Двое: я и моя тень (СИ) - "AttaTroll" - Страница 3

Он виновато улыбнулся, прислонившись к косяку.

— Да, — он выдавил из себя не то смешок, не то ухмылку.

Вина? Чувствовал ли он себя виноватым? Нет, нет, ничего такого, но тогда почему его сердце затрепетало, будто он запыхался? Сперва он даже забыл как дышать, и это не от страха. Не от ненависти. Но сердце вдруг подскочило в груди и запело сильнее: тук-тук, тук-тук. Наверное, так себя и чувствуют нормальные люди, которых вдруг застали врасплох, загнали в угол, раскусили. Артур облизнул губы и усмехнулся в ожидании хода Лизи. Смотрел на неё, ожидая, что куколка разомкнёт свой ротик и скажет: «Я всё знаю про вас, Артур Флек». Он сунул руку в карман и сжал ножницы. Если Лизи думала, что загнала его в угол, то последнее слово не за ней. Нет.

Между тем Артур не чувствовал себя виноватым и всё равно исполнял роль нашкодившего мальчишки. От него ведь этого ждали?

— Я… — начал было он.

— Я думала, вы наберётесь храбрости и ограбите банк.

— Знаете, у меня есть пушка. Я могу прийти завтра.

Вопреки всем ожиданиям, мыслимым и немыслимым, Лизи улыбнулась. На секунду в её глазах вспыхнул задор, словно искра, — бах — и погас, как уголёк в кострище холодным осенним утром. И не было уже ничего, кроме серого пепла. Будто солнце погасло. А розовые, живые губы на исхудавшем бледном лице выглядели траурно и изящно. Серые тени легли под глазами как морок. Артур, чуть наклонившись вперёд, усмехнулся. Смех уставшего человека, измученного городом и его непониманием. Артуру не было смешно: он ощутил себя загнанным зверем. Готэм отрицал Артура, тогда как Артур мечтал вписаться в эту странную, мучительную картину бытия. Бытия пугающего и порой жестокого, и стать наконец не комедией, не пародией на самого себя, а долгожданной реальностью.

Может, Лизи всё-таки разглядела в нём что-то важное, нужное ей? Может, Готэм и её отрицал?

— Зайдёте?

Он провёл пальцем по двери, ощущая странные, доселе незнакомые, смешанные эмоции, и исподлобья глянул на Лизи.

— Спасибо, но уже поздно, а мне завтра рано вставать, нельзя опаздывать, я стажёр, у меня испытательный срок. Приятно было пообщаться, Артур.

Она вдруг дотронулась, очень легко, почти невесомо, одними подушечками пальцев, до его руки. Нежно провела по коже, и всё это время не отводила от него взгляда. Артур не мог оторвать взгляда от её губ, спрятанных под розовой помадой. Ему нестерпимо хотелось поцеловать Лизи, впиться в неё, прижать к стене и…

— Можно на ты, — предложила она. — Зайди за мной завтра в восемь, сходим в кафе.

Лизи коротко улыбнулась, но глаза не врали: в них стояла особенная вечерняя грусть, так улыбались одинокие, уставшие люди, загнанные в ловушку под названием Готэм.

— Это свидание? — Артур расплылся в улыбке, чувствуя себя мартовским котом на крыше мира, не меньше.

Лизи покачала головой и шаркнула ногой по рваному куску линолеума.

— Нет.

Артур замер, а его сердце отстукивало «да, да, да».

Будто заряд энергии и правда иссяк: потухший взгляд Лизи всё никак не загорался, не вспыхивал жадным горячим огнём. Но она на мгновение смутилась и поправила каштановый хвост, негромко кашлянула и спрятала руки за спину.

— Ну, тогда до завтра, — попрощалась она.

Артур провожал её долгим взглядом, жадно ловя каждое неторопливое движение. Тук-тук, тук-тук, каблучки её чёрных ботинок стучали по полу. Музыку одиночества дополнял шелест юбки, и Артур слушал её, прищурившись и расплывшись в улыбке.

Лизи остановилась на полпути и обернулась, неуверенно поправив волосы. Развела руками и сложила их в замок перед собой, словно извиняясь.

— Мне жаль твою маму. Сочувствую.

Артур щёлкнул зажигалкой, прикурился и выпустил горький дым в коридор. Покачал головой, затянулся ещё раз и улыбнулся:

— Ерунда, уже три месяца прошло. Я до сих пор праздную. К тому же Пенни — моя приёмная мать. К слову, не самая лучшая.

Лизи молча кивнула, похлопала себя по карманам — что-то звякнуло, и она выудила связку ключей. Замок согласно щёлкнул, и Лизи скрылась в квартире.

