Кошачья история - Подольский Наль Лазаревич - Страница 51

Солдаты, вытянув вверх карабины, дали залп, и добровольцы из публики начали засыпать могилы. Одуванчик стоял и, бормоча что-то, продолжал трясти кулаком.

Народ стал расходиться. Спешат... натыкаются на ограды могил... как бараны, толкают друг друга... улыбаются, блеют... по-козлиному брыкают задами... косолапо топчут песок... оставляют следы кошачьих лап... и среди них чугунный... с ними блеет, с ними толкается, с ними топчет песок...

Смотрят с надгробий надписи... золоченые буквы, имена и чины... фотографии в черных рамках... рельефы из мрамора... черный памятник за оградой... чугунное литое лицо... здравствуй, чугунный... улыбается одними губами... ну и улыбка... спокойная, а сколько жестокости... мое лицо, моя улыбка... не очень-то хорошо я к себе отношусь... убежать бы... нет сил... страшно... тоскливо... сделайте одолжение, не ухмыляйтесь так гнусно...

Ты боишься себя самого. Это предельно глупо. Ты большая глупая птица.

Голос... меня зовут, меня ищут... кто-то идет, это тоже чугунный... поздно, уже поздно бежать... какая тоска... он рядом...

-- Идемте домой, будет дождь.

Юлий... откуда он здесь... галлюцинация... нет, это чугунный... это шутит чугунный...

Хватит валять дурака. Приведи себя быстро в порядок. Перед тобой Юлий, живой и здоровый Юлий.

-- Будет дождь,-- повторил он с мягкой настойчивостью,смотрите, какая туча... Дома вас ждет сюрприз.

Приходи скорее в себя. Слышишь, как с тобой разговаривают? Как с больным или сумасшедшим.

Что я могу поделать... сюрприз... понимаю, сюрприз... я, наверное, должен обрадоваться... обязательно удивиться... забыл... забыл, как это делается...

В нашем доме все окна и двери настежь открыты, на столе в саду чайные чашки... сразу видно, приехали люди... здоровые нормальные люди... за акациец -- тихий смех... я знаю, это Наталия...

-- Я приехала тебя увезти, чтобы ты здесь не остался навеки! -- на лице ее сияет улыбка, а в глазах недоумение и тревога. Говорит она оживленно и быстро, чтобы не дать мне ляпнуть какую-нибудь нелепицу.

-- И сбежим мы с тобой завтра же, а не то нагрянут господа скульпторы, и начнется светская жизнь. Ох, уж эти господа скульпторы! Я нашла им кучу заказов: городу нужны памятники. Но, по-моему, для начала они должны сделать памятник мне!

Юлий ошибся: дождя не было, и мы пили чай под деревьями. К вечеру туча обошла полукругом город и легла черным брюхом на горизонт, приплюснув багровый закат и поглотив заходящее солнце. Город остался во влажном и неподвижном воздухе.

Я старался не подавать вида, что меня пугает этот застой. Недобрая темнота... подслушивает, подглядывает... как много у темноты глаз... как много у нее щупалец...

Наталия смотрела задумчиво и внимательно, как я перед сном запирал наружную дверь и задвижки на окнах, но спрашивать ничего не стала.

Она была утомленной и скоро заснула. Ее тревожили неспокойные сны, она что-то шептала и вздрагивала.

Сам же я спать не мог. За окнами что-то плавало, ползало по крыше, по стенам -- нгевесомое, невидимое и невидящее, но я знал -- реальное, жуткое.

Тонкая оболочка отделяет меня от ужасного... я в батисфере... снаружи скользкие чудища шевелят клешнями и щупальцами; обшаривают окна и двери, хотят вползти внутрь... слепые, безглазые, они ищут щели наощупь... шарят, шарят по стеклам...

За окнами пусто. Все это тебе лишь мерещится. Нервы. Химические процессы в твоем мозгу, и ничего более.

Химические процессы... оказывается, они очень страшные, эти процессы... ходит чугунный по городу, ходит по темным улицам, вдавливает копыта в асфальт... свалится, не звякнув, дверная цепочка... без лязга, сам, повернется засов... отворится без скрипа дверь... и глянет чугунный мерцающими глазами... поползет деловито по полу и стенам безглазая нечисть... потянет ко мне клешни, присоски, щупальца... унесет бесшумно с собой...

Это все -- химические процессы, химические процессы в мозгу,-- повторял я, как заклинание, но это не помогало, и я лежал, затаившись под одеялом, пока перед рассветом по стеклам не захлюпали капли дождя, и страх не исчез.

Я попробовал разбудить Наталию, но она, глянув с сонным испугом, зарылась лицом в подушку.

Спать все равно не хотелось, и было тоскливо. Вот сбылись все мечты -- военные машины завели свои рычащие двигатели, засветили мощные фары и уехали туда, где существовали раньше. Сбылась и моя мечта: вот рядом со мной Наталия, и она здесь ради меня, и мы вместе уедем отсюда. И это тоже всего лишь химические процессы в мозгу.

Наступило серое утро. Холодный ветер раскачивал ветки деревьев, и все время моросил дождь.

Я собирал по дому и укладывал свои вещи, и Наталия мне помогала. Потом мы пошли к Юлию, чтобы с ним попрощаться. Он сидел перед печкой на стуле и помешивал кочергой ворох горящей бумаги.

-- Жгу свои рукописи,-- пояснил он с любезной улыбкой,-как Николай Васильевич Гоголь... Скучно на этом свете, господа.

Он решил ехать с нами, и это не показалось мне странным.

Автобуса не было, но Юлий нашел для нас частный автомобиль.

За окошками плыла мокрая степь, и о днище машины тарахтела щебенка. Иногда в поле зрения вплывали дома. И заборы, и беленые стены сверху донизу были увешены золотистыми табачными листьями, и казалось, в этих домах должны обитать люди, тоже одетые в гирлянды табачных листьев.

Путь прошел незаметно, и к поезду мы успели за полчаса до отхода. А дальше уж так получилось, что вместе мы добрались лишь до Москвы; там у каждого вдруг нашлось неотложное дело, и мы, все трое, разъехались в разные стороны. Но это уже к кошачьей истории отношения не имеет.