Мара и Морок - Арден Лия - Страница 5

– Вторая девочка в семье, и тоже отмечена…

– Какое благословение!

Громко и восторженно зашептали селяне за нашими спинами. Я оборачиваюсь на своих сестёр Мар, и они улыбаются, но грустно, натянуто, намного лучше понимая, какая это трагедия для семьи. Они знают, что жители вечно возбуждённо бубнят о благословении, только пока оно не придёт в их дом и не заберёт их ребёнка.

А у моих родителей забирают второго.

Во мне плещется предательская радость напополам с разочарованием. Я уже знаю эту боль расставания, знаю, какие уроки предстоят моей сестре, какая у нас теперь судьба. Одинокая, без родительской любви, без будущего мужа и надежды на создание семьи. Жизнь, посвящённая только борьбе с нечистью. И я не хочу такого для сестры. Но чувство, что теперь я не одна, предательски расползается тёплыми искрами где-то внутри.

– Анна. – Я протягиваю руки к сестре, и та прижимается ко мне, как и раньше в детстве.

Отец утирает слёзы быстрее, чем они успевают скатиться, а мама плачет открыто, поглаживая меня по волосам. Они ничего не говорят другим Марам, потому что ни мольбы, ни просьбы, ни угрозы не сработают. Мою сестру всё равно заберут, даже если её придётся вырвать из рук родителей.

Когда-то давно бывали семьи, которые пытались прятать своих девочек от этой судьбы, бежать, если была возможность. Но заканчивалось всё одинаково. Девочку забирали либо добровольно, либо вырывая от уже мёртвых родителей, поэтому больше никто не пытается. Ни одной отмеченной девочке не удалось ускользнуть.

Но и ни разу не было такого, чтобы в одной семье такое «благословение» падало больше чем на одного ребёнка. И уже в этот момент, когда вновь оглядываюсь на сестёр в красных плащах, я понимаю, что Анна – особенная.

Ирина выходит вперёд и протягивает мне руку, я хватаюсь за неё, уходя вслед за ней, и тяну за собой сестру, как мне кажется, в новый мир, о котором она раньше слышала лишь в легендах и сказках на ночь. В мир, который станет нашей реальностью, и совсем не той, о которой мы мечтали в детстве зимними вечерами, сидя у тёплой печки.

3

Я начинаю скрипеть зубами, когда принц Даниил приказывает привести для меня белого коня. Поднять на уши всю деревню, если нужно будет, но найти. Чем больше времени мне приходится проводить в его обществе, тем больше он раздражает меня своим мальчишеским энтузиазмом и восхищением старыми сказками, половина которых для меня были реальностью до моей смерти. И весьма не столь приятной, как ему может показаться.

– Мне не нужен белый конь, ваше… высочество. – Последнее слово я едва ли не выплёвываю под пристальным и недовольным взглядом капитана Дария, отчего хочется ему бросить, что наша неприязнь взаимна.

Даниил оборачивается на меня и вновь расплывается в улыбке. Либо он не замечает, как выводит меня из себя, либо он делает это специально, потому что ему это нравится. И судя по внимательному взгляду, который принц упрямо прячет за шутками и комплиментами, я склоняюсь ко второму.

– Ох нет, дорогая Агата, нужен! Почти двести лет все считали, что Мары мертвы…

– Мары мертвы, – вставляю я.

– …но вот она ты, в алом плаще, – не обращая внимания, продолжает он, – въезжаешь в столицу прямо на белом коне как символ. Ведь белый один из ваших цветов, верно?

– Верно, но…

– Замечательно! – заключает он, а потом отворачивается от меня и вновь прикрикивает на солдат, приказывая продолжать поиски.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не поддать ему под зад, но мой пыл сразу остужается от одного только вида Морока чуть в стороне. Он стоит как изваяние, сложив руки на груди. Всё в той же чёрной броне и плаще, капюшон которого всё так же скрывает половину его чёрно-золотой маски. Если Мары часто ассоциируются с красным, чёрным и белым цветом, то Мороки, по слухам, носят только чёрное и золотое.

