Град огненный (СИ) - Ершова Елена - Страница 90

— А что ж, не фиалки вожу! — пыхтит Франц и помогает добраться до кабины. — Давай-ка, соберись!

Из кабины высовывается Майра, подхватывает меня и тянет наверх. Грудь обливает жаром и болью, я стискиваю зубы, но все-таки забираюсь в кабину и уже там, расслабившись, дрожащими пальцами ощупываю куртку. Ткань мокрая и липкая. В подкладке что-то похрустывает. Франц, усевшись на водительское место, косится исподлобья, резюмирует:

— Бывало и хуже.

Мусоровоз тарахтит, как летящий на свет хрущ, прет мимо завалов мусора. Майра кричит в рацию:

— Да! Именно на свалке!.. Что? Откуда мне знать? Тут раненый! Да, везу в госпиталь! Впереди в свете фар вырастает полосатый шлагбаум, на наше счастье, поднятый. Семафор молчит. А, значит, мы скоро минуем переезд и окажемся в населенной части города. В боковом окне ни черта не видно: все сглатывает тьма. Но вскоре в зеркале я замечаю проблеск точек.

— За… нами… — тычу в стекло.

Франц глядит в зеркало и чертыхается.

— Сворачивай на Песочную! — отрывисто говорит Майра. — Я предупредила постовых.

— Тогда держитесь!

Франц выжимает из своего монстра все, что может. Колеса грохочут, переезд остается позади.

— Спасибо… что прикрыли, — говорю я.

Майра глядит неприязненно, зло.

— Мы еще поговорим об этом, — сухо обещает она. — Позже. Когда очухаешься.

— Я почти в порядке, — сажусь ровнее, игнорируя обжигающую боль. Опускаю руку в карман, нащупываю пробирку и шприц. Выдыхаю расслабленно: не потерял. Голова постепенно проясняется, хотя сердце все еще выстукивает гулкие ритмы. Майра снова включает рацию, говорит в нее отрывисто:

— Приближаемся к посту Двести четыре. Пост Двести четыре, как слышно?

Рация квакает, из динамика доносится искаженный помехами голос:

— Прием. Вас понял. Ожидаем.

Фары выхватывают черные коробки домов. По бокам дороги вспыхивают пятна фонарей, сливаясь в сплошную белесую линию. Я больше не вижу преследователя — он уходит влево, но слышу, как Майра инструктирует постовых:

— Серебристый "Аксис". Седан. Номер… кажется, Р…47…8…

Навстречу несутся легковушки. Мелькают рекламные щиты. С одного из них улыбается конопатая девчонка, из ее рта вылетает белое облако, на котором написано: 'Что такое счастье?'

— Счастье — не сдохнуть в мусоровозе, — бурчу под нос.

Франц слышит мой комментарий и ржет в голос.

Вот, наконец, и постовые. Полицейская машина притулилась с краю дороги. Патрульный в полевке со светоотражающими нашивками поднимает руку в знак приветствия. Впервые вижу, чтобы полицейский приветствовал мусорщика. Мы переглядываемся с Францем и хохочем уже вместе. Майра смотрит недовольно и строго, но вскоре тоже начинает улыбаться. Особенно, когда за нами раздается усиленный громкоговорителем голос:

— "Аксис" Р-478-К! Просьба остановиться! Повторяю…

Мы проезжаем первый светофор на желтый, поворачиваем на Пущина. Над тополями светится неоновый белый крест.

— Только не в госпиталь! — выпаливаю вслух.

— Успокойся! — отвечает Майра. — Поверь, мне тоже не нужны лишние расспросы.

— Тогда куда?

— Домой, босс, — говорит Франц. — Если ты, конечно, еще не передумал жить.

Я вздыхаю и откидываюсь на сиденье. Вывески мерцают, словно болотные огоньки. Пахнет землей и железом.

— Эй, не спать! — тормошит меня кто-то. — Держись!

— Держусь, — согласно отвечаю я и ощущаю сладостное томление под сердцем, и кто-то облизывает мне бок горячим языком, оставляя на куртке липкую слизь. Так совсем не больно, почти хорошо.

— Прибыли, — доносится глухой голос Франца. — Ну, раз, два! Взяли!

Меня снова подхватывают под руки, вытаскивают из кабины. Я преодолеваю слабость и стою почти сам, прижимая кулак к пульсирующей груди. Под рукой явственно ощущаются осколки. Что лежало в кармане? Пытаюсь вспомнить, но голова плывет и полнится туманом. Я едва переставляю ноги, забираясь по лестнице, и слышу голос Майры:

— Если нужен хирург, я дам номер. Я знаю одного хорошего…

— Не нужно, — обрывает Франц. — Сделаем сами.

