Семьдесят пять шагов к смерти - Ильин Андрей - Страница 2

– Тьфу на тебя, с подробностями твоими.

– Ты спросил, я ответил. Но это так, личное мое мнение. В протоколе я ничего такого писать не буду. Да вот еще что – в кармане у него бумажка нашлась. – Помахал в воздухе прозрачным файлом с каким-то листком.

– И что там?

– Прощальная записка. Мол, ухожу сам, по собственной инициативе, прошу никого ни в чем не винить… И все в этом роде. Потом прочтешь. Странно только, что записка распечатана на принтере.

– А что здесь странного?

– Обычно пишут от руки, выплескивая свои эмоции на бумаге. Там даже по почерку, по наклону букв, по нажиму, по разбегу строк можно судить о психологическом состоянии самоубийцы на момент написания – насколько он нервничал или, напротив, был спокоен. А здесь казенная бумага со стандартным шрифтом. Причем даже без подписи. Что уж совсем не понятно.

– Почему?

– Если ты принял решение покончить с собой и просишь никого в этом не винить, это ведь бумага почти официальная, как заявление. Об уходе с этого света на тот. По собственному желанию. А коли это официальная бумага, то роспись должна быть! А то ведь можно черт знает что подумать. Зачем письма писать, если их не подписывать? Вот ты бы стал предсмертные записки без подписи катать?

– Я бы вообще ничего писать не стал. Я бы, если надумал с собой покончить, всех ворогов своих и обидчиков в одно помещение собрал и одной гранатой положил. Вместе с собой. Это я еще понимаю!

– Ну да, ты известный злодей. Ты точно один уходить не захочешь, ты парень компанейский, много кого с собой прихватишь.

– Что-то еще?

– Нет, ничего. Кроме смутных ощущений, которые к протоколу не пришьешь.

– Твои ощущения порой бывают вернее твоих экспертиз. Проходили уже не раз. Что здесь не то?

– Не знаю. Но что-то нечисто. Душок во всем этом какой-то нехороший. Как-то все очень нарочито – поездка в лес, ружье, чтобы полбашки вдребезги. Криминальный сериал какой-то. В жизни оно ведь все попроще. Надоело жить, вытянул ремешок из штанишек, сварганил петельку, выпил для храбрости на посошок – и где-нибудь в кладовке. Или с десятого этажа сиганул. Это – нормально, это каждый божий день. А так…

– Спасибо, утешил.

– Ты спросил…

– А ты ответил.

– Точно. А в целом – картинка ясная, как божий день – самострел из гладкоствольного охотничьего ружья двенадцатого в область лица, что привело к мгновенной, необратимой и очень неэстетичной смерти.

Типичный суицид…

Хоронить покойника пришлось точно прикрыв платочком пол-лица. Хотя санитары попытались что-то такое слепить из осколков…

Людей было на удивление мало – кто-то с работы, несколько друзей, мать, жена… Хотя считалось, что покойник был очень компанейским человеком.

Речей не говорили. Постояли, поплакали, повздыхали.

Гроб заколотили и опустили в могилу.

Был человек.

И не стало его…

– Что у тебя по самострелу?

– Да ничего особенного. Все понятно, все в рамочках, если не считать каких-то мелких странностей.

– Каких?

– Отпечатков чужих протекторов в луже, предсмертного письма, распечатанного на принтере, без росписи… И сам способ… За каким было ехать за тридевять земель, по пробкам, в лес, за город, если все то же самое можно было сделать дома, в более приятной и привычной обстановке?

– Тогда я тебе еще одну «странность» подкину. Свеженькую. Тут экспертиза пришла.

– И что там?

– На первый взгляд ничего особенного – на деталях салона, на ручках, на стеклах, на сиденьях не обнаружено никаких отпечатков пальцев, кроме тех, что понатыкали пацаны. Которые айфон стащили.

– Ну?

– Что «ну»? Никаких!.. Включая пальчики хозяина машины! Который вообще-то ехал, скорости переключал, дверцы открывал-закрывал, ремень безопасности застегивал.

– И даже на пряжке ремня не было?

