Репей в хвосте (СИ) - Стрельникова Александра - Страница 22

— А это… А это! Это тоже не сейчас? Тоже до? — я задохнулась не находя больше слов.

Он взглянул удивленно.

— Так ты только сейчас увидела?

— Я хоть и люблю порнографию, но не до такой степени!

Он внезапно рассмеялся. Как-то очень ловко и быстро перекинул меня через плечо и легко понес обратно наверх. Я орала, колотила его по спине руками, но он лишь, все еще посмеиваясь, напомнил, что Вася недостаточно далеко, и может услышать.

— И что же он тогда подумает о нас с тобой?

— Не знаю, что подумает он, а вот что о себе воображаешь ты?!

Негодяй игнорировал мой выпад, и, щелкнув выключателем, внес меня в ванную, но стать на ноги позволил только после того, как пустил воду.

— А теперь послушай, маленькая ревнивица. Это… — он выдрал из моих пальцев пачку фотографий и сунул мне под нос одну из них — ту, где он был с высокой русоволосой женщиной, приблизительно моей ровесницей. — Кстати, где ты только взяла эту дрянь? Так вот, это Анна. У нас был долгий, но какой-то грустный роман еще там, в Энске. Я тогда был совершенно раздавлен своим несчастьем, а она… Она замужем. Мы расстались друзьями, когда я собрался ехать в Москву. Это, — он сунул мне следующий снимок, — Катя. Я переспал с ней в поезде — после одной из станций оказались вдвоем в целом вагоне. По приезде в Москву расцеловались на перроне и простились навсегда. Сей душещипательный момент, как видишь, и запечатлен. Это, — та самая грудастая, — Оксана, у нас случился бурный, но очень короткий роман уже здесь, где-то год назад. А вот это… — его палец уперся в снимок с «Голубой луной». — Это уже серьезно, потому что именно через это милое заведение лежал мой маршрут к дяде Вене, который ты же мне и передала на той бумажке. Теперь можешь закрыть рот и слушать внимательно. Я уже сказал, что позвонил Вениамину Константиновичу. Он ждет нас обоих. Действовать будем так. Я уйду, словно ты действительно выгнала меня, и постараюсь добраться до Болшево так, чтобы никто не проследил. Возможно тем же способом, что и раньше. Так что не убивай меня, если тебе опять шепнут, что я ходил к педикам на рандеву. Ты же бери Васю и отправляйся к отцу. Пусть он довезет тебя до Пряничникова, как прошлый раз, а Васильку… Васильку давно следует познакомиться с бабушкой.

— Постой… Погоди…

— Некогда. Железо следует ковать, не отходя от кассы. Классику должно знать, дурочка, — он не удержался и поцеловал меня. — Ох, ну ты и ревнуешь! Еще немного и мы оба попали бы в «Дорожный патруль».

Я тихо хмыкнула.

— Это я попала бы в «Дорожный патруль», а ты в морг, фотомодель фигова, — потом не удержалась и добавила мстительно. — А у этой твоей Оксаны толстая задница!

Он еще смеялся, когда я, вполне довольная собой, открыла дверь ванной и покинула его общество.

Через четыре часа я уже устроилась в багажнике отцовского джипа, сжимая в руках сумку, в которой лежали треклятые фотографии и заветная флешка с Леликом и Боликом. Взволнованный и слегка перепуганный Василек остался с моей мамой, надо сказать ошеломленной этой внезапной встречей значительно больше его самого.

Лицо отца, как и лицо Ивана, носило следы их недавнего знакомства. И это меня порядком удивило, потому что родитель мой, хоть и был уже пенсионером, оставался серьезным противником для любого, даже много более молодого и достаточно сильного мужчины.

Доехали быстро и без приключений. Молчали. Дядя Веня и Иван уже ждали нас. Отец пожал руку Пряничникову и демонстративно проигнорировал моего Ванечку, который только усмехнулся и потер челюсть.

— Что, еще болит? — ядовито поинтересовался отец.

— Да не очень… А как ваш нос?

Папуля глянул гневно, но поутих, когда за спиной услышал тихий, полный явного удовольствия от воспоминаний смех приятеля.

— Ох, Машуня, такую ты сечу пропустила! Пальчики оближешь. Хорошо, что у меня мебели почти нет. Ну, давай твое… фотоискусство. Поглядим… Кстати, как…

— Что за фотоискусство? — перебил отец, заглядывая через плечо дяде Вене.