Хоть слуги Тени ничуть не менее реальны, чем Мары или нечисть, но при моей жизни для большинства Мар они были как призрачные слухи или страшные байки. Они занимаются похожим с нами ремеслом, справляются с неупокоенными тварями, но если Мары служили открыто и любой мог прийти в наш храм и попросить помощи, то к слугам Тени так просто никто не рискнёт сунуться. Говорят, их вообще мало, трое или пятеро, и где находится их храм и есть ли он вообще, знают лишь избранные. Смерть от руки Мары можно считать милосердной, потому что, даже обрывая жизнь, мы дарим шанс на перерождение. Душа наконец упокоена и отправляется к богине, которая перенаправит её в следующую ипостась. А смерть от рук Морока… конечна. Никакого перерождения, никакого нового шанса. А ещё говорят, что при желании они могут отправить душу в Тень навеки. Там нет ничего и никого, ни запахов, ни звуков, там не тепло и не холодно. Просто бесконечная мучительная пустота, из которой не выбраться. Одна эта мысль о подобном месте, которое невозможно представить, заставляет меня поёжиться.

Короли поглядывали на Мар с интересом, потому что мы можем продлевать жизнь, а у Морока особая способность – поднимать мёртвых, привязывая к себе. Но за раз поднять можно лишь одного. Однако пока я не разобралась, как они подняли меня, если с моей смерти прошло двести лет? Почему богиня не забрала мою душу? Почему моё тело сохранилось? И что произошло после? Пока я не задаю много лишних вопросов своим сопровождающим, наблюдая за принцем и его тёмным слугой. И это ещё одна загадка. Почему Морок вообще ему помогает?

Помимо этого Морока я видела ещё одного только однажды, когда мне было семнадцать. Тот носил маску ворона. Я знаю, что у каждого она разная, создаётся отдельно и наделяется какими-то чарами. Но что тогда, что сейчас у меня не хватает духу спросить, как определяется их форма и с чем это связано.

Я возвращаюсь в свою комнату на постоялый двор. Это последняя наша остановка перед столицей, мы в пути уже неделю. Слухи о том, что «одна из Мар жива и разделалась с упырями», разносятся между деревнями даже быстрее, чем мы думали. Я слышала, как люди охают и шепчутся, встречая процессию вдоль дорог. А заметив ещё и Морока в нашей компании, вообще сбиваются в группки, пристально наблюдая.

Раз уж выяснили, что кандалы не имеют никакого смысла и Морок может легко меня выследить, Даниил решил от них отказаться. Но я чуть ли не каждую минуту думаю попросить надеть их обратно, потому что теперь приходится ехать со слугой Тени на одном коне. В первый раз он подхватил меня как мешок с картошкой и усадил прямо перед собой, прижав к своей груди, но смягчился, когда я зашипела от боли в плечах. С тех пор он усаживал меня аккуратнее, хотя первые дни меня всё равно трясло от страха, что такое чудовище обнимает меня сзади. На третий день спокойнее мне не стало, но я научилась расслабляться, сидя к нему так близко.

В комнате я продолжаю собирать свои немногочисленные вещи. Принц Даниил теперь относится ко мне не столько как к пленённой марионетке, сколько как к долгожданной гостье. Иронично. Эти его милые подарки вроде гребня для волос с костяной рукоятью из одной деревни, душистого лавандового мыла из другой, нового платья взамен испорченного кафтана, который мне разорвал упырь, вызывают у меня лишь желание закатить глаза. Но дарёному коню в зубы не смотрят, и я принимаю всё со снисходительной улыбкой. Это единственное, что я могу выдавить, прекрасно зная, что в один день он дарит подарки, а в другой пожелает отправить меня в гроб.

За эту неделю, как Морок и обещал, мои раны зажили, и даже кожа приобрела более живой оттенок. А в одной из деревень я, наконец, нашла большое зеркало, чтобы узнать, насколько плохо может выглядеть живой труп. В целом всё лучше, чем я ожидала. Пахнет от меня только лавандовым мылом, кожа не спадает кусками, и я не разлагаюсь на ходу, даже наоборот. Со временем я всё больше становлюсь похожа на живого человека. Вначале кожа и вправду имела синеватый трупный оттенок, сейчас же она просто неестественно бледная. Я сильно исхудала, скулы заострились, прибавляя мне несколько лет, хотя я умерла, когда мне было только девятнадцать. Но и на это Морок сказал, что со временем станет лучше, и чем больше времени будет проходить, тем всё более и более я буду походить на себя при жизни. Кроме волос и глаз. Мои когда-то чёрные волосы до середины спины стали серыми, а голубые глаза подёрнулись плёнкой и стали светлее, придавая мне какой-то жуткий вид.