Град огненный (СИ) - Ершова Елена - Страница 100

— Не хочу…

Я дергаюсь, и рвутся паутинные нити.

— Не хочу!

Иллюзия разлетается осколками. Больно ранят сердце, и оно кровоточит, истекает огнем и ядом.

— Насекомые летят на свет. Кто-то должен вспыхнуть для них, — кажется, это говорит Полич, но я упрямо мотаю головой. Не так. Не под темным и вонючем куполом Улья. Не с коконами, где дети умирают для того, чтобы переродиться в монстра. Если все начнется заново — для чего тогда случился Переход?

— Вы тщательно планировали операцию, — с трудом произношу я. — С самого начала. Как только я оказался в коконе.

— Во-первых, планировали не мы, — обрывает Полич, и в голосе слышится раздражение. — Я никогда не участвовал в гонке вооружений. Мои интересы простираются куда дальше, и они куда благороднее.

— Добрыми намерениями выстлана дорога в ад, — вспоминаю человеческую поговорку.

Полич недовольно поджимает губы, говорит сухо, тщательно подбирая слова:

— Любую, даже самую благородную идею, можно вымарать в грязи и преподнести, как величайшее зло. Но я подключился к работе еще зеленым аспирантом, и мне больно видеть, насколько извратили мои идеи, мое видение, мои разработки. Гадко даже подумать, что квинтэссенцией столь долгого и кропотливого труда станет… это! — он раздраженно машет в сторону экрана.

— Вы должны понимать, господин Вереск, — подхватывает Серый, — что Дарский эксперимент в целом, и проект «Ферзь» в частности спонсировало Эгерское королевство. И вы не первый васпа, которого пометили высококонцентрированным препаратом АТ, чтобы в последствие превратить вас в дубль Королевы.

— Были еще? — выпаливаю я прежде, чем понимаю: конечно, были. По крайней мере, трижды до меня.

— С того момента, как проект «Абадон» вырвался из-под контроля и Дар превратили в большую экспериментальную площадку, в головной Улей время от времени подсаживали меченых особей, — поясняет Серый. — Им оставляли некоторую автономность, возможность блокировать сигналы Королевы. Вы никогда не спрашивали себя, как вам удалось скрыть от Королевы некоторые секреты и, в конце концов, сбежать из Улья?

Конечно, спрашивал. Гордился и чванился своей ис-клю-чи-тель-ностью. Меня не сломали ни Харт, ни Совет претории, ни сама Королева. Но лишь потому, что я выполнял другую, заложенную людьми программу.

— Насколько я знаю, — продолжает Серый, — таких, как вы, в головном Улье было еще двое. И они тоже сбежали. Вот только к цели пришли именно вы, господин Вереск. И только вы пережили трансформацию. И если бы не вмешательство наших спецслужб, и — надо отдать должное — если бы не усилия профессора Тория, то Эгерское королевство признало бы проект «Ферзь» успешным.

— Спасибо моему сим-би-онту! — усмехаюсь и поднимаю руку, словно вскидываю наполненный вином бокал. Я не хочу показывать, что на самом деле испытываю облегчение от провала эксперимента. Экзоскелет получился хрупким, и, распадаясь, плавился прямо на коже. Не самые приятные ощущения. Но еще неприятнее, если бы я окончательно сросся с панцирем. Ворочался бы в вонючей и темной пещере, питаясь сахарным сиропом и падалью. Живая станция, транслирующая приказы людей на многотысячный рой.

— Вы хорошо осведомлены о Дарском эксперименты, господин Леви, — говорю я. — Не помню, была ли ваша фамилия в списках Шестого отдела?

— Мы не работали на Шестой отдел, господин Вереск, — спокойно отвечает Полич. — Ни господин Леви, ни я сам.

— Зато работала ваша внучка.

Мужчины переглядываются. Полич хмурится, и, наконец-то, отводит взгляд, а я ухватываю тонкие ниточки его эмоций — смущение и тревогу?

— Иногда, — медленно произносит Полич, разглаживая пальцами стрелки на брюках, — мы принимаем не совсем правильные решения, думая, что поступаем во благо. Во благо своей страны или своих близких, — он морщится, будто каждое слово дается ему с трудом. — Бедная девочка слишком рано осталась сиротой. И в ее жилах течет эгерская кровь. Вы знаете, эгерцы весьма упрямы, когда отстаивают свои идеалы.

