Кое-что об архимагах (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 65

Девушка подняла правую руку, чтобы рукав обнажил ладошку, и показала сложенный вчетверо листок бумаги, удерживаемый меж пальцев.

– Это было во внутреннем кармане главы каравана, – всхлипнула она. – Я совершила акт мародерства, это ужасно…

– Ну, ежели в этом листочке нет ничего ценного, то мародерством это не назвать, – напрягся Филипп. – Вы позволите оценить содержимое, уважаемая госпожа?

– Да, извольте, – Аркадия смущенно протянула ему листок.

– Кажется, это торговый заказ. – прокомментировал новоиспеченный монашек. – Заявка на то, что требуется привезти покупателю. Какое-то несуразное количество лопат, кирк и тележек. – Замедлился его голос.

– Сотни и сотни, – охотно подхватила девушка. – Будто кто-то всем селением собрался выкопать новую реку.

– Или вскопать гору, – сухо произнес Фил.

– Одна поправка, – смутилась Аркадия. – Это не новый заказ, а копия старого. Это – уже привезли.

Он был во время обмена, как и она сама – но груз не перегружали, просто сменили лошадей. Никто не заглядывал под ткань, никто не присутствовал во время приемки.

– Вы хотите сказать…

– Они уже копают. – Сухим и деловым голосом произнесла баронесса. – Ангел там или не ангел – ты ему не нужен. Ему никто никогда не был нужен. Он просто держит тебя рядом, чтобы не вернулся и не помешал.

Еще долго Филипп следовал рядом с ним, погруженный в молчание. Иногда перечитывал листок, изучая тщательно нажим карандаша и почерк, складки и запахи.

– Одним словом, я не вижу великого прегрешения в содеянном. – Формально произнес юный церковник, возвращая листок. – Обойдемся молитвами. Без костра.

– Ежели что, я передала вам собственноручно сочиненные стихи о любви. – позаботилась Аркадия о легенде для начальства церковников, которое непременно спросит о беседе.

– Они были отвратительны, поэтому я посчитал правильным их забыть. – Улыбнулся ей Филипп.

– Но наша встреча непременно повторится?

– А любовь будет искренней. – Согласно кивнул Фил, мрачнея.

Глава 27

Что там, за видимой красотой? Филипп знал по опыту, что за величественным фасадом каменных домов-исполинов обычно узкие коридоры и низкие потолки, сырость и плесень переходов, теснота общих комнат и холодный гул из дыры единственного на этаже сортира. Толщина стен заберет свое, коммуникации примитивны, а протопить углем и дровами такую махину невозможно.

Так было здесь, и капли росы на стенах поутру не вызывали удивления – неважно, насколько сильно горел очаг в комнате, сильный ветер промораживал единственный в городе комплекс высоких зданий.

Магия решила бы все неудобства – Фил помнил родную академию старого мира, где вода из рун над умывальником перестала казаться чудом на вторую неделю проживания, а теплые полы и широкие окна просто еще раз подчеркивали, что судьба неофита устроена, и завтрашний день обещает только хорошее.

Но в этом мире этого не умели. Или не хотели уметь, взамен ловко оценивая решение каждой бытовой проблемы серебряной и медной монетой. Холодно – заплати, и служка принесет грелку с кипятком, чтобы ночью подложить под одеяло. Тесно и душно в общей комнате – заплати, и будет хоть и крошечная, но своя личная комнатушка с оконцем, замком на дверях и зевом камина, дрова и угли для которого тоже продаются. Еда – платно, вода – платно, а хорошие еда и вода – и того дороже. Учебные пособия стоят денег – впрочем, у церковников, занимавших отдельное здание в общем комплексе, книга-то была всего одна, названная главной, а вот что делали остальные ученики… Брали в долг, вероятно – услуга была широко представлена в качестве официальной, пусть и не навязываемой прямо. Только в залог нагло требуют жизнь, пусть и не обременяют займ процентом и дают хорошую отсрочку. Как Филипп видел, многие соглашались – у тех же будущих магов пять золотых на поступление уже потрачены, отбивать их все равно придется, а в планах на эту самую жизнь, по молодости, еще сотни желтоватых кругляшей…

Деловой подход устроителей отчасти обескураживал, а отчасти вызывал равнодушие у Филиппа – не его надежды спотыкались о чужую жадность, не его представления и фантазии подвергались надлому о суровую реальность.

