетарски, — сказал Ильич, и несмотря на обращение "товарищ", в воздухе запахло махачем. — Этого мы вам позволить никак не можем.

Он распахнул полы своего пиджака и достал из-за пояса небольшой серп, лезвие которого отливало серебром. Протянул другую руку, и оставшийся после оппортуниста Зюганова молот сам лег в его руку. Полоска здоровья над его головой мигнула и окрасилась в ярко-зеленый цвет, ко мне вернулась свобода движений, а вместе с ней пришло понимание, что фиг мы его затащим.