Не буди лихо (СИ) - Стрельникова Александра - Страница 43

— Убирайтесь! Я буду кричать!

— Сколько угодно. Криками в этом квартале никого не удивишь. А потом я не намерен причинять вам боль, милочка. Как раз наоборот, мне хочется думать об обоюдном удовольствии. Вот этими самыми руками я буду ласкать ваше тело, гладить кожу, сжимать груди…

Он еще продолжал журчать что-то непотребно пошлое, но Александра уже не слышала его. Она словно загипнотизированная не могла оторвать глаз от протянутых к ней раскрытых рук Орлова. Все линии были отчетливо видны, и каждая из них кричала Саше о хаосе и разрушении, которые нес с собой этот человек. Боль и смерть капали с его пальцев, стекали из неглубоких чаш ладоней… Что-то лопнуло в груди графини, и она, уже проваливаясь в черноту спасительной бессознательности, истошно закричала.

* * *

— Здравствуйте, господин Зельдин. Простите, что беспокою вас во время отдыха, но дело…

— Естественно, жизненно важное, — вздохнул адвокат и жестом предложил Ивану садиться.

Тут же подскочил шустрый половой, но Чемесов попросил лишь стакан чаю, чем привел малого в полнейшее изумление. Когда он принес заказ, лицо его носило столь высокомерно-презрительное выражение, что у Ивана зачесались кулаки, тем более что настроение у него было более чем скверное.

— Надеюсь, это что-то более или менее интересное? — Зельдин неопределенно покрутил пальцами в воздухе.

— Необходимо добиться, чтобы оправдали убийцу.

Адвокат пренебрежительно пожал плечами и вновь принялся за еду. Прожевав, он проговорил со скукой в голосе:

— Вы же знаете мой взгляд на эти вещи, господин Чемесов.

— Да, но речь идет о юноше семнадцати лет, который убил, защищая жизнь сестры… Да и свою тоже.

— Кто он и кто она?

— Я расследую убийство графа Василия Орлова…

Зельдин взглянул на Ивана уже с гораздо большим вниманием, чем раньше. Пользуясь этим, Чемесов начал торопливо рассказывать. И если в начале повествования Зельдин еще продолжал есть, то к концу вилка его, давно забытая, лежала в стороне.

— М-да. История более чем скверная. Мне понятны ваши мотивы, да и самому искренне жаль несчастного юношу, но, честно вам скажу, я не вижу возможности добиться помилования.

— Это еще не все, господин Зельдин.

Иван полез в карман и бережно достал дневник Ирины Румянцевой, как последний аргумент и свое главное оружие.

— Это доверила мне нянька Александры и Михаила Румянцевых. Теперь я передам это вам, если вы готовы взяться защищать Мишу.

— Что это?

— Дневник их матери. В нем вы найдете некоторые более чем деликатные подробности, которые лично меня повергли в шок… Я просил бы вас быть максимально корректным с этим… В общем, вы сами поймете, когда прочитаете.

— Вы умеете заинтересовать, господин Чемесов.

— Так вы беретесь?

— Юноша, как я понимаю, еще дома?

— Да. Я не могу арестовывать его, пока его сестра в руках преступника…

Зельдин смерил Чемесова внимательным взглядом, но ничего не сказал. Молчал он долго, размеренно работая челюстями и не поднимая глаз. Иван уже начал испытывать сильнейшую неловкость, когда адвокат, наконец, поднял на него глаза.

— Я был знаком с графом Орловым и немного знаю его жену. Очаровательная женщина… Такая трагедия! Сколько, вы говорите, мальчику лет?

— Семнадцать.

— Жить да жить…

Чемесов кивнул, загораясь надеждой.

— Вы ведь знаете — мое время расписано по минутам…

— Это общеизвестно, Борис Антонович, но… Но вы ведь уже согласились?

Зельдин рассмеялся и, погрозив Ивану пальцем, кивнул.

— Похоже на то, — а потом добавил туманно и, как показалось Чемесову, совсем не к месту. — Чего не сделаешь ради прекрасных глаз.

Они просидели еще почти два часа, обсуждая аспекты дела, обмениваясь мнениями и уже совершенно не обращая внимания на веселящихся вокруг людей, зажигательные цыганские пляски и обычно трогавшие Зельдина чуть не до слез романсы, спетые под виртуозные переливы двух гитар.

