Барабаны Томбалку - де Камп Лайон Спрэг - Страница 9

Он потянулся за ятаганом. Стражники вокруг трона подняли копья. Толстый негр только рассмеялся в лицо разъяренному второму королю.

Конан, протолкавшись через линию копьеносцев, взбежал по кирпичным ступеням на тронное возвышение и бросился между двумя монархами.

— Лучше убери руку с оружия, Зехбе, — проворчал он и повернулся к другому. — Что происходит, Сакумбе?

Чернокожий король хихикнул.

— Даура решил избавиться от меня, послав кучу змей. Ффу! Виперы в моей постели, гадюки в одеждах, мамбы падают с потолка. Три моих женщины умерли от их укусов, не считая нескольких рабов и слуг. Аския узнал у богов, что это дело рук Дауры, и мои люди застигли его врасплох в разгар колдовства. Смотри туда, генерал Конан. Аския только что зарезал козу. Его демоны вот-вот будут здесь.

Проследив взгляд Конана, Амальрик посмотрел на пустую площадку. Перед столбом, к которому была привязана жертва, истекала кровью зарезанная коза. Аския приближался к высшей точке своих заклинаний. Его голос сорвался в визг. Он скакал, как безумный, разбрасывая свои колдовские кости. Дым, курящийся из треножника, стал гуще, заклубился и засиял призрачным свечением.

Тем временем наступила ночь. Звезды ярко сияли в чистом воздухе над пустыней. Теперь же они стали тускло-красными; словно кровавая вуаль закрыла лик восходящей луны. Пламя костров стало ниже и сделалось багровым. Вдруг с неба донеслись хриплые звуки слов, сказанных на нечеловеческом языке. Раздался звук, похожий на хлопанье кожистых крыльев.

Аския выпрямился и стоял неподвижно, с распростертыми руками, откинув назад увенчанную перьями голову, и продолжал читать длинное заклинание из незнакомых слов. Волосы Амальрика встали дыбом, ибо в потоке бессмысленных слогов он уловил трижды повторенное имя «Оллам-онга».

Внезапно Даура закричал так громко, что перекрыл голос Аскии. В мерцающем свете костров, с которым мешалось жуткое свечение, исходящее от треножника и искажающее картину, Амальрик не был в точности уверен, что он видел. Похоже, что-то происходило с Даурой. Он кричал и вырывался.

Вокруг основания столба, к которому был привязан колдун, появилась и растекалась все шире лужа крови. Чудовищные раны покрыли тело Дауры, хотя совершенно не было видно, что или кто их причиняет. Его крики перешли в слабое всхлипывание и затихли, хотя тело его продолжало дергаться на веревках, словно кто-то невидимый терзал его. В темной массе, которая недавно была человеком, блеснуло что-то белое, затем еще и еще. Амальрик в неописуемом ужасе понял, что это обнажаются кости…

К луне вернулось ее серебристое сияние. Звезды снова засверкали драгоценными камнями. Пламя костров по углам площадки взметнулось кверху. Яркий свет озарил скелет, все еще привязанный к столбу, вокруг которого расплылась лужа крови. Король Сакумбе произнес глубоким мелодичным голосом:

— Ну вот, с негодяем Даурой покончено. Что касается Зехбе… Клянусь носом Аджужо, где этот мерзавец?

Зехбе исчез, пока все взоры были прикованы к разыгрывавшейся на площади драме.

— Конан, — сказал Сакумбе, — вызови-ка войска. Не думаю, что мой братец-король не захочет поучаствовать в событиях этой ночи.

Конан вытащил вперед Амальрика.

— Король Сакумбе, это аквилонец Амальрик, мой товарищ по армии. Он мне нужен как адъютант. Амальрик, тебе и твоей девушке лучше остаться с королем, потому что ты не знаешь города, и тебя только понапрасну убьют, если ты попытаешься участвовать в предстоящем сражении.

— Рад встретиться с другом могучего Амры, — сказал Сакумбе. — Запиши его на довольствие, Конан, и… Деркето! Негодяй не терял ни минуты. Смотри!

На противоположной стороне площади возник шум. Конан одним гигантским прыжком соскочил с тронного помоста и принялся выкрикивать приказы командирам подразделений чернокожих воинов. Связные побежали выполнять поручения. Где-то начали гулко и глухо бить барабаны.

На другой стороне площади появился отряд закутанных в белое всадников. Они потрясали копьями и размахивали ятаганами, наступая на толпу чернокожих. Линии черных копьеносцев, прежде чем быть уничтоженными, сбились в бесформенные кучи. Один за другим они падали под ударами сверкающей стали. Телохранители короля Сакумбе сгрудились вокруг возвышения с двумя тронами, один из которых был пуст, а второй занят массивной тушей Сакумбе.

