Рождественское предложение миллиардера (СИ) - Джеймс Виктория - Страница 33

Он не знал, что делал там, но знал, что это связано с принятием его семьей случившегося, с тем, каким ребенком он был, и движением в будущее. Ему пришло время отпустить это, являющееся катализатором для его отдаленности и проблем с семьей и братом.

Запах чистящих средств заполнил его нос, глаза наткнулись на группу детей, сидящих и слушающих читающую им женщину. Там было большое рождественское дерево, дети сидели на ковре, а женщина была похожа на волонтера. Его внутренности сжались, и волна жара прошла через него, когда он сфокусировался на детях, головы некоторых были обмотаны этими треклятыми шарфами. Он ходил выбежать оттуда, как на беговой дорожке. Но он убегал всю свою жизнь, подальше от эмоций.

Он не понимал, что заставило его туда прийти. Возможно, дело было в потере Элли, или потому что ему стало плевать на сделку по недвижимости. Он не знал... ничего, кроме того, что скучал по Элли больше, чем по чему-либо или кому-либо в своей жизни. И он знал, что если у него и был мельчайший шанс вернуть ее, то ему придется разобраться со своим прошлым. Так что, вот чем он занимался там. Он должен был разобраться с тем ребенком, которым был. Ему не нравилось встречать со всем этим: с воспоминаниями, со страхом.

Он подошел к детям у ели, прислушиваясь к мягкому голосу волонтера, пока она читала «Ночь перед Рождеством». Ее голос был мелодичным и идеально следовал ритму, ее улыбка была успокаивающей, когда она смотрела на детей. Он проглотил комок в горле, вспоминая, какого было сидеть здесь на ковре перед Рождеством. Или лежать в его палате, размышляя, найдет ли его там Санта. Он вспомнил письмо, которое отправил ему, оставив его новый, временный адрес. Маленькая девочка со светлыми голосами рассмеялась, и звук проник в него, возрождая следы смеха Кары, вознося на поверхность воспоминания о ней.

Он убедил и Кару написать письмо Санте. Рождественским утром, от проснулся, увидел сестру, кладущую подарки у его кровати и понял, что обречен. Если не было Санты, то его желание не исполнится. Его родители не верили в высшую силу, он не молился ни секунды в своей жизни. В тот момент он осознал, что был сам по себе. Он прибежал в комнату Кары, найдя ее все еще спящей, лишь один подарок был рядом с ее кроватью. Поэтому он взял плюшевого медведя и игрушечный пистолет из своей кучи и положил для нее. Он сидел рядом с ней, пока она спала, и думал, что не скажет ей, что Санта был ненастоящим, что однажды он женится на ней, когда они будут взрослыми и здоровыми. Пока же, он научит ее стрелять из игрушечного пистолета. Это было последнее Рождество, когда он ее видел.

Ладонь на его руке выдернула его обратно в настоящее, и он посмотрел на пожилую медсестру. Ему понадобился момент, долгий момент, но пробежавший по спине холодок и волна мурашек сказали ему, кем она была. Ее поблекшие голубые глаза все еще блестели и содержали больше тепла, чем горячий шоколад.

— Я надеялась увидеть тебя сегодня. Я знала, что ты придешь, — прошептала она, все еще не убирая руку.

Он не мог говорить, потому что в его горле застряли все слова, которые он не мог озвучить, не знал, как выразить. Вместо этого, он наклонился и обнял женщину, которая проявила к нему больше доброты, чем собственные родители. Ему пришлось зажмуриться, пока он прижимал ее к себе.

— Сестра Энни, — наконец выдавил он.

Она отстранилась, сияя и держась за его руки.

— Посмотри на себя, совсем взрослый. Я верила, что ты придешь увидеться со мной и знала, что ты станешь сердцеедом.

Он улыбнулся через силу. Да, он был сердцеедом. Он поглотил сердце такой милой женщины как Элли и за это ему придется покаяться.

— У меня есть подарки, которые я хотел оставить.

Она посмотрела на тележку за ним и кивнула.

— Я помогу тебе разложить их под елкой, но когда мы закончим, ты обязан купить мне кофе и рассказать все о своей жизни.

