Ураган (ЛП) - Эдвардс Джанет - Страница 28

Я подняла руку.

— Лукас, что это за факторы?

— Мы проверили все прежние дела в нашем улье и на основании анализа общих деталей разнесли диких пчел согласно определенным поведенческим моделям. Например, факторами могут быть пол и возраст злоумышленника, а зачастую и порядок действий.

Я кивнула.

— Значит, это говорит тебе, какой тип дикой пчелы ты ищешь и насколько срочно ее надо поймать.

— Точно, — подтвердил Лукас. — Эти факторы несовершенны, поскольку случайные личные особенности могут серьезно повлиять на действия дикой пчелы, но являются хорошим указателем. В редких случаях поведенческая модель концентрируется не на самой пчеле, а на том, кто ее создает, оказывая исключительное давление на психику.

Он скривился.

— Нашу прошлую охоту осложнило знание, что жертва являлась классической давящей личностью. Тогда мы сделали несколько неверных предположений, но в нынешнем деле уже допустили гораздо более серьезные ошибки. Мы ожидали, что между обществом на ферме и в улье существуют различия, но не понимали, что разрыв настолько фундаментален и люди могут выбирать, проходить ли им лотерею.

— Это было шокирующее открытие, — пробормотал Адика.

— Да уж, — согласился Лукас. — Оно показало, что мы не знаем основных факторов, определяющих социальное продвижение на ферме. Нас ждут проблемы при определении границ между нормальным поведением и предупреждающими сигналами, но даже если мы правильно распознаем эти границы, картина окажется совершенно не такой, как в улье 1c7738.

— Жители морской фермы обладают своим набором поведенческих моделей и факторов? — спросила Базз.

— Похоже, они вовсе не пользуются этой методикой, — ответил Лукас. — Население фермы так мало, в сравнении с ульем, что они действуют, как учитель, по прежнему горькому опыту знающий, какой ребенок в классе вероятнее всего мог сломать вещь.

Он вздохнул.

— По сути, мы не понимаем общество на морской ферме. И не можем положиться на помощь поведенческих моделей или факторов. У нас даже нет детальных записей о старых делах, лишь списки подозреваемых и заметки о том, кого признали виновным. Мы могли бы запросить информацию у людей из службы безопасности фермы, но я опасаюсь, что наша цель как раз входит в их ряды и может подделать записи.

Адика подавленно хмыкнул.

Лукас повернулся к Рофэну.

— Я попросил Рофэна присоединиться к нам, поскольку он рос членом ассоциации бродяг.

Ударник, похоже, слегка смутился.

— Хотя ассоциация бродяг технически определяется как оппозиционная группа, она обеспечивает улью полезный резерв людей, которых лотерея может назначить работниками Внешки, — продолжал Лукас. — Поэтому улей разрешает походным группам ассоциации бродяг посещать наружные станции обеспечения, включая морскую ферму, и получать основные товары, вроде еды. Я надеюсь, что Рофэн слышал от других какие-то полезные факты о ферме.

— Я лишь дважды там бывал, — нервно проговорил Рофэн.

Лукас неверяще уставился на него.

— Ты действительно сам бывал на морской ферме? Почему ты раньше об этом не упоминал?

— Потому что ты интересовался обществом морской фермы, а я ничего о нем не знаю, — ответил Рофэн. — В первое путешествие мне было всего шесть лет, и я помню лишь, как проводил время на пляже, а один мальчишка с фермы назвал меня кротом и все время моргал.

— Джунипер говорила, что кроты — это зверьки, живущие под землей, — заметил Лукас.

Рофэн кивнул.

— В парках улья нет кротов. Возможно, потому, что их раскопки вредят дренажной системе. Снаружи я их тоже не видел, но натыкался на кучки земли там, где кроты рыли свои норы.

— По словам Джунипер, назвать кого-то кротом — это оскорбление, — сказал Лукас. — Она также заверила, что зрячий крот — это уважительное прозвище, но тут я не уверен в ее искренности.

— Тогда, в шесть лет, я не знал, почему мальчишка так меня назвал, но по интонации понял, что он грубит, — ответил Рофэн. — Я огрызнулся в ответ, мы подрались, свалились в ручей и… — Он покачал головой. — Во второе путешествие на морскую ферму мне исполнилось двенадцать, поэтому его я помню лучше. Мы добирались туда четыре дня, неделю провели на побережье и пять дней возвращались, поскольку пошли более длинной и интересной дорогой.

