Волшебная нить (СИ) - Тартынская Ольга - Страница 15

- Он справится? - с опаской глядя на него, спросила Марья Алексеевна. - В лесу разбойники, что как нападут?

- Положись на волю Божью, матушка, - заявила Василиса. - Коли разбойники нападут, никто не поможет. Не езжала бы от греха подальше.

Марья Алексеевна не долго колебалась:

- Нет, еду! И будь что будет. Да и кто соблазнится этакой рухлядью!

Дама разумела старый дормез.

- Скажи хоть, куда едешь, где искать-то, коли что? - не отставала Василиса.

Марья Алексеевна отмахнулась:

- К ночи я вернусь!

Она забралась в карету и велела трогать. Экипаж тяжело сдвинулся с места, скрипя полозьями, покатил к лесной дороге, укатанной дровяными возами. Мальчишка на козлах старался что было мочи: басом покрикивал на лошадей, дергал за вожжи. Марья же Алексеевна, занятая своими мыслями, ничего не замечала.

Они резво мчались по лесной дороге, покуда впереди не показалась развилка.

- Куда править? - спросил, спрыгнув с козел, юный возница.

Марья Алексеевна встрепенулась и, словно удивляясь сама себе, ответила:

- Поворачивай на Городно.

Мальчишка подчинился. Они свернули на дорогу, ведущую к почтовому тракту, а посему более езженую, утоптанную. Чем ближе была цель, тем беспокойнее становилась дама. Сердце ее трепетало от мысли о предстоящем. Даже волшебная картина зимнего леса не заняла ее, как бывало. А опасения, связанные со слухами о разбойниках, вовсе выветрились из головы.

- Дальше-то куда? - крикнул мальчик, когда впереди показался почтовый тракт.

- Знаешь, как проехать в имение Бронских, Сосновку? - высунувшись из кареты, спросила Марья Алексеевна,

- Знамо дело! - оживился юный возница. - У меня там крестный живет. Так это верст двадцать будет!

- Погоняй! - распорядилась барыня, и они понеслись по наезженному тракту.

Солнце, так и не поднявшись, плыло по верхушкам елей. Марья Алексеевна машинально провожала взглядом несущиеся мимо деревья, верстовые столбы, редкие строения. Чем ближе они подъезжали к владениям Бронских, тем тревожнее становилось на душе. Первоначальный пыл прошел, было время все обдумать, и Марья Алексеевна начинала сомневаться в разумности своих действий. Однако стоило ей воскресить в памяти пережитые муки и оглянуться на всю прежнюю жизнь, как решительности прибавилось изрядно. В этом состоянии она удерживала себя до самого прибытия в Сосновку.

Старый дормез произвел впечатление на дворню Бронских. Бабы тыкали пальцем, а мужики откровенно посмеивались, провожая его взглядом от ворот до крыльца, и вовсе не спешили принять лошадей у мальчика-возницы. Марье Алексеевне пришлось призвать все свое мужество, чтобы сохранить хотя бы видимость спокойствия. Она с достоинством выбралась из кареты и велела подвернувшейся бабе доложить о себе.

- Это пусть Гаврилыч докладывает - он на то тут поставлен! - огрызнулась баба и скрылась за дворовыми постройками.

Марье Алексеевне сделалось вовсе не по себе, она теряла остатки храбрости. Поднявшись на мраморное крыльцо, украшенное изысканными колоннами, она вошла в сени. Тут ее встретил ливрейный лакей, сонный и важный.

- Как изволите доложить о вас?

- Скажи, что Денисьева просит принять, - едва выговорила Марья Алексеевна.

Лакей принял шубу и, проводив даму в гостиную, важно удалился.

Марья Алексеевна в ожидании присела на кушетку и не без робости огляделась по сторонам. Силясь не дрожать, она крепко сжимала руки. Все вокруг казалось ей враждебным, Штофные обои, дорогие безделушки на камине, роскошные драпировки свидетельствовали о тонком, безупречном вкусе хозяина дома. Картины, висевшие по стенам, были писаны мастерской рукой. От всего на гостью веяло богатством и самодовольством. Так ей виделось. Ее старое, давно вышедшее из моды платье, заштопанные перчатки и пожелтевшие кружева составляли решительное противоречие окружающему.

Марья Алексеевна вовсе пала духом, и когда скрипнула дверь, она почувствовала желание тотчас бежать отсюда. Однако было уже поздно: перед ней возник Сергей Львович Бронский ...

21.

