Не буди лихо (СИ) - Стрельникова Александра - Страница 34

— Иван Димитриевич, я должна вам сообщить нечто важное.

— Таня! — испуганно вскричала генеральша.

— Если это будет необходимо для спасения Ильи, я расскажу все, мадам. И потом, мне кажется, в любом случае это давно следовало сделать.

— В том случае, если вы хотите дать официальные показания, Татьяна Аркадьевна, вам лучше проехать со мной в управление.

— Я готова. А брат… Он тоже будет там?

— Да. По крайней мере, пока я его не допрошу…

Девушка прикусила губу, кивнула и решительно пошла вслед за Чемесовым в прихожую. Он помог ей одеться и проводил до экипажа. Дорогой они молчали. Лишь в кабинете, когда дежурный стенографист уже занял свое место в углу за специальным столиком, Татьяна Аркадьевна, комкая в руках уже совершенно мокрый платочек, заговорила.

— Я глубоко убеждена, что случившееся с нами как-то связано с убийством графа Василия Орлова.

Чемесов вздрогнул от неожиданности.

— Почему вы так считаете, Татьяна Аркадьевна. Ведь, если я правильно понял, вас и в Москве-то не было, когда оно произошло. Или?..

Девушка подняла на сыщика полные слез глаза.

— Мы были в Москве. А вот Рязани как раз и в глаза не видели никогда в жизни. Это так называемая ложь во благо. Так называла ее Марья Ивановна.

— Но зачем? — Иван удивлялся все больше.

— С этим связана очень важная для нее тайна. Вы можете обещать мне, что без особой на то необходимости она не получит огласки?

— Да, — твердо произнес Чемесов, а потом кивнул стенографисту и, дождавшись, чтобы он вышел, вновь перевел взгляд на девушку.

— Дело в том, что я незаконнорожденная дочь Марьи Ивановны Коноплевой. Я родилась, когда еще был жив сам генерал, а поскольку он был уже достаточно стар, чтобы не сомневаться — не он отец ребенка, то заставил жену избавиться от позорившего его имя приплода. Мама, — ошарашенный Чемесов заметил, что это слово далось девушке с трудом, — говорила, что рыдала, умоляла, как могла, потому что очень хотела ребенка, а пожилой и больной муж был не в состоянии дать ей его, но генерал остался неумолим. Меня передали на воспитание моему настоящему отцу. Он был вдовец и уже имел сына. Папа был добрым, хорошим человеком, и мы с Ильей были счастливы… — Таня всхлипнула.

Чемесов встал, подошел к окну, где на подоконнике стоял графин с водой и стаканы, налил один почти до краев и молча подал его девушке.

— Спасибо, — поблагодарила она, отпила глоток и, уже не выпуская стакан из рук, продолжила. — Все изменилось, когда год назад папа умер. Мы никогда не были хорошо обеспеченными людьми, но отец, тем не менее, сумел дать неплохое образование и мне, и особенно брату. Илья был хорошо устроен с работой, поэтому со смертью папы финансовых сложностей у нас не возникло, но появилась другая проблема. То есть Илья считал это проблемой. Дело в том, что служба его, — а он дипломатический курьер — связана с постоянными и длительными отлучками. Он боялся оставить меня одну и решил, что пора моей матери наконец-то позаботиться обо мне. Его желание укрепилось, когда, наведя справки, он узнал, что она овдовела. Сначала Илья написал ей. Потом какое-то время ходил к ней в дом на переговоры, — девушка кривовато и как-то жалко улыбнулась, и Иван испытал острое желание как-то поддержать ее, сказать что-то доброе, но не нашелся и поэтому просто ободряюще сжал ее руку.

— Быть может, эти подробности не так уж и нужны?..