Лицо у него моментально вытянулось, желваки вздулись, глаза сузились.

— А ты фотогеничный, — почти просвистел он, глядя на Ивана и сжимая кулаки.

Неизвестно, то есть как раз очень хорошо известно, чем бы все это кончилось, если бы не Пряничников. Одной очень спокойной и короткой фразой он сразу привел в чувство обоих.

— Я заметил, что все, кому подкладывают в постель Ниночку Петракову, потом оказываются очень фотогеничными.

— Ниночку? — недоуменно спросил Иван.

— Подкладывают? — не менее ошарашенно отреагировал отец.

— Так вот почему он орал на него! — более пространно, но совершенно непонятно для окружающих воскликнула я и впала в глубокую задумчивость, из которой меня удалось вывести далеко не сразу.

Слова Пряничникова стали чем-то вроде рубильника, которым в агрегатину моего мозга пустили ток. Колесико за колесиком, рычаг за рычагом, чип за чипом…

— Им на самом деле нужна не я, им нужен он! — и я уперла дрожащий палец в грудь слегка перепуганному Ивану.

— Но нападения…

— Пустое! В первый раз Болек, может, только поговорить хотел, удочку забросить, поузнавать про Ивана, а как пошло все не так, как надо, струхнул. Решил подстраховаться — опять не вышло. В следующий раз за несчастный случай уже бы не сошло. Сменил тактику — явился со своими враками… А тут Лелик лоханулся с этой дрянью, — я ткнула пальцем в фотографии. — Правда, если бы не вы, дядя Веня, все могло бы сойти за чистую монету. Им ведь наверняка не смерть моя нужна, а именно то, на что они давили сегодня — рассорить меня с тобой, Иван, отдалить.

— Но зачем?

— А вдруг ты во сне говоришь? А вдруг ты что-то знал такое до того как… А вдруг журналистка, специализирующаяся на разного рода расследованиях, баба неглупая и въедливая, что-то разнюхает? А этого Болеку и Лелику ох как не хочется, — я победно оглядела слушателей и сразу поникла — на их лицах было написано то же, что, наверно, бывает на лицах тех, кто смотрит фильм о душевно больных детях.

— Ты пересмотрела мультиков? — это отец.

Иван промолчал, видно не желая тревожить мою явно нездоровую психику.

— Девочка, я, конечно, знаю кто такие Болек и Лелик, но… — более вежливый и многое повидавший на своем веку Вениамин Константинович склонил голову к плечу.

Я расхохоталась.

— О господи! Я же еще ничего вам не рассказала.

— Можешь начать прямо сейчас.

И я начала.

— Интересненько, ох как интересненько, — протянул Пряничников и ущипнул себя за губу. — Фамилий их ты конечно не знаешь?

— Конечно, знаю, только толку от этого, по-моему, чуть.

— Почему?

— Потому что когда двух ГБульников зовут Степанов и Петров (постовой на ТВ вспомнил и вторую фамилию) — это вызывает некоторое недоверие.

Пряничников хихикнул.

— Жаль. Как же нам их вычислить?

— Вот они где у меня. Поймались, дядя Веня! — и я победно тряхнула своей сумкой перед его носом.

Мужчины неуверенно подались вперед и заглянули в ее растопыренное мною нутро так, словно действительно ожидали увидеть там двоих федиков, только ма-аленьких, или уж, по меньшей мере, выводок тарантулов.

— Где? — даже спросил отец, и я посмотрела на него уничижительно.

— Конечно, на флешке.

Через десять минут мы уже смотрели на компьютере фильм под рабочим названием «Как научиться думать не хуем».

— Я их знаю. То есть в основном вот этого, но зато оч-чень хорошо, — у меня по спине побежали мурашки.

Такого тона, такой ненависти в голосе всегда спокойного и деликатного Вениамина Константиновича я еще не слышала. Может быть, не слышала вообще никогда в жизни и ни от кого.

— Саша, помнишь, я говорил тебе о том парне, во многом благодаря которому оказался в отставке и, как подозреваю уже много лет, в этом кресле?

— Неужто один из этих?

— Он. Мир тесен. Черт! А ты, Маша, права. Не ты их цель. Ох, не ты. Ты так… Репей на собачьем хвосте… Мешает, но и только… М-да. Нинку Петракову кому попало не подпускают. Не того полета птица.