Артур вернулся в квартиру и прижался спиной к двери. Холодная. Шершавая. Вся ободранная. Он усмехнулся, затягиваясь глубоко и долго. Забавно. Если бы Лизи узнала, что он, Артур Флек, одиночка и псих, задушил Пенни, что бы она сказала тогда? Неважно. Она не узнает. Окурок упал на пол, и Артур раздавил его, оскалившись.

Она ничего не узнает.

***

Лизи включила воду и открыла шкафчик над раковиной. Рецепт настоятельно рекомендовал пить по одной таблетке в день, но Лизи пила по две, и всё равно было невыносимо хреново. Каждый сраный день начинался с желания выйти в окно.

Мучительно долгий день наконец-то подошёл к концу. Тяжёленькая выдалась неделя: Стив, начальник отдела, положил на неё глаз и проходу не давал. Все знали, чем это обычно заканчивалось. Если откажешь, то дорога одна — разгребать претензии, кучи штрафов в личном деле, а в итоге увольнение без зарплаты. Штрафы всё съедят подчистую. А если согласишься и раздвинешь ноги, то легче не станет. Так или иначе, всё равно всё закончится увольнением, потому что Стив берёг свою гнилую репутацию, а ещё пёкся, чтобы о его интрижках не узнала жена. Поэтому поимеет он или нет очередную юбку — всё равно уволит, не даст спокойно работать.

Надо подыскивать новое место, в банке её рабочие дни сочтены. Лизи ненавидела эту работу, ей осточертело целыми днями сидеть на месте, будто она цепная дворняга, которой ничего нельзя.

Сил ни на что не осталось. Ни жить, ни существовать. И как вишенка на торте: она пригласила чудика в кафе. «Боже мой, это я схожу с ума или таблетки спутали мой больной разум?» Наверное, ей просто захотелось ненадолго сбежать из ненавистной квартиры и забыться.

Да, занятно.

Чудик следил за ней, а она ведь шла его отчитать, сказать, что он чёртов извращенец и что на её долю выпало уже вполне достаточно уродов, и ещё одного ей не надо. Но вся шутка в том, что воспитание не позволило нагрубить человеку. О если бы всё было куда проще, Лизи бы вызвала полицию. Смешно, но почему-то смеяться совсем не хотелось. Полиция Готэма не для простых смертных, и Лизи усвоила этот жестокий урок. А вдруг её сосед — маньяк? Лизи сполоснула лицо и усмехнулась. Маньяк, надо же такое выдумать, он же тихий, мама у него долго болела, не выходила из квартиры. Как её звали? Салли? Нет. Бетти? Тоже не так. Пенни! Точно, её звали Пенни. Чудаковатая семейка.

Лизи иногда встречала Артура по вечерам, когда им доводилось в одно время возвращаться с работы. Иногда он, как был, приходил в клоунском гриме, а порой и эту смешную шапку забывал снимать. Дрожь пробирала. Словно не клоун, а демон во плоти. Стоял в лифте мрачный, уголки губ опущены, взгляд отрешённый, но где-то в глубине плескалась не то злость, не то что-то ещё такое. Последние три месяца в Готэме неспокойно, после убийства трёх парней в метро и после трагической гибели комика Мюррея Франклина Готэм стал сам не свой. Люди в клоунских масках разгуливали по улицам, творили бесчинства и создавали новые порядки. До сих пор Лизи везло не попасться этим лавинам людей на пути.

Она выключила воду и облокотилась о раковину. По дну тянулась ржавая трещина, а вокруг паутинками разбегались такие же рыжие разводы. Ничем уже не ототрёшь, надо новую покупать, да только не на что. Увы, зарплата стажёра смешна до слёз, и Лизи приходилось занимать у коллег, чтобы хоть как-то сводить концы с концами, а ведь ещё долги отдавать. Проклятая бездна.

Снизу капнуло, и Лизи закрыла лицо ладонями. Мало того, что раковина треснула, так ещё и подтекать начала.

Ладно, это полбеды. Её таинственный, страшный незваный гость не приходил уже четыре дня. Четыре долгих, странных, полных выматывающего ожидания дня. Сегодня пятый. Может, он наконец оставил её в покое? Нет, вряд ли. Так уже бывало, что некто, именуемый себя Джокером, мог не заявляться подолгу, а последний раз его и вовсе не было целую неделю. И Лизи вздохнула с облегчением, она не глотала горстями успокоительные и даже перестала ходить к психологу. Но потом пришёл Джокер, и втянул её обратно в мрачную безнадёжность. Теперь она знала, что его возвращение — лишь вопрос времени. Джокер отнял у неё жизнь, жажду творить мир вокруг себя, уничтожил её мечты. И сбежать бы во Францию, заедать горе утренними круассанами и забыть, забыть, забыть, но всё упиралось в деньги. У Лизи их не было.