— Завтра утром я пришлю вам все документы по делу Орлова, — Чемесов поднялся из-за стола.

Борис Антонович тоже встал и протянул руку для рукопожатия.

— Буду ждать. К этому моменту я постараюсь прочитать вашу тетрадку. Надеюсь, она действительно содержит нечто такое, что сможет помочь в нашем почти безнадежном предприятии.

— Не сомневайтесь. Еще раз спасибо вам большое, простите, что помешал вашему отдыху, и до свидания.

— Ну что ж, и вам до свидания, Иван Димитриевич. Сообщите мне, если станет что-то известно о судьбе Александры Павловны. Такая прелестная женщина, и такая судьба…

Иван, не желая продолжать мучительную для себя тему, поспешно простился и пошел к выходу из шумного зала, в котором настоящее веселье еще только начиналось. Едва он вышел на улицу, тишина ночи оглушила его. Было такое ощущение, что уши внезапно заложило. Только через некоторое время он смог слышать обычные негромкие звуки — скрип снега под ногами, шелест ветра в голых ветвях деревьев, позвякивание упряжи, когда лошади, запряженные в извозчичьи повозки, поджидавшие клиентов, сонно переступали ногами.

— Что-то вы больно рано, барин. Да и трезвехонький, — плутовски подмигивая Ивану, прокричал извозчик, когда лошадь уже вынесла легкую пролетку на широкий укатанный тракт.

— Дела, брат, дела…

— Ночью-то какие ж дела?

— Какие дела? Да хуже не бывает…

Глава 13

К Чемесову кинулись, едва он появился на службе.

— Иван Димитриевич! Нашли свидетельницу, которая видела, как похищали Орлову!

— Где она?

— В вашем кабинете. С Кошкаревым.

Прыгая через две ступеньки, Иван помчался наверх. Дядя Женя с комфортом расположился за его столом, а напротив устроилась молоденькая миловидная девушка с задорно вздернутым носиком, усыпанным неувядающими даже в конце зимы веснушками. Кошкарев поднялся.

— Ну, наконец-то!

Иван учтиво поклонился девушке и представился.

— Судебный следователь по особо важным делам Чемесов Иван Димитриевич.

Девушка живо вскочила на ноги и по-мужски уверенно протянула ему руку для рукопожатия.

— Анна Сафронова, студентка. Я изучаю медицину, а в больнице подрабатываю. Я уезжала к родственникам и вернулась только сегодня. Жаль, что так совпало, потому что я действительно видела все — в тот день именно я дежурила в приемном покое и поэтому находилась там неотлучно. Было еще достаточно рано, народу почти никого, вот я и глазела по сторонам.

— Одно из самых полезных занятий, я вам скажу, — проворчал Кошкарев и подмигнул хорошенькой свидетельнице.

— Что же вы видели?

— Сначала пришла эта светловолосая дама. Спросила, где поместили господина Иевлева. Я сказала, и она пошла наверх. Потом входит мужчина.

— Сможете узнать его?

— Такую особь мужеского полу быстро из головы не выкинешь, — рассмеялась девушка, невольно заражая Ивана своим оптимизмом и жизнерадостностью.

— Итак, что же было дальше?

— Он совершенно не обратил на меня внимания, чем, конечно же, серьезно ущемил самолюбие, и проследовал к лестнице, куда только что ушла та молодая женщина. Через какое-то время он, однако, спустился и остановился, явно пребывая в нерешительности. И тут входит еще один посетитель. Он заговорил со мной, спрашивал, можно ли попасть на прием к одному из наших специалистов. Я записала его, а потом, раз уж взялась за бумаги, принялась приводить в порядок и другие записи, но вдруг мое внимание привлек разговор. Говорили негромко, и мне не очень хорошо было слышно, но, знаете, что-то в интонациях насторожило… Сама не знаю, но, короче говоря, что-то заставило меня обратить на них внимание. Смотрю — это давешний пациент и тот красавчик, что пришел до него. Потом они разошлись — один торопливо вышел на улицу, а другой, потоптавшись немного, словно не решаясь на что-то, двинулся к лестнице.

— Это который?

— Второй, тот, что хотел обследоваться у окулиста. А через некоторое время смотрю — спускается, а на руках у него женщина. Глянул, что я таращусь на него, и говорит: «Дама в интересном положении. Потеряла сознание. Муж побежал за извозчиком… Наверно уже ждет». И вышел. Вот и все.