Шолох: Теневые блики (СИ) - Крейн Антонина - Страница 16

Тыдыж, тыдыж, тыдыж, — гремели падающие передо мной камни. Вот до сих пор не пойму, честное слово, крусты реально такие косые или все-таки боятся причинить кому-нибудь вред? Я, продолжая сиять, как медный грош, топала дальше.

За деревьями замаячили витиеватые башенки Лазарета. Удивительно все-таки, что такой оплот тишины и спокойствия прячется в таком жутком месте, как эта роща!

— Эта че приперлась, фууууу??? — новый круст внезапно выскочил передо мной на тропинку. Он был побольше обычных, а на голове у него разбухли нежно-салатовые почки будущих листиков. Интересно, подобная растительность как-то влияет на интеллект?

Я вежливо помахала крусту и стала его огибать по кругу.

— Че приперлась, говорююююю? — рявкнул на меня он.

Я игнорировала лешего. Отвечать им ни в коем случае нельзя, они сразу почувствуют себя сильнее и набросятся. Не убьют, конечно, но расцарапают. Зачем — не знаю. Никто, кажется, не знает.

Иногда мне закрадывается в голову мысль, что они просто не хотят оставлять лекарей без работы. Если вдруг в городе все спокойно, обязательно найдется парочка бедолаг, искусанных лешими!

— Она к хозяину идет, фууууу, — наябедничал первый круст.

— Хозяин не порадуется, фууууууу, — состроил печальную мину второй.

Хозяин? Интересно, это у них старший лекарь до подобного звания дослужился?

Наконец, моя полная унижений и подручных метательных снарядов прогулка окончилась: я стояла на крыльце Лазарета. Красивый дверной замок в виде морды волка приветливо осклабился мне: в отличие от крустов, он всегда рад посетителям.

Здание Лазарета было вызывающе белоснежным изнутри. Ума не приложу, с какой скоростью тут приходится вытирать пыль и следы от грязных посетительских ботинок! Уборщики явно проходят какие-то курсы спецподготовки. Некий злобный экзаменатор бесконечно бегает по коридору с ведром грязи, а они носятся за ним со швабрами. Потом пищит таймер, и арбитры замеряют лучший результат…

Здесь все белое. Белые стены, белый пол и потолок. Лекари в белоснежных тогах, деликатно шуршащих при ходьбе, белые папочки у административного персонала, белые гортензии, свешивающиеся с карнизов.

— Мне нужен Дахху из Дома Смеющихся, — обратилась я к секретарше.

— Второй этаж, 23 палата, — ответила она, сверившись с расписанием.

— Я не помешаю?

— Нет, это просто дежурство. Проходите.

«Бинго!» — мысленно воскликнула я, зайдя в нужную палату. На единственной занятой кровати лежал, подогнув колени, наш мальчик, подле него сидел Дахху. Друг читал вслух какой-то подростковый приключенский роман. Удачненько я попала — сразу на двоих.

— Привет-привет! Ну что, познакомимся полноценно? — предложила я подростку, пожав ему руку.

Он выглядел немного испуганным. Зеленовато-серые глаза, широко-поставленные, круглые, с припухшими веками, моргали редко, как у птицы. У Карла было лицо правильной овальной формы, слегка курносый нос, и брови, которые казались такими светлыми, будто их и не было вовсе.

Подумав, мальчик согласно кивнул:

— Я Карл.

— Тинави. Это из моего дома тебе пришлось совершить побег вчера утром… Надо сказать, ты справился с блеском!

— Я всегда хотел быть похожим на Монте-Кристо, — робко улыбнулся мне в ответ мальчик.

— На кого?

Физиономия Карла моментально вытянулась:

— На Монте-Кристо… Только вот я не помню, кто это. Просто, когда вы сказали про побег, на язык сама скакнула эта фамилия.

— Ничего страшного, Карл, это нормально при амнезии. То, что воспоминания возвращаются, пусть даже обрывочно — это хорошо, — утешил его Дахху. Даже поверх больничной тоги он умудрился намотать шарф. Волосы, ясен-красен, прикрывала шапка. Ох, наорет на него дежурная медсестра, если увидит!

