Никому не верь (СИ) - Волк Татьяна - Страница 11

Поколесив ещё немного по дороге, он привез её, не в скромную квартиру, которую начал снимать совсем недавно, а к многоэтажке в которой жил его отец с Лёшкой. Почему-то хотелось произвести на неё впечатление.

Стоило им подняться на нужный этаж и зайти в квартиру, как Кир немного растерялся, не зная, что дальше делать и девушка подбодрила его улыбкой, и шагнула в некогда принадлежащую ему жилплощадь.

— Ты всегда такой скромный? — едва слышно спросила его девушка и, осмотревшись по сторонам, закусила нижнюю губу, заметив фотографию на столе. — Расскажи мне хотя бы о людях на этом снимке. — Ксюша взяла в руки фотографию и продемонстрировала её Киру. Парень откашлялся и проговорил.

— А что тут сказать? Это мой отец — Михаил Булатов. Известный бизнесмен. Может быть, ты о нём слышала. Он держит сеть магазинов и не только. Справа мой брат-близнец, Алексей. Гордость Михаила Булатова. А слева его непутёвый сын — Кирилл Громов.

— А почему Громов? — Ксюша отвернулась от него и поставила фотографию обратно на столик. Вот так новость. Они не просто похожи, а все-таки братья?

— Я решил сменить фамилию, чтобы меня не ассоциировали с отцом. Он мне все равно никак не помогает. Только взбесился, когда узнал, что я взял девичью фамилию матери.

— Почему? — тихо спросила девушка и повернулась к нему.

— Она нас бросила. Когда я был совсем маленьким. Считала отца неудачником. А оказалось совсем наоборот. Даже когда тяжело не стоит бросать дело, которое нравится. Для него был важен бизнес и успех, но он понимал, что этого ещё нужно добиться, а мать хотела всего и сразу.

— А чего хочешь ты? — Прошептала Ксюша и склонила голову набок.

— Я мог бы сказать тебе, что денег и славы, но это и так могло быть моим, если бы я шел по стопам отца. — Кирилл пожал плечами. — Я не знаю. Мне просто нравится заниматься музыкой. Я чувствую себя кем-то значимым. Там я это я, и все зависит только от моей работы над собой. Можно быть чьим-то сыном, но никто не хлопает музыканту, который плохо спел или сыграл.

— Да. Ты это то, чем ты живёшь. — Ксюша осторожно провела пальцами по подушкам дивана и отвернулась к окну, сделав вид, что рассматривает вид за окном. Мозг верещал о том, что пора уносить отсюда ноги, но сама девушка, будто прикованная к полу осталась стоять на месте и как завороженная смотрела на огни внизу.

Сзади подошел Кирилл и обнял её за талию.

— Ты не замёрзла? — прошептал он ей на ухо. — Не каждая решится ездить на мотоцикле в такой короткой юбке, да ещё и осенью. Пусть сегодня и не слишком холодно.

— А у меня температура тела повышенная. — Усмехнулась Ксюша и осталась просто стоять в его руках, никак не подталкивая его к дальнейшим действиям и не пытаясь вырваться. — У всех тридцать шесть и шесть, а у меня тридцать семь и один. Мне даже зимой бывает жарко. Кирилл.

Девушка повернулась к нему лицом и, прищурившись, посмотрела ему в глаза. А вот сейчас он должен развести руками и сказать, что посмеялся над ней, как было бы в духе Громова. Но вместо этого Кирилл только смотрел на неё потемневшими глазами, а потом, склонившись к ней, аккуратно поцеловал.

Вот именно, что аккуратно. Не так нагло и нахрапом, как раньше, а со страхом, что его оттолкнут. Как-то нежно и чувственно. Так что у Ксюши едва не подогнулись колени, и она вцепилась ему в плечи, совершенно позабыв, что это лишь игра, а её сейчас целует мерзкая свинья по фамилии Громов. Или Булатов. Какая разница? Просто ей неожиданно понравилось, и сам он был сейчас другим, и может быть, поэтому она ответила и приникла к его губам в долгом поцелуе, со вкусом горького шоколада, пока тишину в квартире не прорезал звук автоответчика.

— Здравствуйте, Вы позвонили в квартиру Михаила и Алексея Булатовых, но поскольку мы сейчас за границей, то не можем ответить на Ваш звонок…

Ксюша в недоумении уставилась на Кирилла и пропустила мимо ушей все последующие слова.

— Твой отец с братом сейчас за границей? — решила уточнить девушка, и Кирилл пожал плечами.

— Уже месяц. Лёшку избили, и ему потребовалось серьёзное лечение.

