Град огненный (СИ) - Ершова Елена - Страница 98

— Сегодня? — повторяю как механизм и не могу поверить. Так быстро? Вот сейчас?

— В два-тридцать, — уточняет Феликс. — Господин Полич готов вас принять. Успеете?

— Адрес.

Он называет, и я вешаю трубку. На городских часах стрелки перевалили за полдень, и времени у меня много. А кажется, его нет вообще. Тайна маячила перед моим носом, выскальзывала из пальцев, как юркая плотва, и уходила на глубину — не достать. Теперь же ее выбросило на берег прибоем. И она лежит на песке — приоткрытая раковина, облепленная водорослями и тиной. И там, внутри, на розовом склизком язычке покоится моя жемчужина. Только протяни руку!

А я не могу.

Поэтому иду по городу пешком, прячась в тенях, будто пытаясь собрать всю тьму этого мира, спрятаться от палящих лучей, которые выжгут дотла. Неведение — благо. Это понимаешь не сразу.

Южноудельская Академия наук находится за городом. Холодок узнавания продирает по коже: я был в этом месте. Тогда это больше походило на военную базу. Теперь по забору не тянется кружево колючей проволоки, двор не заполнен техникой, а в воздухе не витает запах смазочных масел. Но охрана у шлагбаума осталась. Мужчина в камуфляже проверяет паспорт, долго изучает страницу со штампом, словно удостоверяясь: не подделка ли? Спокойно жду, оглядывая здания, грибными шляпками врастающие в небо. Чисто, стерильно и безлюдно.

Мощеные дорожки размечены указателями: направо жилые корпуса, налево — лаборатории и ангары. Мне в главный корпус, значит прямо. Косые солнечные лучи разрывают облачную пену и вспыхивают на медном панцире крыши. Воспоминания деликатно постукивают в висок: узнаешь? Не скажу, что очень. Люди называют это чувство «дежа вю» — уже виденное.

Внутри у рамки металлоискателя еще один охранник. Спокойно даю себя обыскать: оружия при мне нет, но в лоток отправляются сигареты, зажигалка и ключи. Жду, пока охранник связывается по внутреннему телефону и через несколько минут в коридоре слышатся торопливые шаги. Феликс вылетает из-за поворота, при виде меня морщит лицо, будто сжевал лимон.

— Ты опоздал! — обвиняющее говорит он.

Я сверяюсь с большими часами в форме ромба, висящими над входом. Минутная стрелка едва перевалила за отметку «семь».

— Меня задержали дважды. На проходной и тут.

Феликс с возмущением глядит на охранника, и тот встречает его невозмутимой физиономией: ему плевать, кто и зачем пришел в Академию, и плевать на эмоции чужих лаборантов. Он делает свою работу и делает ее хорошо. От этого я проникаюсь к охраннику симпатией и думаю, что на его месте отлично бы смотрелся любой из васпов. Если, конечно, люди доверили бы свои жизни монстру.

Мы поднимаемся на четвертый этаж. Прозрачная капсула лифта выпускает нас в просторный холл, где на стенах висят абстракции, а по периметру стоят низенькие диванчики. Что-то вроде места для отдыха. Я утверждаюсь в догадке, когда вижу приютившийся в углу кофейный аппарат. Мы пересекаем холл и сворачиваем направо. Абстрактные картины сменяются фотографиями незнакомых мне людей, хотя кажется, что некоторых я встречал на страницах научных изданий, которые выписывает наш институт. Коридор небольшой — всего три двери. Феликс останавливается у дальней.

— Никаких фокусов, оса, — зло цедит он, просверливая меня взглядом. Ждет от меня ответа, но я спокойно выжидаю, глядя на него, но не видя. Ощущаю странный запах — смесь сигаретного дыма и медикаментов. Слышу потрескивание ламп, заливающих коридор ослепительно белым светом. Такие же запахи и такой же свет были в инкубаторе Улья. Мне чудится: стоит Феликсу распахнуть дверь, как я увижу коконы, надежно закрепленные на черных подставках, и переплетения ржавых труб, по которым поступает горячая вода. Дверь открывается, и по глазам действительно режет белизной. Но это всего лишь свет, отраженный от натертого паркета. Я щурюсь, выдыхаю и слышу спокойный голос:

— Проходите, пан Вереск. Мы вас ждали.

Знаю, что ждали. Иначе я не оказался бы здесь.

