Печать Хаоса - Рейнольдс Энтони - Страница 19

Улкжар был быстрее в движениях и мог дотянуться дальше, но Хрот, хотя и пониже ростом, оказался физически сильнее. Норскиец бился с холодной яростью, Хрот пылал от гнева, наполняя им каждый удар, словно тот должен был стать последним. Улкжар двигался с грацией горного льва, отражая атаки и нанося молниеносные контрудары, словно и впрямь собирался измотать противника и разрубить его на куски, прежде чем тот успеет нанести решающий удар.

Видение озарило мозг Судобаала, и он упал на колени, схватившись за виски. Два воина продолжали биться, не обращая на него ни малейшего внимания. Видение сопровождалось жгучей болью. Ему виделось поле, усеянное трупами. Рушащиеся стены некогда могучего имперского города. Смеющийся демон, вырывающий глаза у мертвеца. Он видел Улкжара и Хрота, сражающихся спина к спине. И кого-то в черной мантии. Это он сам.

Еще там была какая-то фигура, пылающая так, что глазам больно, с обжигающим боевым топором. Сквозь гущу битвы пронеслась черная стрела, направляясь прямо в призрачное подобие Судобаала. Он закричал, но двойник не услышал предупреждения. Он снова закричал – напрасно. Стрела была уже в нескольких футах от затылка своей жертвы, и тут призрак Улкжара выступил вперед, преграждая ей путь.

Видение прекратилось. Кровь текла из носа и ушей Судобаала. Он понял, что все это значило: что бы ни произошло сейчас у него на глазах, Улкжар должен жить, иначе умрет он сам.

Улкжар вонзил один из мечей в бок Хрота, пробив броню и войдя в тело. Пытаясь воспользоваться моментом, он замахнулся другим мечом, целясь в горло кьязака. Это решение оказалось ошибочным, и он попытался отступить, но было уже слишком поздно. Хрот опустился на колено, когда норскиец подался вперед, и топором в воздухе описал угрожающую дугу. Другой меч Улкжара застрял у Хрота в боку, и отражать удар было уже нечем. Выходит, Хрот намеренно допустил, чтобы его ранили.

Топор врезался в живот Улкжара с такой силой, что и лошадь можно было бы рассечь надвое. Лезвие прошло через железо и плоть и ударило в позвоночник, словно в камень. Топор дрогнул: крепкие, как сталь, кости оказались неодолимым препятствием. Норскиец осел на песок, обливаясь кровью.

Две тысячи его подданных замерли. С другой стороны побережья шесть тысяч голосов снова и снова выкрикивали имя Хрота. Все они знали, кто такой Улкжар, и победа их предводителя над ним явно была знаком божественной благосклонности.

Хрот с горящими глазами ринулся прикончить поверженного, но тот уже поднимался на ноги, его раны затягивались. Норскиец, хоть и безоружный, выпрямился и невозмутимо смотрел на победителя.

– Воистину, тебя избрал Кровавый Бог, – сказал он, с поднятой головой ожидая смертельного удара.

Судобаал, шатаясь, подошел и встал между ними. Глаза Хрота полыхнули.

– Прочь с дороги, колдун. Его череп принадлежит мне.

– Его череп принадлежит богам Хаоса, и боги Хаоса требуют сохранить ему жизнь. – Судобаал утер сочащуюся из носа кровь. – У него есть своя миссия.

– Что за бред? – вопросил Улкжар. – Ты превзошел меня, Хрот Кровавый. Заканчивай. Окажи мне эту честь.

– Остановись, кьязак. Не гневи богов. И меня, кстати, тоже.

Хрот боролся с собой. Он хотел отбросить колдуна в сторону и добить Улкжара по праву победителя.

Он резко отвернулся и услышал, как Улкжар его проклинает. Сходя с ума от ярости, он приблизился к стоящим тут же братьям своего противника. Они побледнели и схватились за мечи, но напрасно – мгновение спустя их тела упали на песок в кровавую лужу.

Тяжело дыша, Хрот направлялся к ошеломленным норскийским воинам.

– Вы, подданные Улкжара, теперь под моей властью. Ваша жизнь и ваша смерть – в моих руках. Эй ты! Приведи ко мне по одному человеку с каждого корабля.

Бородатый гигант поспешил исполнить приказ. Вскоре перед Хротом стояли в ряд пятьдесят воинов. Никто не смел встретиться с ним взглядом. Он подошел к крайнему в шеренге.

– На колени!