— Нужны, Иван Димитриевич. И сейчас вы поймете почему. После одного из этих своих походов Илья вернулся домой поздно, какой-то подавленный, растерянный. Я попыталась узнать, в чем дело, но он лишь отмахнулся от моих расспросов. Только некоторое время спустя он признался, что в тот вечер стал невольным свидетелем убийства. Сначала он был так потрясен и растерян, что ему, наверно, и в голову не пришло, что нужно обо всем сообщить в полицию. Потом, когда уже пришел в себя, то решил, что время упущено, и теперь вполне вероятно именно на него падут подозрения в этом преступлении. А когда от моей мамы узнал, что убитый был скверным человеком и вполне заслужил такой бесславный конец, и вовсе пришел к выводу, что не имеет морального права доносить на того, кто, в общем-то, совершил благое дело. Илья считал, что убийца не может быть наказан судом человеческим, а только божьим. Только наедине со своей совестью он должен решить для себя, как ему жить с грузом такого страшного преступления дальше. Не смейтесь, пожалуйста, но таков уж у меня брат. В общем, сколько я его ни уговаривала, он наотрез отказался идти к властям, зато тайком от меня начал писать анонимные письма. Я случайно увидела одно из них. Илья объяснился — дескать, хотел подтолкнуть того человека к признанию, вот и угрожал разоблачением. Это не был шантаж, потому, что он ничего не требовал, просто напоминал, что о совершенном преступлении известно и другому лицу… Как вы, наверно, уже поняли, он видел, как убили графа Василия Орлова, и главное — узнал убийцу.

— Святые угодники! — вскричал Чемесов, впиваясь взглядом в бледное лицо девушки. — И кто же этот человек? Теперь-то вы понимаете, как это важно?

— Я не знаю, Иван Димитриевич! — воскликнула девушка, прижимая кулаки к груди. — Он отказался сказать мне это.

Иван вскочил и выглянул в коридор, где ждал стенографист, и сидел Парилин, с двух сторон зажатый дюжими полицейскими. Илья вскинул голову, всматриваясь в Ивана тревожно и в то же время задиристо — не посмел ли этот громадный одноглазый сыщик обидеть его сестру?

— Илья Аркадьевич, прошу вас, зайдите ко мне.

Поднявшимся следом за арестованным охранникам, он жестом велел остаться на месте. Едва Парилин переступил порог кабинета Ивана, Таня бросилась ему на шею и разрыдалась. Сквозь всхлипывания Илья с трудом разобрал ее слова:

— Я рассказала все, Илюшенька. Скажи им, кто тот человек, которого ты видел тогда, и увидишь — все разрешится само собой.

— Ах, Таня! Не надо было этого делать! Я до сих пор уверен, что мне не следовало вообще вмешиваться в это дело!

— Гибнут люди, — негромко напомнил ему Чемесов, но Илья Аркадьевич лишь качнул головой.

— Уверяю вас, не по вине того, кто убил графа Орлова.

* * *

Александра даже не пыталась снова лечь в постель в эту ночь. Да она и не смогла бы — едва последний полицейский покинул дом, в дверь ее комнаты постучали. Это был Орлов. На этот раз он был еще более настойчивым в своих притязаниях, чем вынудил Александру поговорить с ним значительно более прямолинейно и резко.

— Я прекрасно отношусь к вам, Игорь Викентьевич, но, поймите, не люблю!

На какой-то момент ей показалось, что Орлов не сможет сдержать ту злость, которая мгновенно промелькнула на его красивом лице, но он справился с собой.

— Неужели из-за этого одноглазого мужлана-сыскаря?

Александра устало ссутулила плечи.

— Поймите, нельзя любить, или не любить из-за кого-то…

Игорь Викентьевич ушел, еще какое-то время потратив на то, чтобы попытаться умолить графиню дать ему хотя бы один шанс, но получил лишь отказ… Почти до самого утра Александра просидела, раздираемая самыми противоречивыми стремлениями, пытаясь прийти к согласию с самой собой. Лишь ближе к рассвету ее беспорядочные мысли успокоились, приобрели четкость и целеустремленность. Она случайно услышала от полицейских, делавших обыск в доме, в какую больницу помещен Олег Иевлев, и теперь просто сидела и ждала времени, когда ее смогут пустить к больному. Она взвесила все «за» и «против» и поняла, что раз не может пойти и рассказать правду Ивану, то, по крайней мере, должна сделать все, что может для Олега Иевлева. Она никогда не пыталась лечить таких серьезных больных, никогда не вступала в контакт с сознанием человека, пребывающего в коме, и совершенно не представляла, чем это может обернуться для нее самой… Но будь что будет! Возможно, необходим просто толчок, чтобы состояние Олега Федоровича стало улучшаться?

Александра чувствовала, что сегодня ночью все достигло точки некоего равновесия, замерло, балансируя, перед тем как ухнуть в пучину или устремиться к свету истины. Одно неверное движение… Графине почему-то казалось, что это движение должна совершить именно она, а все вокруг ждут, затаив дыхание, последствий.