Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Заметки на полях (СИ) - Криптонов Василий - Страница 20


20
Изменить размер шрифта:

— Да я тебя… — Коля рванулся ко мне, но Рыбин его придержал за плечо. Сам шагнул вперёд, сунул руку в карман.

— Слышь, я не понял, — понизив голос, сказал он. — Ты чё, красный, что ли?

«Красными» у нас называли тех негодяев, которые доносили на тех, от кого получали п**ды. Откуда пошло — понятия не имею. Может, от коммунистов.

— Надо было сразу такими вещами интересоваться, — развёл я руками. — Подойти и спросить: «Сёма, а вот если мы тебя отп**дим, ты напишешь на нас заявление? Нас папы и мамы за это ремнями отхерачат по жопам?». А я бы сказал: «Ну разумеется, а как может быть иначе!». Что ты на меня смотришь так, будто сейчас обсерешься, Рыба? Бери пример с Гриши — вот пацан правильно вопросы решает. Ни одного удара, а на целых две недели мне жизнь испортил. Цивилизованно надо, а не вот это вот всё. — Тут я опять сплюнул кровью и сматерился. — Хоть бы рожу не трогали, дауньё безмозглое. Бить не умеют, разговаривать не умеют, убивать боятся… На кой хер вы вообще живёте, недоделки?

Тут Рыба вынул из кармана нож-«бабочку» и ловким движением его раскрыл. Волнистое лезвие хищно уставилось мне в живот.

— Я тебя сейчас похороню тут, слышь, — прошипел он.

— Другой разговор. — Я рванул молнию на куртке, широко развёл полы в стороны и шагнул навстречу. — Сердце слева. Между рёбрами смекнёшь, куда бить? Ударишь в живот — я сразу не сдохну. Ты перессышься, как сучка, и убежишь, а я доползу до ближайшего телефона и позвоню ни х*я не в скорую, а твоему будущему арендодателю.

Тут я блефовал. Потому что, чисто гипотетически, Рыба мог ударить мне в печень, и тут уж я никуда не поползу. Хорошо, если под себя навалить успею заживо.

Моя стратегия отработала на две трети. Игнатьев и безымянный гопник струхнули, поняв, что переговоры зашли слишком далеко.

— Рыба, слышь, ну его на фиг, — промямлил безымянный.

А вот Рыба… Нечасто мне приходилось встречать таких. Глядя ему в глаза, я понимал, что этот ублюдыш ни перед чем не остановится. Я все его ходки уже сейчас мог ему предсказать. Нет, это не пацан, играющий во взрослые разборки, это — самая настоящая отморозь, уголовник. И вряд ли за Игнатьева он вписался просто так, по-братски — Игнатьев был совсем другого разлива. Либо он ему заплатил, либо… Либо заплатит.

Рыбьи глаза медленно налились кровью. Мне сделалось немного страшно, но где-то в глубине души зародилось и расправило крылья сладкое чувство: «Наплевать». Эта волшебная птица-наплевать радостно полетела навстречу солнцу, напевая свою незатейливую песенку. Я уже мёртв. Этого не отменить и не изменить. И, если уж у живых есть такое дерьмо, как «танатос», то у меня оно проявляется во сто крат ярче. Я всегда буду рваться туда, на ту сторону, куда меня не пустили, завернули на полпути, вновь швырнув обратно. Так же, как не пускали и швыряли всю жизнь.

Рыба отвёл назад руку с ножом.

— П**дец тебе, сука, — сказал он.

Я улыбнулся, стоя в позе террориста, демонстрирующего развешанную на нём взрывчатку. Ну… Свершись, правосудие!

И правосудие свершилось. Musor ex machina — вот как я потом это обозвал. Потому что на голову Рыбе вдруг посыпался целый дождь из картофельных очисток, фантиков от конфет, консервных банок и прочего говна, которое мы обычно, не вдаваясь в подробности, именуем мусором.

Рыба далеко не сразу осознал происходящее. Когда он втянул голову в плечи и попытался посмотреть вверх, было уже немножко поздно — в рожу ему полетело прицельно пущенное ведро. Нет, не пластиковое гомосячье ведёрко из будущего. А настоящее суровое железное ведро, к тому же тронутое антуражем ржавчины.

— Беги! — заорал Гоша, стоявший на верхней площадке бункера.

