Обреченные стать пеплом - Dar Anne - Страница 15

Я помолчала несколько секунд, после чего попыталась максимально аккуратно спросить:

– Мы ведь избежим рецидива?

– Избежим, – слишком самоуверенно ответила Миша, на что я не смогла не обратить её внимание.

– Ты так в этом уверена?

– У меня есть гарантия…

– Гарантия? – мои брови удивлённо поползли вверх.

– Об этом я расскажу тебе позже, – Миша сдвинула брови, точь-в-точь как иногда это делала я, после чего посмотрела на меня моим же внимательным взглядом. – Ты когда-нибудь слышала о Паскале Фримане, учёном-астрономе, благодаря трудам которого недавно в Австралии создали сверхмощную базу для изучения космического пространства? Недавно сороколетие отметил, но, боюсь, в одиночестве, так как всю свою жизнь посвятил науке, случайно или специально забыв обзавестись семьёй.

– Слышала о нём, но только однажды, так что ничего не могу тебе о нём сказать, – спокойно пожала плечами я.

– А помнишь Трумана Торнтона?

– Торнтоны жили на соседней улице, – сдвинула брови я, не понимая, к чему сестра ведёт весь этот странный разговор. – Труман был средним из трёх сыновей? Все голубоглазые, смазливые блондины, копии своего отца. Если не ошибаюсь, Труман был старше Джереми на два года… Если честно, ничего о Торнтонах не знаю, мы ведь даже толком не общались. Да и они пару лет назад продали свой дом и перебрались куда-то в Юго-Западную Англию, если я не ошибаюсь. С тех пор я о них ничего не слышала.

– Что ж, я тоже…

– И как же Паскаль Фриман и Труман Торнтон связаны между собой? – я заинтересованно посмотрела на сосредоточенное лицо сестры.

– Первый – отец Жасмин, второй – Мии, – невозмутимо произнесла Миша.

От услышанного я растерялась. Лишь спустя секунд тридцать взяв себя в руки, я вспомнила, что должна что-то ответить, поэтому произнесла первое, что пришло мне в голову:

– Все убеждены в том, что ты не знаешь, кто отцы твоих детей, но я всегда подозревала, что ты попросту скрываешь эту информацию.

– На самом деле я знаю наверняка. Фриману было тридцать три, для него я была ещё девчонкой, но он не смог устоять перед моей красотой, тебе ли не знать её силу, – красноречиво посмотрела на меня сестра. – Это произошло между нами всего лишь трижды, после чего он вынужден был уехать в Австралию, чтобы руководить постройкой той самой космической базы, которую он успешно открыл полгода назад. На момент зачатия Жасмин у меня больше не было других половых партнёров, так что с вопросом её биологического отца у меня не возникло сомнений. С Торнтоном же всё оказалось ещё проще. Мы это сделали всего один раз и без предохранения. Конечно, до рождения Мии у меня ещё могли быть сомнения. Вдруг это не Труман Торнтон, а Шедоу Джеймс или Роувер Барджман, у которых могли порваться презервативы, но после рождения девочки у меня не осталось сомнений. Голубоглазая блондинка не могла родиться ни от темнокожего Джеймса, ни от черноглазого брюнета Барджмана. Только от голубоглазого блондина Торнтона.

– Логично, – продолжала хмурить лоб я. – Теперь понятно, почему IQ Жас шкалит, и почему Мия такая миленькая на мордашку. Но почему ты вдруг решила мне об этом рассказать?

Прежде чем ответить, Миша немного подождала.

– Я кипела в чане боли, – начала она. – Ты даже не представляешь, через что я прошла. Моя рука дрогнула раньше, чем это сделала твоя, но ты этого, слушая мою скрипку, до сих пор не слышишь. Я никогда для тебя не фальшивила. По крайней мере в игре. Но не потому, что это правда, а потому, что это правда только для тебя. Таша, ты не могла мне помочь. Я этого не хотела. Как сейчас не хочешь ты, чтобы тебе помогла я или кто-либо другой. Я просто хочу тебе кое-что напомнить. Обещание, которое я дала тебе о том, что больше так не будет. Что бы ни случилось, я пообещала, что каждый день буду сильнее тебя и ты меня не победишь. Помнишь, что ты мне на это ответила?

– Вызов принят, – коротко и твёрдо отчеканила я.