Профессор Полич сидит в офисном кресле и прихлебывает чай. Это от него пахнет травами и свежестью. Одет профессор, как и во время телешоу, с иголочки: дорогой костюм, белоснежная рубашка. Борода аккуратно острижена, седые волосы уложены. Хоть сейчас на фото в журнал. По другую сторону стола сидит мужчина и курит, пуская в открытое окно струйки дыма. При виде меня, затягивается в последний раз и тушит сигарету в пепельнице. Этого человека я вижу впервые. Да и если бы видел раньше, не запомнил бы. Он из тех, кого называют «серыми» — средний рост и среднее телосложение, неприметное выбритое лицо и мышиного цвета волосы. Пройдет мимо, и не заметишь.

— Вы, Феликс, можете быть свободны, — мягко говорит профессор Полич. — Когда понадобитесь, позову.

У лаборанта вытягивается лицо, и я внутренне злорадствую: Полич в непринужденной форме дает понять, что Феликс тут лишний. И о чем бы ни пошел разговор, он пройдет мимо лаборантских ушей. Перечить шефу засранец не может, а потому кивает и молча удаляется из кабинета, напоследок чуть сильнее положенного хлопая дверью. Я ожидаю, что следом за ним отправится и серый человек, но Полич не спешит выгонять гостя, а мне указывает на свободный стул.

— Присаживайтесь, прошу вас. И не обращайте внимания на Натана. Это мое доверенное лицо. Все, что будет сказано в его присутствии, останется между нами. Я прав, господин Леви?

— Абсолютно, пан профессор, — улыбается Серый. Голос у него тоже неприметный и мягкий, но меня дергает, будто от удара. Я слышал это имя. Слышал… вот только где?

Присаживаюсь. Серый учтиво протягивает сигареты, но курить совершенно не хочется. Я отрицательно качаю головой и оглядываю кабинет: просторный и светлый, выдержанный в тех же пастельных тонах, что и кабинет Хлои. Какими бы непримиримыми соперниками ни были дед и внучка, художественные вкусы у них совпадают. Я замечаю фарфоровые статуэтки, изображающие слоников: один другого меньше. Сухоцветы в напольной вазе. Ажурный сервиз за стеклянными дверцами шкафа: две чашки из набора теперь стоят на столе, но третью вытаскивать не посчитали нужным — монстр вроде меня не годится в компанию для чаепития.

— Вы тоже занимались Четвертым экспериментом, господин Леви? — спрашиваю я, и гляжу на Серого в упор. Он отвечает легкой полуулыбкой:

— В некотором роде. Но больше косвенно.

Конечно. Когда доходит до расплаты, эти ученые мужи и ловкие дельцы оказываются сплошь добропорядочными гуманистами. И никто не вспоминает, что некогда эти гуманисты призывали вычистить мусор. Люди забыли. Но мусор помнит.

— Я так понимаю, господин Вереск, вы ознакомились с некоторыми материалами?

Тон у Полича спокойный и излишне учтивый. Раздражающий. За подобной учтивостью слишком часто скрывается презрение.

— С некоторыми, — отвечаю. — За исключением отчета о Четвертом эксперименте.

— Разве Феликс не передавал вам диск?

Я не собираюсь посвящать профессора и его прихлебателя в подробности своей жизни и отвечаю:

— Я пришел, чтобы получить информацию из первых рук, профессор. Признайтесь, вы бы не приняли меня, если бы не были заинтересованы, не так ли?

Мужчины переглядываются. Полич слегка приподнимает брови, и я втягиваю носом воздух, пропитанный дымом и травяным запахом, пытаюсь уловить эмоции. Серый отвечает мне заинтересованным взглядом.

— Васпы распознают моментальное непроизвольное выражение лица, — обращается к своему гостю Полич. — Возможно, запах. У человека при сильном эмоциональном переживании изменяется запах тела.

— Любопытно. С одной стороны, затруднение в определении собственных эмоций, с другой — удивительные способности к эмпатии, — отвечает Серый. — Поле непаханое для исследований!

На меня они не смотрят и ведут разговор так, словно кроме них двоих никого не существует в комнате. И оба закрыты для меня. Пытаюсь пробиться сквозь броню спокойствия, но не могу.

— Этим занимается Вениамин, — говорит Полич, и начавшийся озноб перерастает в настоящий ледяной вихрь. Зубы выстукивают дробь, я охватываю себя руками, теряя над телом контроль, а в памяти мелькают строчки из дневника Пола: «Я верю доктору. Он умный. У него длинное имя. Ве-ни-а-мин». И росчерк подписи в медицинском заключении Расса.