Волшебная нить (СИ) - Тартынская Ольга - Страница 56

Уже совсем рассвело, когда несчастная мать провалилась в спасительное забытье. И сквозь хрупкий сон она опять услышала шум экипажа.

- Это Базиль приехал, - пробормотала спящая, но в следующий миг открыла глаза.

Кто-то едет! Марья Алексеевна выглянула в окно и увидела приближающуюся коляску. Она стала метаться по комнате, спешно одеваясь и закалывая волосы шпильками. В криво сидящем платье, с голой шеей, Денисьева выскочила на крыльцо. Сердце нестерпимо ныло. Какие вести везут ей, дурные или, напротив, счастливые? Воздуху не хватало, ноги едва двигались. Марья Алексеевна уцепилась за деревянные перила, ограждавшие крыльцо.

Коляска подкатила, как давеча, к самому крыльцу.

- Маменька! - услышала Марья Алексеевна Катин голос, еще не видя ее. Она без сил сползла на ступеньки и протянула к дочери руки.

Катя выпрыгнула из коляски, не дожидаясь, когда ей помогут, и стремглав бросилась к матери. Она подняла ее со ступенек и крепко обняла, целуя. Обе расплакались, не сдерживая своих чувств.

- Где ты была, Катенька? - слабым голосом вопрошала Марья Алексеевна. - Я так истерзалась без тебя!..

- Была в плену у Гришки, - ответила Катя. - Но теперь все позади, все позади...

- Господи, воля твоя! - вскрикнула маменька.

Она разрыдалась было, но взяла себя в руки.

- Этот страшный человек тебя ... обидел? - страдальчески глядя на дочь, шепотом спросила Марья Алексеевна. - Ты понимаешь, о чем я говорю? Он покусился на тебя? Не пощадил?

- Не тревожьтесь, маменька, он не посмел, - ответила Катя.

- Бедняжка моя, - вновь крепко обняла дочь Марья Алексеевна, - настрадалась...

Обе опять всплакнули, теперь уже от счастья, на миг забыв о мужчинах, с сочувствием взиравших на них.

- Марья Алексеевна, - прервал их объятья Сергей Львович, - дети изголодались, не дурно бы их покормить.

- Да, да, - кивнула сияющая женщина. - Я прикажу тотчас.

Однако приказывать не пришлось. Уж весь дом проснулся, и самовар раздули, и сновали в кладовую и буфетную, собирая на стол холодную телятину, кулебяку, яйца, пирожки.

- Ах, матушки, моя Катя вернулась! - выскочила на крыльцо Настя и поцеловала барышню в плечо. Катя ласково обняла горничную.

- Что же мы стоим? - спохватилась хозяйка. - Пожалуйте в дом, скорее за стол. Василиса, Настя, несите все, что есть!

Маленькое общество собралось в столовой то ли за поздним ужином, то ли за ранним завтраком. У всех вдруг разыгрался чудовищный аппетит. Смеясь и перебивая друг друга, они говорили и говорили, поедая съестное со стола. Сергей Львович сообщил о разгроме шайки Гришки Долинского, рассказал Марье Алексеевне, как нашел детей в доме мельника, повинуясь знаку, данному во сне. О гибели атамана с содроганием поведал Левушка. Катя ограничилась описанием избы, в которой жила, Марфы и Арины, со смехом вспомнила, как выбирала наряд пажа. Марья Алексеевна жадно слушала, бледнела, восклицала в испуге и всякий раз бросалась целовать дочь, переживая снова и снова ее счастливое избавленье.

Потом Василиса увела Левушку на кухню, промыла рану и приложила чистый лист подорожника.

- Заживет, милок, до свадьбы, - приговаривала нянька. - И кто же тебя врачевал: уж больно быстро затянулось?

- Повезло: пуля прошла насквозь, да были врачеватели искусные, - улыбнулся Левушка.

Вернувшись в столовую, он рассказал о Глаше, ее спасительных мазях и бальзамах, о ее уходе за ним.

- Нынче же надобно за ней послать! - горячился Сергей Львович. - Хочу видеть это чудо! И благодарить.

Все они были пьяны без вина, радостно возбуждены сверх меры, и все печальное уходило, хотелось забыть случившееся, как страшный сон. Уже строились некоторые неясные предположения о будущем, пока еще несмелые, намеками. Речь зашла об управляющем, коего обещал Сергей Львович.