Тем не менее, комнату себе и достойную еду Филипп оплатил наличной монетой, вызвав зависть, одобрение и оценивающие взгляды – смотря кто из сотни юных церковников смотрел на него в тот момент. Храмов в Короне было много, служки требовались всегда, а наличие дара не проверялось, хватало грамотности вместе с рекомендательным письмом – но пусть и поступление было бесплатным, золото для нормальной жизни было просто необходимо. Впрочем, многих выручали подработки – что здесь, что вне стен.

Филипп криво ухмыльнулся, заметив, что слишком вживается в местные проблемы. Ему, в общем то, все на руку – тот же дед, привыкший бесплатным библиотекам привычных академий, будет изрядно разочарован ценой за доступ в книгохранилище. О каких поисках может быть речь, если картотеки показывают за отдельные деньги – а там всего-то название и автор, с полным пренебрежением к содержимому. Перебирать книгу за книгой, покладисто оплачивая по серебрушке за аренду каждой? Воистину, потребуются огромные средства и немалое время. А за это время может случиться всякое.

Фил в очередной раз удержался, чтобы не привалиться к грубоватой стене наклонного коридора, винтом спускавшегося в подвальные помещения третьего корпуса. Оперся бы, в самом деле – от стены веяло теплом: где-то за ней кипятили огромные чаны с водой, а по замурованным трубам горячий пар шел мимо лекторий. Но на стенку уже оперлась девчонка-сокурсница, щебечущая что-то наивно-романтичное, глядя на его профиль. Вета, кажется – так ее звали. Симпатичная, к слову – вон прядка светлых волос выбивается из черного капюшона. Формы лица – правильные, глаза – темно-зеленые, с искоркой ранней весны.

А что за твоей красотой? Филипп посмотрел влево и вбок скорее устало, чем цинично. Ум там был, за изящным лбом – тот житейский, который подсказывает закрепить за собой интересного неофита. Интуиция – в полной мере, вместе с наблюдательностью. Фил не сорил деньгами – отдельный закуток могли позволить себе многие, а черная безразмерная хламида на плечах, выданная в первый день, так и продолжала лежать у него на плечах неуклюжей и не подшитой. Зачарованная им же ткань грела и не пускала сквозняки – но кому это видно? Длинные рукава скрывали содержимое ладоней – так кто об этом мог задуматься? Многие вели себя куда как нескромно, открыто щеголяя богатыми одеждами и связями во внешнем мире. А подавляющее большинство первым же делом сшило на заказ форменную черную мантию – по мерке, из хорошей ткани, демонстрируя достаток. Словом, были цели поинтереснее.

Зато Филиппа выделяли лекторы – иногда все занятие и состояло из диалога между почтенным преподавателем и неофитом в скромных одеждах. Ведь вопросы веры – дискуссионны и требуют обсуждения перед истовым принятием, чтобы свободно пересказать это пастве. Вернее, надо было деятельно согласиться со сказанным – или же, как Филипп, поднять руку… Как оказалось, ораторское искусство тут совершенно не практиковалось, а способность процитировать главную книгу с любого места, трактуя в свою пользу – нагоняла на уважаемого оппонента изрядную робость. Ведь нельзя спорить с изначально верным…

Бедный и счастливый мир, не знакомый с опасностью двойных трактовок священных текстов и не ведавший кровавой резни из-за ереси, в которую сваливались целые провинции. Или же – успевший все это позабыть?

На всякий случай, Фил был скромен и не старался делать выводов из своих ответов, отдавая инициативу лектору – Фил просто произносил священный текст, пусть и каждый раз к месту.

С какого-то момента лекторы перестали задавать ему вопросы при людях, приглашая на чай обсудить вопросы теологии в узком кругу – куда, разумеется, Филипп являлся вовремя, не забыв с собой дорогие подарки и слова лести.