Одного взгляда ей было довольно, чтобы узнать в этом суровом господине когда-то любимого Сережу. Да, безжалостное время наложило отпечаток на знакомые черты, но все же это был несомненно он. Сердце бедной дамы застонало. Впрочем, сам Бронский силился быть строгим и неприступным. Не сразу они заговорили.

- Чему обязан счастьем видеть вас? - с деланной холодностью спросил Сергей Львович.

Марья Алексеевна каким-то чутьем угадала, что и эта суровость и нарочитая мрачность дались ему нелегко. Он не подошел к руке, не присел рядом и всем своим видом показывал, как тягостно ему общество Марья Алексеевны. Обида вскипела в ее душе, дама тотчас вспомнила, зачем она здесь, и поднялась с кушетки.

- Я приехала требовать, чтобы ваш сын оставил в покое мою Катю! - выпалила она.

- Но позвольте... - начал было Сергей Львович и тотчас умолк.

- Какая дерзость явиться в мой дом! - продолжила Марья Алексеевна. - На что ему моя Катя? Почему именно она?

- Могу заверить вас, что это всего лишь случайное совпадение. Решительно я в растерянности. Вы полагаете, было бы лучше оставить ее на произвол разбойников?

При этих словах Марья Алексеевна невольно опять опустилась на кушетку.

- Каких разбойников? - жалобно пролепетала она.

- Из шайки Гришки Долинского, - сухо ответил Бронский-старший.

- Это о них говорят всюду, дескать, усадьбы грабят? - зачем-то спросила Марья Алексеевна, и Сергей Львович кивнул, насмешливо усмехнувшись.

- А как она?.. Почему?.. Ничегошеньки... - едва не плача бормотала напуганная дама.

Взгляд Сергея Львовича немного потеплел.

- Вам не о чем тревожиться, сударыня, все позади. А Гришку мы вот-вот изловим.

Положив обо всем расспросить Катю, Марья Алексеевна не стала длить тягостную сцену и вновь поднялась.

- Я полагаюсь на ваше благоразумие, Сергей... Львович, - бедняжка не могла не споткнуться на этом имени, причинившем ей столько страданий. - И я питаю надежду, что вы оградите мою дочь от назойливого внимания вашего сына.

- Непременно, сударыня, - ледяным тоном ответствовал старший Бронский.

Ужасный тон оскорбил даму. Лицо ее вспыхнуло, носик невольно вздернулся.

- И я полагаю, что не услышу более вашего имени никогда! - Она не находила слов.

- Как вам угодно, сударыня, - холодно усмехнулся Сергей Львович.

Марье Алексеевне ничего не оставалось, как с достоинством покинуть поле боя и ехать домой, хотя стремительно темнело и близилась морозная ночь.

- Прощайте! - гордо произнесла она, проходя мимо хозяина. - Ноги моей больше не будет здесь!

- Бог в помощь! - насмешливо кинул ей вслед Бронский, и не подумавший предложить гостье ночлег.

Бормоча под нос: "Напыщенный бурбон! Фармазон!", Марья Алексеевна выскочила из гостиной, выхватила шубку из рук оторопевшего лакея и стремглав слетела с крыльца.

Благодаря нерадивости слуг, дормез все еще стоял на месте, не распряженные лошади обросли инеем и переминались с ноги на ногу. Однако мальчишку-форейтора пришлось покричать: он уже угощался чаем из самовара в людской. Мальчик нехотя натягивал шапку и рукавицы, забирался на козлы.

- Эх, меня там пирогом обещались попотчевать! - со вздохом произнес он, берясь за вожжи.

- Будут тебе пироги, - пообещала Марья Алексеевна. - Гони что есть духу!

И они помчались, стремительно удаляясь от негостеприимного дома.

Оставшись один, Сергей Львович почувствовал угрызения совести. Он был недоволен собой. Сбитый с толку невероятными обвинениями, он не сказал Маше того, что собирался сказать.

Будучи предводителем уездного дворянства, старший Бронский по обязанностям своим всегда находился в средоточии всех уездных и губернских происшествий. Вовсе не светский человек, Сергей Львович вынужден был знать обо всем, что делалось в уезде. Вот и теперь до него дошли слухи, что имение Денисьевой продается. Пока это были всего лишь слухи, но их следовало проверить. Сказывали, что сама барыня вовсе не ведает, какая ей грозит опасность (Бронский полагал, что это сожитель мадам Денисьевой вертел делишки). Непременно следовало ее предупредить.