— Твой брат уже целый месяц… в больнице?

— Ну, да… — Кирилл невесело усмехнулся, и Ксюша опустила голову. Вспомнились случаи, когда Светка одевала её одежду и притворялась ей, когда хотела увести понравившегося ей парня или просто пошутить над её друзьями или знакомыми. Получается, что и в этом случае, это, скорее всего, был не Лёша?! А Кирилл?! Значит, он всё знал! Это из-за него она лезла в драку, ему старалась помочь и всё равно над ней издевался?! Кирилл попытался продолжить начатое и, подняв её голову за подбородок, снова поцеловал. Но на этот раз Ксюша отстранилась, и, натянув на лицо виноватую улыбку, тихо произнесла:

— Ты знаешь, теперь мне действительно пора. Меня же не могут ждать вечно. — И холодно поцеловав его в уголок губ, направилась к выходу.

— Подожди, может быть, ты хотя бы дашь номер своего телефона?

Ксюша развернулась к нему и снова искривила губы в улыбке.

— Мы ещё встретимся, Громов.

«К сожалению!» — добавила про себя девушка и, открыв входную дверь его квартиры, юркнула в подъезд. В голове крутились только ругательства направленные в его адрес, внутри огнём жгла обида, словно он опять над ней посмеялся. Как он мог? Ну, почему он так с ней? Ведь она просто пыталась помочь парню, которого хотели избить. Она не была его надоедливой фанаткой. Она вообще старалась его избегать. Так почему же он ведет себя с ней так, словно она не девушка, и вообще не человек? Ксюша сдержала слёзы и отправилась к ближайшей остановке. В голове, как заезженная пластинка крутилось одно слово «ненавижу. Ненавижу. НЕНАВИЖУ!», не давая дышать и причиняя боль, и в то же время память упрямо подкидывала воспоминание о том, как он бережно прижимал её к себе на фоне вечернего города, расстилающегося за его окном. И то горькое чувство, которое она гнала от себя, как заразную болезнь, вопреки всему уже пускало в ней корни и приживалось, затмевая предубеждения здравого рассудка и логики.

15

Едва Олегу удалось остаться наедине с Лизой, как девушка опять начала теряться и краснеть при нём. Так забавно было наблюдать, как эта бойкая в его отсутствие девчонка смущается, стоит ему случайно задеть её руку своей ладонью или убрать мешающую прядь волос за ухо. Похоже, до этого момента Лиза и не подозревала, что готовка может быть не просто бесполезной тратой времени, но и таким откровенно эротичным занятием. В первый раз не найдя больше слов, как не превращать куриные яйца в непонятную смесь с кусками скорлупы, Олег решил продемонстрировать Лизе всё по-другому. Он просто подошёл к ней сзади и обхватил её руки своими.

— Смотри. Берёшь яйцо, — Олег обхватил её ладошку и подтянул к искомому продукту. — Потом аккуратно разбиваешь и отделяешь желток от белка с помощью двух половинок скорлупы. Лиза, почувствовав его горячее дыхание на своей шее, вспыхнула алым цветом, и стоило Олегу придвинуться к ней ближе, как она стала ещё более неуклюжей, чем обычно. Резко уронила треснувшее яйцо в муку, стоявшую в миске рядом с ней, и начала рассыпаться в извинениях.

— Я сейчас всё быстро уберу! — выпалила девушка. Лиза надеялась сохранить хотя бы остатки муки и шустро выскрести из белого порошка растекшуюся скользкую жижу, но наткнулась на Олега, который хотел забрать у неё миску, чтобы все выбросить, и, случайно соприкоснувшись с ним руками, и вовсе вывалила эту смесь на пол как плохой жонглёр. Вскрикнув Лиза опять запричитала, сокрушаясь и проклиная себя за свою неуклюжесть.

— Олег, прости! Я, правда, не хотела всё испортить! Я такая глупая… — в шестой раз воскликнула девушка, краснея от стыда и придумывая себе новые нелицеприятные эпитеты. Лизке уже хотелось провалиться сквозь землю из-за того, что она выставила себя такой нескладной идиоткой перед парнем, и она и подумать не могла, какая это всё ерунда для Олега. Он только усмехнулся и попытался было поднять красную от смущения девушку, которая уже обе руки погрузила в эту массу и собирала всё в кучу, как Лизка взмахнула рукой, дернувшись от молодого человека, и опрокинула бутылку с подсолнечным маслом. С кухонной тумбы на пол тонкой струйкой потекла золотистая слизкая жидкость и Олег рассмеявшись, притянул к себе девушку, готовую расплакаться от собственной несуразности и скудоумия.