Еще бы. Даже после провала четвертого эксперимента, даже после признания вины за Шестым отделом, Морташ не успокоился все равно и мешается, как чирей на заднице. Только придавишь его на одном месте, как он тут же вскакивает на другом.

— Хлоя слишком рьяно отстаивала права васпов, — продолжает профессор. — Когда весь север ополчился против вас, когда Шестой отдел набирал силу, а по тайге гуляли охотники за головами, фантазии юной девицы могли истолковать неправильно. Так что мне оставалось делать, господин Вереск? Вы предали своего друга, чтобы встретиться со мной. Я предал себя, чтобы спасти внучку, — он вздыхает, поднимает на меня взгляд — в уголках глаз скапливается влага, и когда Полич улыбается, его губы дрожат. — Мне пришлось внести ее имя в базу данных, чтобы оградить мою девочку от слишком пристального внимания пана Морташа. И я расплачиваюсь за это до сих пор. Уже год, как Хлоя не общается со мной.

Стекла очков потеют, и Полич снимает их, протирает салфеткой. Его пальцы подрагивают, волнение покалывает статическими разрядами. Верить ему или нет? Я хочу верить. И словно отвечая на мои сомнения, профессор тянется к прибору с антенной и поворачивает тумблер на ноль.

В голове раздается последний, на этот раз очень тихий щелчок.

Рубильник на «вкл», рубильник на «выкл».

Хватаю воздух ртом, на мгновение захлебываясь чужими эмоциями. Я хорошо знаю их: тревога и вина. А еще страх за близкого человека. Такой же, какой испытываю я за всех васпов, доверяющих мне, зависящих от меня, как раньше зависели от Королевы.

— Хлоя Миллер не работает на Морташа?

Профессор качает головой, надевает очки и приглаживает встрепанные волосы.

— Никто из нас не работает, — теперь он окончательно берет себя в руки, и голос начинает звучать ровнее и жестче. — И мы не хотим, чтобы вы, господин Вереск, попали в его руки. Вы понимаете, чем это грозит, да?

Теперь понимаю. Наверное, я подозревал и раньше, когда Улей содрогался от авиаударов, и когда мы спасались на болотах, и когда шли в Помор. Я знал это, когда выходил из реабилитационного центра и глядел в будущее с надеждой и страхом. Чувствовал ответственность за все, что происходило с васпами после гибели Королевы. За смерть Пола. За арест Расса.

Если я снова позову их — они откликнутся на зов.

Долго молчу, глядя себе под ноги. Чувствую кожей взгляды профессора и его гостя.

— Я знал, — говорю наконец, — что васпы чувствуют во мне Зверя. Что они пошли за мной потому, что не могли не пойти. Если я почти что Королева, они не могут не послушаться меня, так?

— Не совсем, — мягко отвечает Серый. — Вы можете передать сигнал на весь рой, но каждый васпа принимает решение сам. Вы Ферзь, а не Королева. Не забывайте об этом.

— А кто принимает решение за меня?

На этот раз они оба улыбаются. Ни снисходительно, ни зло, а очень открыто и добродушно, как улыбался Виктор, навещая меня после срыва.

— Вы сами, — твердо говорит Полич. — Переход — целиком ваше решение. Не без помощи Тория, конечно. Но все-таки ваше.

— Все может измениться, — подхватывает Серый. — Нам известно, что пан Морташ продолжает разработки Дарского эксперимента. И также известно, что он следит за вами. Он или получит Ферзя в свои руки, или уничтожит вас. В любом случае уничтожит, особенно, если выведет новую Королеву. Или найдет другой способ управлять роем.

Я вспоминаю изуродованный труп, найденный мною и Францем на свалке. И знаю, что Серый прав. Если вовремя не прижать Морташа, мы все окажемся либо в клетках, либо в могилах.

— Мы дважды получали ордер на обыск его особняка, — говорит Серый, а я только теперь задаюсь вопросом, кого имеет в виду этот невзрачный человек, говоря «мы»? — Но оба раза безрезультатно. Пан Морташ не дурак, чтобы хранить дома важные документы вроде протоколов вскрытия.

— Ни в Южноудельской академии, ни в Институте нового мира подобные работы больше не ведутся, — согласно кивает Полич. — Могу предположить, что у пана Морташа есть секретная лаборатория.