Тот подчинился, и Хрот без всяких церемоний перерубил ему шею. Следующий. Тот уже приготовился, но Хрот отошел от него и вернулся к Улкжару.

– Улкжар, Охотник за Головами, ты погиб. Твой череп принадлежит мне, и я заберу его. – Он прикусил большой палец острыми зубами и прижал его ко лбу противника. Обожженная плоть зашипела, но тот не дрогнул. Хрот убрал руку, но не отвел глаза. – Ты помечен. Твой череп будет моим.

Хрот с ненавистью посмотрел на Судобаала. Тот выдержал взгляд, но промолчал. Хрот вернулся обратно к стоящему на коленях скелингу и обезглавил его, потом поднял голову за волосы, отбросил к той, что отрубил прежде, и подошел к следующей жертве.

– На колени!

Два часа спустя корабли северян отчалили в ледяное черное море. Взошла бледная луна Манслиб. Хрот стоял на палубе самого большого корабля, скрестив руки на груди. Судобаал и Улкжар стояли рядом. Большая часть обеих армий осталась на берегу ждать их возвращения. Хрот смотрел, как земля исчезает во тьме. На берегу пылал погребальный костер, в центре которого возвышалась груда из пятидесяти голов, и пламя отражалось в их широко распахнутых глазах.

Глава 9

Стефан фон Кессель стоял в своей палатке, раздетый до пояса, перед столиком, на котором находились небольшое зеркало и таз с теплой водой, и осматривал рану в боку. Хирурги сделали все возможное, но кровь никак не останавливалась. «По крайней мере, рана не загноилась», – подумал он. На его груди и животе и так уже хватало рубцов, зато ни одного на спине: это он отметил не без гордости.

Окунув лезвие в теплую воду, фон Кессель начал бриться. Шрамы на лице затрудняли и замедляли процесс. Они уродовали его, и старый Альбрехт как-то вообще усомнился в целесообразности бритья – борода многое скрыла бы. Фон Кессель тогда ответил, что скрывать ему нечего, и вот теперь он думал, так ли это на самом деле.

Каждый раз, глядя в зеркало, он вспоминал о позоре своего деда. Позоре, который придется нести до смертного одра, но он-то хотя бы был жив, а вот можно ли то же самое сказать о его отце? Мать Стефана умерла родами, отец был ослеплен и изгнан за предательство своего отца. Охотники на ведьм обожгли ему лицо и дали тридцать дней, чтобы покинуть Империю навсегда. Если бы по окончании этого срока его обнаружили на имперских территориях, то казнили бы как предателя.

У Стефана не было ни братьев, ни сестер. Он был последний в роду. Милосердный выборщик Грубер, призванный народом Остермарка, не позволил убить Стефана и его отца. Он страстно спорил об этом с охотником на ведьм, который хотел выжечь на корню весь род предыдущего выборщика. Грубер позаботился о Стефане и вырастил его в своем доме. Каждые два года из Вуртбада прибывал охотник на ведьм, он осматривал Стефана, пытаясь найти на его теле следы порчи, и подолгу говорил с ним, проверяя состояние его рассудка. Фон Кесселя спасала лишь его вера в Сигмара.

Прогнав мысли об этом, Стефан закончил бриться и вытер лицо. Он быстро оделся, облачился в доспех, погасил фонарь и покинул палатку. Было уже темно, и лагерь освещали бесчисленные факелы. Капитан направился к шатру Рейксмаршала Тренкенхоффа. Двое рыцарей из легендарного Рейкландгарда несли стражу. При его приближении они кивнули. Стефан подождал снаружи, пока маршал не выйдет, и отдал ему честь.

– Хорошо, значит, встретимся с этими эльфами, – сказал Рейксмаршал, и они пошли по лагерю в сторону руин замка на холме. – Помните, это важные союзники Империи. Они горды и высокомерны, но, повторяю, это очень ценные союзники. Вы же знаете, что без их помощи в Великой Войне нас ждало бы полное поражение. Вы резки и прямодушны, фон Кессель. – Лицо Стефана запылало, он почувствовал себя как в школьные годы. – Я это ценю, но, кроме того, вы легко поддаетесь гневу и часто говорите не думая. Сегодня так поступать нельзя. Эльфы – не люди: у них совершенно другие ценности. Их легко оскорбить, а сейчас мы не можем ставить под угрозу наш союз. Так что, смотрите, что вы делаете, и, ради Сигмара, не говорите необдуманно, – сказал он, приближаясь к воротам. – А лучше вообще поменьше говорите, капитан.