— Вы хирург? — ехидно спрашивает инспектор.

— Я сержант, — отвечает Франц.

— Он может, — подаю голос и я, а Майра хмыкает, но не спорит. В квартиру они меня затаскивают вдвоем.

— Ты поможешь, — говорит Франц Майре, усаживая меня на пол возле дивана. — Надо проверить, куда ушла пуля. Хорошо, если в кость. Хуже, если в легкое.

— Если в легкое, — отвечаю ему, — я бы с вами… сейчас не говорил.

— Ты и теперь едва языком ворочаешь! — ухмыляется сержант и кричит Майре: — Дамочка, поищи там клеенку или скатерть! И побольше тряпок неси! Все, что есть!

А сам принимается стаскивать с меня куртку. Помогаю по мере сил, бормочу:

— Что там… в кармане?

Франц ковыряется, сопит.

— А черт его… портсигар! Ах, везучий ты сукин сын! — он гогочет и хлопает меня по плечу, отчего горячая лава окатывает от ключицы до паха. — Считай, почти спасла тебя эта жестянка!

— Проверь… диск…

Комната расплывается и окрашивается в монохром. Я почти слепну.

— Диску, конечно, не повезло, — с деланным сочувствием отвечает сержант и зашвыривает портсигар на диван. — Да черт с ним! Свое дело эта коробка сделала. Дамочка говорит, стреляли почти в упор!

— Инспектор Каранка, к вашему сведению, — холодно отзывается подошедшая Майра и возмущенно швыряет принесенное тряпье.

— Спа… сибо, — бормочу я и пытаюсь сфокусироваться на ее лице, но все равно вижу перед собой расплывчатое серое пятно. — Ты… прикрыла…

— Вовсе не я, — сердито отвечает она и начинает расстилать на полу тряпки.

— Франц? — я поднимаю взгляд на сержанта. Он поджимает губы и мотает головой.

— У меня и оружия нет, босс. А если было, как я убью? — он скалится болезненно, словно это в его груди, а не в моей, зияет открытая рана. — Тест Селиверстова, мать его!

Зажмуриваю веки. Вспоминаю чужие запыленные ботинки и хлопок выстрела через глушитель. Если мой спаситель ни полицейский, ни тем более васпа — тогда кто?

Выплескивающая из меня лава холодеет, я сам деревенею и почти не чувствую, как меня стаскивают на покрывало. Кто-то осторожно расстегивает на мне рубашку, потом начинает ощупывать грудь. Я втягиваю воздух, и в губы тут же тычется ледяное горлышко бутылки, пахнущее резко и муторно, а женский голос велит мне:

— Пей!

Глотаю. Жидкое пламя опаляет сначала горло, потом желудок. Я кашляю, ощущая привкус желчи и крови.

— В кости засела, стерва! — издалека гудит Франц. — Что скажешь, босс?

Приподнимаю ресницы. Люстра — мое собственное маленькое солнце — изливает потоки желтого света. Тени скользят по стенам, пересекаются: черное и белое, тьма и свет. В ушах звенит, будто рядом раскачиваются цепи с мясницкими крюками.

— Выни…май… — говорю я.

Франц улыбается и облачается в кухонный фартук.

Когда я прихожу в сознание, за окном все еще темно.

Левая сторона тела, кажется, прогорела до углей — уже не полыхает, но нестерпимо жжет. Францу пришлось дрелью высверлить ребро, чтобы достать пулю плоскогубцами. Провожу пальцами по груди, нащупываю шершавую корку бинтов. На пальцах остаются темные разводы — кровь.

Комната погружена в сумрак, но мягкий свет ночника падает на противоположный конец дивана, где дремлет Майра. Осторожно приподнимаюсь на подушках, и она чутко вскидывает голову. Всклокоченные волосы рассыпаются по плечам, с колен соскальзывает раскрытая тетрадь. 'Дневник успеха', — успеваю прочесть неровно выведенную надпись.

Дневник Пола.

— Где… взяла? — слова выходят сухими и хриплыми, как собачий лай.

— Спокойно! — ровно отвечает Майра, и в ее руке как по волшебству появляется револьвер. — Это обыск.

— Где же ваш ордер, госпожа инспектор?

Она скалится в усмешке.

— Там же, где ваше разрешение на ночной вывоз мусора, господин лаборант.

— Полагаю, ты тоже явилась на свалку без разрешения.