Несмотря на его гармоничную реплику, я в который раз обратила внимание на то, насколько же мой друг чужероден Лазарету. Дахху вообще из этих романтических несчастливцев — очень талантлив, поэтому ему обычно открыты несколько путей сразу. Но из них он почти всегда умудряется выбрать неправильный…

Так, для Лазарета он слишком оторван от физического, слишком увлечен философией, слишком любит строить теории о вещах, не имеющих материального воплощения. Продолжить учебу в Лазарете стало для Дахху самым простым решением — потому что это кажется полезным и отодвигает настоящий выбор.

Но, по правде говоря, лучше бы он с его вечной жаждой понимания и идеализмом занялся какой-нибудь наукой. Здесь в Лазарете, в основном нужны толковые исполнители и чуткие психологи. Почти всегда надо учитывать человеческий фактор. И знать: мир не черно-белый. В какие-то дни, например, следует отринуть попытки объяснить больному, что нужно и что не нужно делать, и просто задавить его авторитетом, а то и пригрозить. В другие дни — дать пациенту лекарство, хотя от него будут ужасные побочные эффекты: плюсы все-таки важнее.

Дахху же — идеалист. Он может бесконечно копаться в хаосе бытия, пытаясь разложить все по полочкам, докапываясь до смысла жизни. Он ненавидит полутона и полумеры, мирится с ними с трудом. Не нужен ему Лазарет: все эти истории поломанных людей, где добро и зло переплетены так тесно, что любой шаг ты делаешь наобум…

Есть, правда, иной аспект, приведший друга в больницу. Когда лечишь людей, чувствуешь себя нужным. А Дахху — сирота, и чем лучше его знаешь, тем ярче это видно. Но про это разговор лучше не заводить.

Мы немного поболтали с Карлом и Дахху. Вернее, в основном болтали мы с другом — обменивались новостями, а мальчик слушал. Подозреваю, ему особо нечего было сказать. В больницах время тянется медленно, а прошлое подростка едва-едва проклевывалось сквозь туман беспамятства.

— Кстати! — вдруг подпрыгнула я. — У меня же лежит одна твоя вещь, Карл! — и, пошарив в многочисленных карманах бирюзового плаща-летяги, я вытащила тот странный цилиндр, что мальчик обронил у дома в ночь встречи с бокки.

— Мы так и не поняли, что это, но знай — Дахху чуть ли не жизнью рисковал, отбирая его у бокки! Расскажешь теперь тайну этой штучки?

Карл с недоумением взял у меня цилиндрик. Повертел в руках туда-сюда, нажал на странную кнопочку, постучал по стеклу. Нахмурился: его высокий белый лоб прорезали суровые морщины.

— Я не помню этой вещи, — смущенно сказал он, возвращая мне предмет. Взгляд его был полон неподдельной грусти. В ответ я оглушительно чихнула раз, еще раз, а потом снова и снова. Карл отшатнулся с перекошенным лицом.

— Ох, простите. Видимо, умудрилась простудиться…

— Дать тебе какую-нибудь таблетку? — заботливо предложил Дахху.

— Да нет, спасибо.

— А вы сильный маг, да? — невпопад брякнул Карл. Дахху изумленно поднял брови. У меня по-привычному грустно ухнуло сердце.

— Если бы… — я смерила мальчика задумчивым взглядом. — А что, у меня настолько мощный чих?

— Можно и так сказать, — улыбнулся он. — Не обращайте внимания, просто показалось.

До шести вечера мы сидели втроем. За это время я успела снабдить Карла невероятным количеством самой разной информации о Шолохе — полезной и не очень. Дахху не отставал, разбавляя мои по большей части бытовые байки умными комментариями. И, наоборот, сколько усилий мы не прилагали, нам не удалось вытянуть из мальчика никаких новых сведений о его жизни. Цилиндрик он отдал мне обратно, попросив сохранить его «до лучших времен».

— Кстати, ты прояснила вопрос с Иноземным Ведомством? — провожая меня на первый этаж, полюбопытствовал Дахху.

— Я… Я тебе потом расскажу.

Мне не хотелось портить столь замечательный вечер очередными сомнениями или, тем более, перепалкой.

Попрощавшись, я ушла домой. На этот раз крусты не стали досаждать мне.