Факультет по связям с опасностью (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 2

Люда заерзала в кресле, огляделась. Она никак не могла взять в толк, откуда взялись в салоне эти две болтушки, если автобус не останавливался, и почему Смирнов вдруг завел речь о маньяке. Ощущение провала в памяти прокатило по всему телу, наполнив ноги вязкой слабостью. Видимо, собеседник правильно оценил состояние Люды, потому что полез в карман и, вынув пластинку лекарства, протянул ей.

— Валидол, — сказал он, отвечая на ее незаданный вопрос, а затем, обернувшись к болтливой парочке, жестко произнес: — Коллеги, вообще-то ваши фокусы с перемещениями запрещены.

Одна из женщин, рыжеволосая веселая толстушка, только отмахнулась:

— Эльдарушка, в первый и в последний раз, — и, глядя на Люду, добавила: — Людочка, простите Бога ради. Мы с ТатьянАндревной на автобус опоздали, пришлось через нору догонять.

Люда откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Валидол под языком, наполнявший рот мятной свежестью, казался единственной реальной вещью в нереальном мире. Смирнов усмехнулся.

— Сейчас пройдет. Так всегда бывает, если нору открывать рядом с неподготовленным человеком.

— Нору? — переспросила Люда.

— Червоточину в пространстве, — объяснил Смирнов. Дружески похлопал Люду по руке. — Вы не пугайтесь так, Людочка. Это магия и… И это нормально.

***

За три дня до этого Маргарита Львовна, резавшая лук на доске, отложила нож и смахнула слезы с лица. Она не знала в точности, почему плачет — то ли из-за лука, то ли из-за Тани, которая с утра снова ушла на остановку встречать того, кто никогда не вернется. Лук лежал на доске, ожидая отправки в порционные горшочки в компанию к моркови, картошке и полупрозрачным ломтикам мяса, Маргарита Львовна печально смотрела на православный календарь с ликом Николая Угодника и снова не могла сказать, о чем молится — то ли о том, чтобы Таня поправилась, то ли о том, чтобы дочь тихо умерла, не мучилась больше сама и не мучила детей и мать.

Детей было четверо. Не по возрасту задумчивые погодки сейчас возились на ковре в детской, играя в какие-то свои игры — Маргарита Львовна невольно радовалась тому, что, несмотря на возраст, ребята умеют организовать себя сами, и их не надо занимать. Сил у нее было мало, и рано взрослеющие мальчишки понимали, что бабушка бьется, как рыба об лед, чтобы вытянуть пятерых, а мама…

Мама сошла с ума, когда Костя, их отец, позорно сбежал из дому — сказал, что едет в Москву на заработки и был таков. Ищи ветра в поле! За два года от него не было ни вестей, ни денег. Маргарита Львовна собралась с духом и отправилась к свахе. Та в дом Лобановых носа не казала, внуками не интересовалась, но должна же она была знать о том, где сын! Костя обнаружился у мамочки под боком; заикаясь от неожиданности, он сообщил бывшей теще, что устал и должен пожить отдельно от семьи.

— Устал! — Маргарите Львовне хотелось кричать, хотелось разодрать этому маменькиному сынку физиономию, да и его преподобную маменьку расподдать так, чтоб мало не показалось, но она почему-то молча развернулась и пошла к лифту, не чувствуя ног, хотя все в душе вопило, срывая голос: — Устал он! Детей делать не уставал! На боку лежать не уставал! Господи, что же нам делать-то!

В тот момент она боялась только того, что ее парализует прямо в лифте. Обошлось.

Теперь Таня была тихой городской сумасшедшей. Никому не мешая, не приставая к встречным с разговорами, она стояла на остановке, оживляясь только тогда, когда из-за поворота показывался троллейбус номер восемь — на нем Костя всегда приезжал с работы. Троллейбус открывал двери, выпуская пассажиров, Таня с трепетом всматривалась в лица, надеясь, что Костя появится вот-вот, сейчас, но он не появлялся, и Таня сникала и отходила в сторону. Всегда в одном и том же брючном костюмчике, от старости и пыли уже утратившем первоначальный цвет, тихая, словно забытая хозяином собака, она стояла и ждала.