Лисса, дрожа, вцепилась в руку Амальрика.

— Кто с кем бьется? — прошептала она.

— Вон те, надо полагать, афаки Зехбе, — ответил Амальрик. — Они собираются убить черного короля и сделать Зехбе единственным правителем.

— Они не прорвутся к трону? — спросила она, указывая на отряд, пробивающий себе дорогу через площадь.

Амальрик пожал плечами и бросил взгляд на Сакумбе. Чернокожий король, как ни в чем ни бывало, сидел развалясь на троне. Он поднес к губам золотую чашу и хлебнул вина. Кивнув Амальрику, он протянул ему такую же чашу.

— Ты, должно быть, хочешь пить, белый человек. Ты проделал долгий путь и не успел ни отдохнуть, ни освежиться, — сказал он. — Выпей вина!

Амальрик поделился вином с Лиссой. На противоположной стороне площади ржание лошадей, лязг оружия и крики раненых смешивались в дьявольский шум. Повысив голос, чтобы его расслышали, Амальрик сказал:

— Ваше Величество, вы совершенно не выказываете тревоги. Вы или очень храбрый человек, или… — Амальрик прикусил язык и не закончил фразу.

— Или очень глупый, ты хочешь сказать? — мелодично рассмеялся король.

— Нет. Я всего лишь трезво смотрю на вещи. Я слишком толст, чтобы обогнать быстроногого пешего воина, а тем более всадника. Значит, если я побегу, мои люди закричат, что все потеряно и бросятся бежать, а меня схватят преследователи. Тогда как если я останусь здесь, есть неплохой шанс, что… Ага, вот они!

На площади появилось еще некоторое количество чернокожих солдат. Они вступили в сражение. Конница афаки стала проигрывать. Лошади, пронзенные копьями, дико ржали и падали, придавливая всадников. Сильные черные руки стаскивали всадников с лошадей. Дротики выбивали их из седел. Вскоре хрипло затрубили трубы; оставшиеся в живых афаки развернули лошадей и галопом ускакали с площади. Шум постепенно затихал.

Настала тишина, если не считать стонов раненых, которые во множестве лежали на вымощенной плитами площади. Чернокожие женщины выбежали из боковых улиц искать своих мужей среди павших — унести их домой, если живы, или оплакать, если мертвы.

Сакумбе спокойно сидел на троне и пил вино, пока не появился Конан с окровавленным мечом в руке во главе отряда чернокожих офицеров. Они пересекли площадь и приблизились к тронному возвышению.

— Зехбе и большая часть его афаки бежали, — сказал Конан. — Мне пришлось расколоть пару черепов твоим ребятам, чтобы не дать им вырезать всех женщин и детей афаки. Они нам еще могут понадобиться как заложники.

— Отлично, — сказал Сакумбе. — Выпей вина.

— Хорошая идея, — сказал Конан и принялся пить большими глотками. Затем он перевел взгляд на пустой трон рядом с Сакумбе. Черный король проследил его взгляд и ухмыльнулся.

— Ну? — сказал Конан. — Так как? Пустишь меня сесть рядом?

Сакумбе хихикнул.

— Ты не изменился. Куешь железо, пока горячо.

Дальше король заговорил на языке, которого Амальрик не знал. Конан пробурчал что-то в ответ, и они продолжали обмениваться репликами на незнакомом языке. Аския взобрался по ступеням на тронное возвышение и присоединился к разговору. Он говорил неистово, бросая хмурые и подозрительные взгляды на Конана и Амальрика.

Наконец Сакумбе одним резким словом заставил колдуна замолчать и поднял свою тяжелую тушу с трона.

— Люди Томбалку! — воззвал он.

Все, кто был на площади, повернулись к трону. Сакумбе продолжал:

— Коварный предатель Зехбе бежал из города. Теперь один из двух тронов Томбалку пуст. Вы все знаете, какой могучий воин Конан. Вы согласны, чтобы он был вторым королем?

Наступила тишина. Потом раздалось несколько криков одобрения. Амальрик заметил, что кричали всадники тибу, которых Конан возглавлял лично. Крики слились в одобрительный рев. Сакумбе подтолкнул Конана к свободному трону. Толпа разразилась восторженным воплем. На площади, с которой уже унесли убитых и раненых, заново разожгли костры. Снова зазвучали барабаны. На этот раз барабанный бой знаменовал не начало войны, а празднество на всю ночь.