– Что ж, я напоминаю тебе, что ты приняла вызов. Теперь ты просто не можешь позволить мне выиграть, а я не могу позволить себе проиграть. Играем.

– Играем, – уверенно посмотрела в огромные зелёные глаза старшей сестры я.

Глава 13.

Миша.

Неидеальный, зато только мой, супергерой.

В мой второй день пребывания в реабилитационном центре я в одном купальнике сидела на шезлонге напротив бассейна и жмурилась от солнечных зайчиков, отражающихся от воды и бегающих по моему лицу. Мы находились в крытом помещении, и всё равно день был слишком солнечным и тёплым, чтобы вспоминать о том, что до лета ещё далеко.

Тогда я впервые его заметила. Он сидел всего в каких-то паре метров от меня на таком же шезлонге. Поняв, что он наблюдает за мной, уже спустя полчаса я не выдержала и, постаравшись максимально невозмутимо подняться, покинула пределы искусственного пляжа.

В этом месте все были странными и измученными одновременно, но этот персонаж показался мне более странным, нежели измученным.

Вечером следующего дня мы вновь повстречались, на сей раз у барной стойки. Он исполнял роль бармена, хотя им не был. Я уже хотела пройти мимо, но он заметил меня.

– Сегодня у нас большой и неизменный ассортимент безалкогольных коктейлей, – произнёс он, продолжая спокойно протирать стеклянные бокалы белоснежным полотенцем. – Советую “Шмель” или “Сейдж романс”, только если ты не предпочитаешь милкшейки. Тогда лучше взять “Алые паруса” в кувшине.

– Выбираю “Шмель”, – уже садясь за барную стойку, ответила я.

– Брэм Гир, – представился мужчина с недельной щетиной, протянув мне руку, которую я спокойно пожала. – Тридцать лет, алкоголизм.

– Миша Палмер. Двадцать четыре года, алкоголизм, токсикомания, наркомания, банальное курение.

– И как ты только дожила до двадцати четырёх?

– Сама удивляюсь. А ты как докарабкался до третьего десятка?

– Если я и мог сдохнуть, то только от трудоголизма.

– А как же алкоголь?

– Думаю, полтора года запоя едва ли могут убить взрослого мужика.

– Полтора года… У меня стаж побольше, – поморщилась я, вдруг осознав, что мне здесь придётся куда тяжелее, чем моему новому знакомому.

Явно не обделённый внешними данными, голубоглазый с карамельными волосами средней длинны, он мог быть алкоголиком лишь непродолжительное время, но не более того. Слишком крепкий физически и, судя по взгляду, достаточно волевой, он просто не мог оставаться рабом хотя бы одной вредной привычки. Очевидно, что в его жизни, как и в моей, что-то когда-то сломалось, вот только его путь к принятию своей “сломанности” и её лечению оказался короче, чем мой. Повезло.

С этого вечера мы стали общаться. Долго, упорно, каждый день. Брэм попал сюда на две недели раньше меня, и тот факт, что за две недели он не почувствовал особого облегчения, меня не воодушевлял, но не долго. Вскоре я поняла, что банального воодушевления, даже если бы оно исходило со стороны, мне будет недостаточно.

Во второй половине марта я отказалась от встреч с родными. У меня началась настолько тяжёлая, невообразимо болезненная ломка, что кроме своего лечащего врача и Брэма Гира я больше не могла выносить чьё-либо общество.

…Накануне меня трижды стошнило и я перенесла вновь резко поднявшуюся, и сбитую медикаментами температуру. Сил на прогулку в первый день апреля, солнечный и тёплый, отчего болеть было ещё обиднее, у меня попросту не осталось. Всё утро я провалялась в постели в позе эмбриона, в обед так и не смогла затолкать в себя больше пяти ложек куриного бульона, которые к вечеру я успешно извергла из себя вместе с медикаментами, которые мой организм отвергал, словно опасную заразу. Ощущение, будто я умираю, стало ещё более явным, когда я услышала, как одна из медсестёр сообщила моему лечащему доктору о том, что мой организм стоит на грани истощения, и они ничего не могут с этим поделать. Моя воля была достаточно сильна, чтобы я могла бороться со своей ломкой, но я начала умирать не от ломки, а от голодовки, которую объявил мне мой организм в ответ на моё нежелание поставлять ему наркотические вещества. Это было ужасно.