– Нет. Ничего.

– Кто-то стер отпечатки?

– Да, кто-то тщательно протер все гладкие поверхности спиртосодержащей салфеткой. До стерильной чистоты.

– Может, это он сам, перед смертью?

– Ага! Ну зачем покойнику, собираясь снести себе башку, в последние минуты жизни протирать изнутри салон? Он что, такой патологический чистюля? Вначале машину до блеска выдраить, а затем свои мозги по лесу разбрызгать. Как-то не связывается это.

Ну да. Верно мыслит. Похоже, приплыл висяк.

– Что теперь делать думаешь?

А что тут делать, когда всё и так ясно.

– Искать свидетелей последних дней, допрашивать родственников, друзей, знакомых, соседей, сослуживцев… Чтобы составить картинку. Чтобы понять, зачем ему это надо было.

Или не ему…

– Здравствуйте.

– Здравствуйте…

Хотя в этом учреждении желать здоровья как-то… Не способствует оно здоровью.

– Как к вам можно обращаться?

– Света. Просто Света.

Следователь еле заметно улыбнулся.

Симпатичная, во всех отношениях, дама. В молодости, наверное, была первой красавицей. Но сейчас уже не Света. Точно – не Света, хотя молодится из последних сил.

– А в протоколе как мне писать? Света?

– Извините. Светлана Ивановна.

– Очень приятно. Хочу задать вам, Светлана Ивановна, несколько вопросов относительно вашего мужа.

– Бывшего мужа. Мы не живем вместе. Уже больше восьми месяцев.

– Не жили…

– Да, простите. Не жили.

– Можно узнать почему?

– Так сложилось. Это имеет какое-то отношение к его смерти?

– Не исключено. Смерть может иметь много причин. Отношения в том числе. Можете мне поверить. Через меня столько дел прошло, где близкие люди друг друга резали и стреляли из-за того, что что-то недопоняли. Жены – мужей, дети – родителей, братья – друг друга. Из-за сущей ерунды, из-за глупо брошенного слова. Или из-за денег, жилплощади, желания получить долгожданную свободу. Причин было множество. Итог один. Зарезанный, задушенный или с разможженной головой труп. Я бы вам рассказал.

– У нас не было уже никаких отношений, – с напором сказала Света. – Он ушел и всё!

– Почему вы расстались?

– Теперь это не имеет никакого значения.

– Для вашего бывшего мужа да.

Светлана вздрогнула.

– Мне необходимо понять, почему случился разрыв? В чем причина?

– Мы не сошлись характерами.

Следователь внимательно взглянул на Светлану.

– Чей характер не подошел? Ваш? Или его? Кто был инициатором ухода?

– Муж.

– У него кто-то был кроме вас?

– Я не знаю.

– Но вы можете предполагать.

– Нет. Думаю, что нет. Но я не могу знать точно.

– А после вас?

– А этого я знать не хочу. Это уже его жизнь, не моя. Он вправе был заводить себе кого угодно. Он свободный человек.

– А у вас?

– Что «у вас»?

– У вас кто-то был?

– Как вы смеете?

– Смею. Я веду следствие по делу гибели вашего мужа и должен досконально разобраться во всех предшествующих его смерти событиях. Если он покончил с собой, то на это должны быть какие-то причины. Просто так люди не стреляются.

– Я уже сказала: мы расстались восемь месяцев назад и я ничего не знаю!

– Но вам никто не мог запретить встречаться с ним позже. И что-то узнать или понять.

– Мы не встречались с ним больше!

– Я вынужден повторить свой вопрос. Относительно ваших возможных связей.

– Я не буду на него отвечать. Это моя личная жизнь, которая никого не касается. Слышите, вы!

Самый обычный корт. Но не из дешевых. Дорожки, сеточки, скамейки. Мужчины в белых шортах. Дамы – в коротеньких юбках. Стук ракеток по мячам. Выкрики, иногда довольно странные.

Парочки – партнеры по игре и просто…

Разговоры ни о чем, комплименты…

– Вы прекрасно выглядите. В этой одежде. С ракеткой.