- Ах, я и забыла! Василий Федорович давеча вернулся из Тверской губернии. Целый и невредимый, - заявила вдруг Марья Алексеевна. - А я уж думала, у Гришки сгинул...

- Таких как дядя минует всякая беда, - сердито проговорила Катя.

Повисла тягостная пауза.

- Так он здесь? - спросил, наконец, Сергей Львович, невольно озираясь по сторонам, и на лице его тотчас явилась брезгливая гримаса.

- Спит, верно, - пожала плечами Денисьева. - Пушками не разбудишь.

Веселье угасло.

- Дети утомлены, - решительно поднялся Сергей Львович, - пора дать им покой. Левушку я увожу, будем зализывать раны, - он грустно усмехнулся. - Управляющего пришлю, как было условлено.

"Дети" переглянулись печально: так славно они сидели и вот... Впрочем, после того, что они пережили, им уже не страшны были никакие испытания.

Экипаж поджидал у крыльца, Бронские откланялись. Марья Алексеевна с дочерью проводили их, и тотчас разом почувствовали страшную пустоту и усталость. Возвращаясь в дом, они услышали, как кто-то поспешно взбежал наверх и захлопнул за собою дверь.

10.

"Зализывали раны" несколько дней. Сношения между Спасским и Сосновкой не было. Казалось, миновала опасность, сблизившая два семейства, и вновь возникло отчуждение. Марья Алексеевна уже не могла не понимать, что Сергей Львович не терпит Норова, и покуда тот в доме, не переступит их порога и не позволит сыну это сделать.

На другой же день после возвращения дочери, которая, наконец, приняла ванну, переоделась в домашнее платье и по наружности сделалась прежней Катей, Марья Алексеевна отважилась на решительное объяснение с Норовым.

Теперь, когда любимая дочь была дома и ей ничто уже не угрожало, Денисьева могла рассуждать здраво и думать о чем-то еще. Сергей Львович вновь занял в ее мыслях подобающее место. Разлука с ним для дамы сделалась весьма чувствительной. Однако - Норов, этот вечный Базиль! Куда его девать прикажите? Но лишаться радости видеть любимого мужчину из-за него вовсе не годится. Когда б еще что-нибудь из имения у них было, его бы отделили. Или капитал какой можно было бы выделить... Нет ничего! Марья Алексеевна сломала голову, думая, как избавиться от родственника без скандалов и оскорблений. Василий Федорович сам подсказал ей путь.

Когда собрались к обеду, бедная дама никак не могла начать этот мучительный разговор. Скандал разразился сам собой, едва только Норов заговорил с Катей. Он знал, что девушка вернулась, даже рвался "засвидетельствовать ей почтение", но Катя не впустила его к себе, а к завтраку не вышла. И вот теперь она сидела перед ним.

- Каково же тебе было у разбойников? - осведомился дядя, поедая ее глазами. Его осведомленность несколько удивила Марью Алексеевну.

- Желала бы вам оказаться на моем месте! - смело ответила Катя, дерзко глядя в глаза Норову.

- Катя! - воскликнула изумленно Марья Алексеевна. Прежде никогда ее дочь не позволяла себе подобный тон в разговоре со старшими.

- Сейчас видно разбойничьи повадки, - огрызнулся Норов, не менее матери удивленный ответом. - С теперешней-то славой женихов не сыщите. Разве только такой же разбойник соблазнится.

Тут Марья Алексеевна не вынесла. Она не стала останавливать Катю, самовольно выскочившую из-за стола, поднялась и гневно воскликнула:

- Вы забываетесь, сударь! Бедняжка и без того довольно пережила и настрадалась. И вы не смеете в моем доме обижать мою дочь! Зачем вы вернулись! - вырвалось у нее.

Норов тотчас принял несчастный сиротский вид.

- Я вернулся домой, - пробормотал он жалко. - Или это больше не мой дом? И вот из-за этого негодного, изломавшего вам жизнь человека вы готовы прогнать меня, служившего вам верой и правдой двадцать лет?..

Норов мало не пустил слезу:

- Куда же я пойду? - ныл он. - Все о вашем имении пекся, своего не нажил, ни семьи, ни кола ни двора...

Марья Алексеевна дрогнула. Она не решилась высказать то, что уже готово было слететь с ее языка. Схватившись за виски, бедная дама вслед за Катей выскочила из столовой. Первый бой был проигран.

Однако после вечернего чая, когда Марья Алексеевна собралась почитать перед сном, к ней в комнату вбежала заплаканная дочь. С порога она воскликнула: