Заметки на полях (СИ) - Криптонов Василий - Страница 23

19

Аня вошла в кабинет, закрыла дверь и уселась за свой стол. Внимательно меня осмотрела, кивнула и сняла очки. Я тоже кивнул, всем своим видом выражая одобрение.

— Итак, Семён. О чём бы ты хотел мне рассказать?

Я поёрзал на стуле, размышляя. Мне, честно говоря, ни о чём ей рассказывать не хотелось. Я бы купил ей алкогольный коктейль, и пусть себе щебечет, а потом… Ну, потом — да…

Однако у нас тут сеанс психоанализа, и психолог — Аня.

— Не знаю, — поморщился я. — Может, просто помолчим, глядя друг на друга? Сближает.

— А может, ты хочешь, чтобы я тебе что-то рассказала?

Ох ты ж. Сильный ход!

— Это можно, — кивнул я.

— Давай тогда так: вопрос тебе, вопрос мне. Отвечаем честно. Идёт?

— Идёт. Кто первый?

— Ну, кто у нас джентльмен?

Я махнул рукой, предлагая Ане стартовать. Она улыбнулась:

— Спасибо. Итак, Семён, расскажи, что интересного с тобой произошло с момента нашей первой встречи?

— Ну… Всякое было. Есть один пацан в классе, которому я тоже насовал немного. Но он заявлять не стал, он — правильный пацан, если вы понимаете, о чём я. За него вписалась пара отморозков и позавчера они меня нехило так отоварили. Я, само собой, разозлился. Ну, вы должны понимать, что это такое — подростку явиться домой избитым. На фоне общей нестабильности. Вынос мозга гарантирован. В общем, я психанул и сказал, что донесу на этих уродов. Они вернулись… И если бы не Гоша, мы бы сейчас с вами не разговаривали.

— Гоша — это…

— Друг. Одноклассник. Он мне помог. А теперь эти утырки точат зуб на нас обоих. За себя-то мне не страшно, а вот Гошка… Для него всё это серьёзно ведь. Ну, подростковые загоны, социальная иерархия, всё такое. Не знаю, что и поделать. Проще было мне там сдохнуть — и концы в воду.

Аня что-то записала и посмотрела на меня с сочувствием.

— Больно?

— Мне двенадцать лет, господи. Заживёт, как на собаке. Больно — это когда приходишь поздно вечером домой с сорванной спиной, а на столе тебя ждёт записка: «Прощай, я ушла». А это — просто гоповские разборки.

— То есть, ты принимаешь близко к сердцу только то, что твой друг может пострадать?

— Ага, — кивнул я.

Аня сделала ещё одну пометку в своём красивом блокноте.

— И всё? — спросила она. — Больше ничего?

— Встречался с Катей. Сегодня вечером у нас, типа, свидание.

— Поздравляю, — улыбнулась Аня.

— Да ну… Знаете, я ведь свою первую юность попросту в унитаз спустил: где-то боялся, где-то стеснялся. Теперь не могу представить, как это: свидание в двенадцать лет. Ни тебе выпить, ни хотя бы просто с «Колой» посидеть… Сидеть-то негде в этом дурацком посёлке. Нет, вроде там есть какое-то кафе, но, во-первых, денег нет, во-вторых, там вечером по-любому всякая нечисть собирается, а в-третьих… В-третьих, мне почему-то кажется, что Катю такие вещи не интересуют.

— А что её, по-твоему, интересует?

— Понятия не имею. Нет, ну вы на меня посмотрите! Что вообще во мне может интересовать девчонку? Жалкое зрелище. Девчонки-то сами по себе интересны, по своей сути. А вот парень, пока он не начал зарабатывать, существо бесполезное.

Аня хмыкнула, покрутила пальцем очки на столе.

— Если после всего-всего Катя согласилась на свидание…

— Она сама предложила.

— Тем более. Значит, интерес уже есть. Возможно, она, как и я, хочет тебя разгадать.

— Не… Это херня какая-то. — Я, шумно выдохнув, откинулся на спинку стула и запрокинул голову, посмотрел в потолок. — Я не из тех, кто интересничает. Хотите меня разгадать? Вот вам разгадка: я родился, дожил до тридцати одного года и выпрыгнул с балкона восьмого этажа. Но на том свете мне навязали второй шанс и послали сюда, в этот грёбаный восьмой класс. Я на этом, к слову, не настаивал. Вот и всё. Во мне нет ничего интересного. Я даже про загробный мир рассказать не могу, потому что это будет звучать, как бред наркомана.