Рофэн помолчал.

— Это был мой последний долгий поход с семьей. Перейдя на подростковый уровень, я мог ускользать лишь на пару дней.

Меган смотрела на него в замешательстве.

— Ты сказал, что поход продлился шестнадцать дней. Твои родители очень надолго оставили работу.

— Мои родители работают во Внешке, — объяснил Рофэн. — Они относятся к самому улью, а не к станциям обеспечения. Но у всех сотрудников один график: несколько недель дежурства, следующие несколько — перерыв.

— Такой распорядок выглядит очень щедрым, — сказала Меган.

Меня разозлило ее замечание; оно как будто подразумевало, что родители Рофэна вносят недостаточный вклад в жизнь улья, но я напомнила себе новое правило — не критиковать Меган — и промолчала.

— Думаю, совершенно разумно предоставлять людям долгие отпуска, чтобы восстановиться после огромного стресса, вызванного работой в условиях Внешки, — заметила Николь.

— Все не так уж сложно, — возразил Рофэн. — В любом случае, долгие отпуска облегчали моим родителям участие в походах. Единственной проблемой было найти для меня и моего брата отговорки, чтобы пропустить школу.

— Учитывая твои воспоминания о посещении морской фермы в двенадцать лет, что ты думаешь о моих тревогах? — спросил Лукас. — Считаешь, я слишком пессимистично настроен?

Рофэн скривился.

— Боюсь, ты настроен недостаточно пессимистично. Как я уже говорил, мне ничего неизвестно об обществе на ферме, зато известно о ее физическом расположении. Ты, очевидно, не понимаешь тамошнего распорядка. Все люди на ферме располагают квартирами в миниатюре улья, называемой Убежищем, но большинство в этих квартирах не живет, а пользуется ими, чтобы переждать основные шторма.

Мы все потрясенно смотрели на Рофэна.

— Почему люди не живут в своих квартирах? — напряженным тоном спросил Лукас.

— Потому что предпочитают жилье на земле и с окнами, — ответил Рофэн. — Дома, рассеянные на большой территории вокруг Убежища. Как правило, в каждом доме живет одна семья.

Лукас пробежался пальцами по волосам.

— О территории какой величины мы говорим, Рофэн?

— Перед этим совещанием я проверил карту морской фермы, составленную ассоциацией бродяг. Территория разделена на четыре региона, и площадь вне города соответствует примерно одному уровню улья.

— Что? — Меган неверяще тряхнула головой. — Зачем всего двадцати тысячам человек требуется такое большое пространство?

— Не знаю, — сказал Рофэн. — Я смутно представлял, что это как-то связано с их работой, но никогда не изучал в деталях, чем занимаются люди на морской ферме. Наша группа бродяг разбивала лагерь рядом с Убежищем, и моя семья, в основном, проводила время на пляже.

Он улыбнулся своим воспоминаниям.

— Помню, я пару раз наблюдал, как выходит рыболовецкая флотилия, а однажды мы пошли посмотреть на ближайшие дома. Наибольшее впечатление на меня произвела еда. Некоторые блюда походили на наши, другие ну очень отличались. — Рофэн пожал плечами. — Мы легко можем избежать проблем с едой, взяв запасы с собой, но большая площадь фермы осложнит наше расследование. По улью мы путешествуем на экспресс-лентах, эскалаторах и лифтах. Там же есть лишь несколько электрических транспортных средств, передвигающихся вдоль одной широкой мощеной дороги. Если вы хотите попасть куда-то еще, то должны идти пешком или ехать на лошади.

— Что такое «лошадь»? — спросил Лукас.

— Это очень крупное животное с четырьмя ногами. Вы сидите на его спине, и оно вас везет. — У нас от такого объяснения лица вытянулись; а Рофэн рассмеялся. — Я видел людей на лошадях на ферме, но никогда не пытался ездить так сам. Не думаю, что мы реально сможем путешествовать подобным образом, значит, придется ходить. А вы уже провели достаточно времени во Внешке, чтобы знать, как долго добираться куда-то пешком.