Полчаса спустя он сидел напротив Энни в столовой. Они нашли место у окна, и она закончила показывать ему фотографии своих внуков.

— Счастливые дети, — сказал он, улыбаясь.

Она сделала глоток кофе.

— Почему бы тебе не рассказать о себе, Итан? Вижу, никакого обручального кольца. Я думала, ты будешь уже женат с кучей детей.

Он покачал головой и отставил кофе.

— Это было не совсем моим приоритетом.

— Хмм... насколько я помню, у тебя не было проблем с предложениями или отказом принимать «нет» за ответ.

Да, вот только он разозлил единственную женщину, который готов был сделать предложение.

— Что ж, я нашел себе кого-то, но, эм, я не уверен, что смогу сделать так, чтобы все получилось.

Она наклонилась вперед и посмотрела на него тем же взглядом, которым одаривала тех, кого подозревала в краже желе.

— Не сможешь или не хочешь?

Он отвел от нее глаза и сфокусировался на рождественском дереве пред окном.

— У нее есть... идеалы...

— Обычно это черта, которой люди восхищаются, — сказала она, нахмурившись.

— Знаю, она напоминает мне тебя.

Она помахала перед ним пальцем.

— Не пытайся очаровать меня лестью. Расскажи, что ты сделал, чтобы я могла привести тебя обратно к ней, Итан.

Он рассмеялся и застонал одновременно. Он посвятил ее в подробности, касающиеся соревнования его отца, после чего она очень долго сидела молча.

— Ты говорил со своим отцом о том, что это будет значить для тебя? Для Элли?

Он предполагал, что она тоже не поймет.

— Это не имеет для него значения, Энни. Бизнес и личная жизнь не смешиваются.

— Тогда что ты чувствуешь? Чувствуешь, что сделал правильный выбор? Ты солгал женщине, которую сильно любишь, подружился с детьми из приюта, и затем ударил в спину их всех, поставив свои нужды превыше всего. Как для тебя все сложилось, Итан?

Он провел руками по лицу.

— Черт, Энни, ты осталась той еще сложной женщиной.

Она бросила в него печеньем.

— Тебе стоило прийти ко мне раньше, я бы направила тебя на правильный пути до того, как ты все испортил.

Он откусил брошенное в него печенье, даже не наслаждаясь вкусом. Он ничего не наслаждался без Элли. Он скучал по ней в своем доме, в своей постели; скучал по возможности навещать ее в приюте. Он был чертовски несчастным.

— Пройдись со мной, и потом мне надо вернуться на смену.

Они вышли из лобби через передние двери. Шел снег, день был темным и мокрым. Энни была словно из стали, едва ли дрожала, пока шла к тихому месту рядом с высокой елью.

— Нет ничего лучше снежного дня, предвкушения Рождества в воздухе, — сказала она, глубоко вдыхая и смотря на небо. Итан не хотел говорить ей, что это была отвратительная погода, несмотря на время года. Он засунул руки в карманы.

— Ты помнишь молитву? — спросила Энни после нескольких минут наблюдения за проезжающими машинами.

Его сердце рухнула вниз. Он кивнул.

Она повернулась к нему с уверенным выражением лица.

— Тогда скажи ее.

— Сказать, что?

— Слова.

— Сейчас?

Она кивнула, и он хрипло вздохнул.

— Энни...

— Итан.

— Боже, даруй мне спокойствия принять вещи, которые я не могу изменить, смелости изменить те, что могу, и мудрости отличить одно от другого.

Она долго ничего не говорила, блеск появился в ее глазах. Он попробовал прочистить горло; он знал, что они оба думали о той ночи, о Каре. Энни прочитала ему эти слова тогда. Он никогда не произносил их вслух.

Она взяла его за руку. Он мягко сжал ее, подмечая, насколько более хрупкой она была теперь, чем, когда он был ребенком.

— Загладь свою вину, Итан. Не потеряй ее.

Воскресный бранч с его родителями за неделю до Рождества; он войдет в книги рекордов. Возможно, часть него никогда в действительности не хотела знать. Может, части него было удобнее не знать и не чувствовать.

Он глотнул апельсинового сока, смотря на своих мать, отца и брата на другом конце стола.

— Готов к завтрашней презентации, Итан?