Раздался железный звук удара. Рыба сложился, как оригами, по которому хлопнули ладонью. Игнатьев и безымянный хрен, абсолютно деморализованные, стояли на месте. А Гоша, вскочив на перила, прыгнул…

Наверное, он имел в виду трюк в духе голливудских боевиков. Рядом с бункером росло дерево, и Гоша попытался в него вцепиться. Но он облажался сразу по двум пунктам. Во-первых, хряпнулся в дерево рожей и всем телом, что отняло у него драгоценное мгновение. Когда это мгновение прошло, вцепляться было уже поздно — началось падение, надо было уже сгруппироваться. Но Гоша попробовал вцепиться, и я непроизвольно зашипел, представив, как кора обдирает ему кожу на ладонях до мяса. Надолго его не хватило. Он с криком повалился на землю, да так там и остался, вяло подёргиваясь. Спаситель херов… А я — «беги», конечно. Сто очков Гриффиндору.

Рыба поднимался, ошалело вертя головой. Нож лежал в полушаге от меня. Я сделал этот полушаг, подобрал «бабочку». Подобрал ведро, перевернул и с размаху набросил Рыбе на бошку, потом от души пнул по нему — туда, где должно было быть лицо. Ботинки на мне были хорошие, с жёсткой подошвой. Из ведра раздался сдавленный вой, Рыба полетел обратно на спину.

Я поднял взгляд на двух оставшихся, показал им нож и негромко сказал:

— Исчезли.

Они и исчезли. Настоящие друзья, братаны по жизни.

Был небольшой соблазн выпотрошить Рыбу и загреметь уже серьёзно, потестить тёмную сторону жизни, но я сложил нож, сунул его в карман и отправился поднимать Гошу.

— Ты как там оказался, герой-мусорщик? — вздохнул я, когда поднял его и увидел, что вся правая половина лица Гоши превратилась в сплошную царапину от коры.

— Я мусор выносил, — шмыгнул он носом. — А тут вы…

— Идти можешь?

Он шагнул и тут же чуть не упал.

— Нога…

— Руку давай. — Я закинул его руку себе на плечо, и мы поковыляли к его дому. Бетонному. Двухэтажному. — Эх, Гоша…

— А чего?

— Да ничего. Отважный ты пацан, вот что. И чего тебе девки до двадцати лет давать не будут?..

17

Дома у Гоши было спокойно и тихо. Домашних животных породы «родители» не было — они где-то работали. Была только одна полупарализованная бабка, которая, сколько я себя помнил, лежала на диване и должна была умереть через год-другой.

— Гоша? — крикнула она из комнаты, пока мы разувались. — Ты?

Всегда она так кричала, таким вот перепуганным голосом, как будто всё ждала, что придут грабители вместо Гоши и изнасилуют.

— Я, баб, — буркнул в ответ Гоша и поплёлся в ванную. — Сёмка со мной.

Я топтался в прихожей. Не нравилось мне здесь. Вот совсем. Этот затхлый старческий запах, смешавшийся с запахом чужого жилища. Эти обои, отстающие от стен. Эти плетёные выцветшие половички, как в дачном домике. Нищета Гошиного семейства меня угнетала…

Нет, я не ханжа и не сноб — когда-нибудь запомню, что эти слова обозначают, — но бедность бедности рознь. К одним людям приходишь, и там — голые стены, матрас на полу. А ощущение такое: ну, живёт себе человек и не парится, не надо ему ничего больше. А вот тут… Вроде и вещи всякие есть, и уют создавать люди пытаются, а всё одно — неприятно. Как будто каждый кубический сантиметр пространства кричит: «Смотри, как мы стараемся выглядеть достойно!». От этих вот стараний и тошно делается.

Бедность — это, наверное, состояние души в первую очередь. А ведь если разобраться, то вряд ли Гошина семья беднее моей. У него хоть двое родителей вкалывают, а у меня — одна мать.

Из ванной слышался шум воды. Гоша пытался смыть с лица следы встречи с деревом. Попытка была заведомо обречена на неудачу, но каждый подросток в мире обречён повторять попытки. Нет, увы: разбитая рожа за час в норму не придёт. И за день не придёт. За две недели моего изгнания, кстати, вполне себе придёт, но вот беда — у меня утром свидание с Катей. А перед тем — встреча с мамой. И попробуй маме после всего этого обоснуй необходимость выйти из дома около восьми утра…

Бабка закашлялась. Я прошёл в комнату исключительно из вежливости. Как-никак, я уже был введён в сей дом и представлен его обитателям, а значит, при очередном визите игнорить бабку было бы невежливо.

— Здрасьте, — сказал я, остановившись в проёме.

Бабка лежала к проёму головой, а к телевизору лицом, и ей пришлось вывернуть шею, чтобы на меня посмотреть. Я улыбнулся…