Аня поспешно делала записи. Я вежливо подождал, пока она зафиксирует основные тезисы, и спросил:

— А почему у вас нет парня?

Авторучка дрогнула. Аня подняла на меня взгляд.

— Прошу прощения?

— Наше соглашение: по одному вопросу на рыло, помните?

— А… Ну да. С чего ты взял, что у меня нет парня?

— Видно же, — пожал я плечами. — Не знаю, как объяснить. Вы какая-то «неразделённая». Если и есть кто-то, то всерьёз вы его не воспринимаете. В прошлый раз, когда пошла тема секса, вы могли бы сказать, что у вас есть парень, но даже не подумали об этом.

Аня слегка покраснела. Откашлялась.

— Ну… У меня не складываются отношения, — сказала она, глядя в окно.

— Почему? Одни дебилы кругом?

— Ага, — улыбнулась она вдруг и озорным девчоночьим взглядом посмотрела на меня. — Одни дебилы. «Покупатели»! Иногда «читатели» попадаются. А я, может, всю жизнь «писателя» ищу.

— О-о-очень непрофессионально, — покачал я головой. — Так за здорово живёшь вскружить голову несчастному мальчишке…

— Мы договорились об искренности, а не о профессионализме, — парировала Аня. — Я правду сказала. Мне ни разу не повстречался в жизни писатель, человек, который не требует чего-то от других, а сам даёт. Создаёт — и дарит.

— Это я, по-вашему, такой? — вскинул я брови.

— А я про тебя слова не сказала, — лукаво улыбнулась она. — Моя очередь! Почему ты согласился пойти на свидание?

Я молчал. Вопрос был, собственно, очевидный, я его предвидел, но как ответить — не знал.

— Что вы хотите услышать? — поморщился я. — Что я люблю Катю? Ну хрен бы с ним — люблю, если вам так хочется.

— Я хочу правду, — нахмурилась Аня.

— Кто б её знал, правду… Ну… Нет, на самом деле, я не думаю, что это любовь. Скорее — желание любви, потребность в любви в более широком смысле, чем это обычно понимают. Ну, знаете, как в песне Гражданской Обороны: «Заглядывать в чужие окна, пытать счастливые дома: а вдруг всё то, что ищем, прямо где-то здесь смеётся, например, внутри зеркально-новогоднего фонарика… Вселенская большая любовь — моя секретная калитка в пустоте…»

— Гражданская Оборона? — удивилась Аня.

— Ага. Знаете?

— Группу — да, песню — нет. Что-то совсем не в их духе.

— А, — сообразил я. — Так правильно, её только через три года запишут. Постойте! — Я вскочил с тяжело колотящимся сердцем и уставился на опешившую Аню. — Это что же получается, Летов — жив?!

— Насколько мне известно…

Я издал громкий восторженный вопль, Аня вздрогнула, но мне было не до приличий.

— На этот раз я не облажаюсь! Не-не, я не обосрусь, клянусь сердцем!

— Семён, ты о чём?..

— Когда мне было лет восемнадцать, «Гражданская Оборона» приехала в Красноярск, я как раз там жил. Но я не пошёл на концерт, потому что потратил деньги на подарок одной девчонке… Подумал, мол, в другой раз… А потом Летов умер, и другого раза не наступило уже никогда. Но теперь хрен я такого дурака сваляю. Нет уж! Надо начинать копить деньги уже сейчас.

Сияя от счастья, я шлёпнулся на стул.

— Так о чём мы говорили? — спросил я. — А, да, любовь. Так вот. Почему я встречаюсь с Катей? А почему взрослые мужики смотрят японские подростковые мультики? Да потому, что своя, настоящая молодость безвозвратно проё**на, и на этом месте — пустота. И её до смерти хочется заполнить чем-то чистым, чем-то настоящим. Какой-нибудь милой девочкой с огромными, открытыми миру глазами, которая улыбнётся и скажет: «Аригато», или, там: «Гоменасай». В этом и причина: Катя — суррогат жизни. Я даже рад, что меня отстранили от занятий, потому что Катя объективно не самая красивая девчонка в школе. Что если я, немного оправившись, переключусь на другую? Скотство. И гнусно по отношению к Кате. Сейчас всё идеально.

Аня почеркала в блокноте и, откашлявшись, сказала:

— Итак. Поправь меня, если напутаю. Тебе тридцать один год, ты вернулся в прошлое после самоубийства и в отношениях с Катей ты ищешь ощущения невинной и искренней любви.