Однажды рядом остановилась машина, и какие-то пьяные уроды с хохотом принялись затаскивать Таню внутрь — тогда Самвел, хозяин овощной лавочки выскочил из-за прилавка и, вооруженный отломанной от ящика с огурцами доской, отбил убогую и отвел домой. Маргарита Львовна плакала, дети ревели в голос, Таня, как обычно, молчала, глядя в сторону жалким взглядом побитой дворняги, а Самвел ушел и вернулся с пакетом овощей и фруктов из лавочки, и почему-то смотрел так виновато, как смотрят порядочные люди, прекрасно зная, что на них нет никакой вины. У Самвела было двое сыновей, и в их вещах теперь ходили Танины мальчишки — Маргарита Львовна, которая раньше бы наотрез отказалась брать вещи «у этих чурок», теперь плакала и молилась, чтобы Самвел не закрыл лавочку и не уехал в другое место.

В дверь позвонили. Посмотрев на часы, Маргарита Львовна недоумевающе пожала плечами: обычно Таня возвращалась ближе к вечеру, а соседки давно избегали общения с ними, чувствуя какую-то стыдливую брезгливость. Должно быть, распространители какой-нибудь бросовой ерунды по цене люксового автомобиля — только их не хватало для полного счастья. Наскоро обтерев руки полотенцем, женщина прошла в коридор, открыла дверь и остолбенела, не понимая, что происходит. Ее Таня прошла в квартиру уверенным быстрым шагом, таким, каким двигалась раньше, в юности, и в ее лице сейчас не было ни капли робкого сумасшествия.

— Мам, — сказала Таня, на ходу сдирая с себя грязный изношенный пиджачок и стягивая через голову водолазку, — я в ванну. Это просто ужас какой-то, мам.

Маргарита Львовна ощутила, как на какую-то долю секунды сердце застыло, чтобы потом сорваться в пляс: она не слышала голоса дочери два года. Дети высыпали в коридор и замерли крошечными восковыми статуями, готовясь на всякий случай разреветься. Таня нырнула в ванную, и вскоре Маргарита Львовна услышала, как зашумела вода. А воды Таня боялась, и затащить ее под душ было настоящим подвигом Геракла.

— Господи… — прошептала Маргарита Львовна и перекрестилась: — Господи, что же это?

— Мам! — звонко крикнула Таня. — Я твое полотенце пока возьму?

— Бери… — промолвила Маргарита Львовна и добавила громче: — Бери, Танечка!

И только теперь она заметила, что Таня пришла не одна. Стоявший на пороге тощий блондин в непритязательной клетчатой рубашке и джинсах покачался с носков на пятки и спросил:

— Можно, я пройду?

…- Вы врач? — спросила Маргарита Львовна, когда Таня вымылась и, переодевшись в чистое, отправилась в детскую. Сейчас оттуда доносился звонкий смех — дети и мама обнимались и играли на ковре. Блондин, назвавшийся Эльдаром Сергеевичем, отпил минералки из стакана и ответил:

— Нет, я не врач. Видите ли, никакой доктор не помог бы вашей Тане. Смещения души дело очень серьезное.

Он был удивительно, невероятно странным, этот Эльдар, но Маргарита Львовна готова была стоять перед ним на коленях и целовать руки. Таня, которая утром побрела из дома бледной тенью себя прежней, сейчас рассказывала сыновьям сказку и собирала башни из кубиков, и женщина не могла поверить, что сумела дожить до этого дня.

— Ее Костя бросил, когда Вадику с Кирюшей три месяца было, — промолвила Маргарита Львовна. — Танечка… она всегда была тонкая, ранимая. Тургеневская девушка. И ведь о семье они вдвоем мечтали. О большой семье. Минимум пятеро детей… — она говорила, ловя себя на том, что мысли путаются, но не могла замолчать и собраться с духом. — А тут он говорит: поеду в Москву вахтовым методом, надо же семью кормить…

Маргарита Львовна всхлипнула и осела на табурет у стены. Эльдар допил минералку и опустился на стул напротив.

— Как вы это сделали? — спросила Маргарита Львовна. — Кто вы?

Эльдар усмехнулся.

— Я маг, — просто сказал он. — Верите?

Женщина вздохнула. Вслушалась в счастливый щебет внуков и ответила:

— Два года… всего этого. Господи, прости меня, я хотела, чтоб она умерла. Так мучиться, так ребят мучить… Эльдар, вы знаете, я сейчас во что угодно поверю.

Она осеклась, на мгновение до дрожи испугавшись, что все это ей приснилось. Эльдар ободряюще улыбнулся и произнес: